— Вот же зараза какая! Нашего мальчика охмурили, веревки из него вьют, а она в молчанку решила поиграть! — Тося со стуком поставила чашку на блюдце и уставилась большими глазами на Александру. Та тоже поторопилась поставить чашку на журнальный столик. — А-а-а!!! Я поняла, с какой «Виолеттой» Ленчик к деду собрался! Он же, бедняжка, не подозревает, что та, кто с ним шуры-муры крутит, вовсе не настоящая Виолетта! Вот авантюристка-то! Звонить-звонить, быстро звонить!

Когда и с десятого раза Нелля не соединила страдающую мать с сыном, Александра отняла у нее телефонную трубку.

— Он занят. Он работает. А значит, на дачу не поехал. На этом и успокоимся.

— А давай его помощнику позвоним? Марк все о расписании Ленечки знает.

Трубка опять вернулась к хозяйке.

— Алло, Марк, здравствуйте! Ах, узнали! Нет-нет, все хорошо. Я хотела спросить, не собирается ли Леонид Сергеевич сегодня к деду? Дозвониться не могу.

Слушая ответ, она улыбнулась Саше, поспешившей допить чай, пока какие-нибудь новые сведения не доведут ее подругу до гипертонического криза.

— Спасибо! Не буду вас отвлекать, отдыхайте! Уф!

— Улыбаешься, значит, катастрофа откладывается?

— Да, Ленчик сегодня собрался допоздна работать, а с понедельника обоснуется на заводе. Какой-то сложный проект. Марка отпустил на все выходные, а Неллю отправил во внеочередной отпуск. Дриз совсем недавно созванивался с ним.

— Ну вот, а ты переживала! — повеселевшая Александра налила себе и Тосе новую порцию чая. — Сама-то когда отца навестишь?

— Ой, не хочу. Как подумаю, что там Светка Кудыркина обосновалась, сразу тошно становится. Сколько раз предупреждала, что она на деда виды имеет, Леня все одно твердит: «Она хорошая экономка».

— Я тоже не понимаю, чего ты на нее взъелась: дом присмотрен, отец тоже. Или сама хочешь безвылазно на даче жить?

— Нет-нет! Мне моя бухгалтерия милей. Тихо, спокойно, никто как морковку на плов не чистит. Леньке нравится, пусть и ездит, а я нажилась деревенской жизнью, хватит.

Опустошив чашку, Антонина кинула кислый взгляд на кухонный стол, где в ожидании хозяйки замерла посуда.

— Саш, я что-то к посудомоечной машине никак не приспособлюсь. И чего она, подлюка, одну тарелку три часа трет?

— Тося, ох, не смеши! Я чуть чай на платье не пролила! Ты еще стиралке претензию предъяви, почему сразу не гладит.

— Слушай, Ленчик фондюшницу через Марка прислал. Ты же знаешь, как давно я о ней мечтала. Давай попробуем? У меня и сыр трех сортов есть.

* * *

Милонга по субботам — это святое. Все, чему учили среди недели, можно смело испробовать на вечеринке танго. За прошедшие месяцы завсегдатаи клуба стали своими, и стеснение, которое поначалу делало тело деревянным, ушло.

Войдя в зал, Скворцов улыбнулся. В тот свой первый раз он не заметил ни столиков вдоль левой стены, ни барной стойки на противоположной стороне. И не удивительно, ведь все его внимание было направлено только на незнакомку, на ее поблескивающие в полумраке глаза, на близость гибкого тела, и… на остроносые туфли, которыми она безжалостно пихала его мокасины.

Это сейчас, зная правила поведения на милонге, Леонид понимал, что Рыжая и близко не была знакома с основами танго. Одни остроносые туфли сразу насторожили бы опытного тангеро, и лишь такой чайник как он, мог купиться на хитрые уловки.

Два часа пролетели незаметно, и только тогда, когда оркестр заиграл во второй раз «La Cumparsita», Скворцов выплыл из того мира, которым является танго. Нет, только что он не танцевал. То, что Леонид делал, нельзя назвать банальным словом «танец». В танго он проживал маленькую жизнь, где был и музыкантом, и художником, выводящим неповторимый рисунок, и самой даже музыкой, а более опытные спутницы, подчиняясь, раскрашивали созданное им полотно яркими, чувственными красками.

— Леонид, у вас с каждым разом получается все лучше и лучше, — обрадовала его директор клуба Карина, которая по вечерам учила таких же стажеров на пару с мужем. — Надеюсь, на следующей неделе у вас не будет причин пропускать занятия?

— Нет, на следующей не будет, — заверил начинающий тангеро и, наклонившись, поцеловал кончики ее пальцев.

Карине больше подошло бы имя Кармен — она была черноволосой, черноглазой, стройной и обладала гибкостью кошки, позволяющей выгодно отличаться от других танцовщиц. Если бы не ее день рождения, который отмечался в начале сентября, Скворцов ни за что не подумал бы, что эта красивая женщина на добрых семнадцать лет старше его. Несмотря на свой возраст, она будила в нем мужчину.

— Это все танго! — улыбалась «Кармен», не раз замечая, какими восхищенными глазами смотрят на нее представители противоположного пола.

Уже доехав до дома, Леонид резко выкрутил руль.

«Лучше отосплюсь на даче. И деда заодно проведаю», — решил он и, взглянув на приборную доску, направил машину к ближайшей бензозаправке.

Дача только называлась дачей. На самом деле от того строения, где когда-то жила мама, осталась лишь колонка с водой. Ее Скворцов сохранил как раритет, под которым с удовольствием плескались его друзья и гости. Нужно было несколько раз дернуть ручкой, чтобы из широкого раструба крана с плевками и шипением полилась самая настоящая, не испорченная химией артезианская вода.

Прикупив несколько соседних участков, Леонид за последние четыре года выстроил настоящую фазенду с «господским» домом, хозяйственными постройками и отдельными коттеджами для гостей и прислуги. Да, да, на даче жила прислуга — экономка Светлана Захаровна, на помощь которой из деревни приходили две взрослые дочери. Мадам Кудыркина вела хозяйство рачительно и с душой, за что ее сильно любил и уважал дед, и едва терпела мама, чувствуя в ней соперницу по кухне и вниманию патриарха семьи.

Если бы тетя Тося знала, что старшая дочь Кудыркиной, разведенка с малолетним сыночком на руках, побывала в спальне ее Ленчика, когда тот после баньки и сливовицы, распитой напополам с дедом, был особенно благодушен к шикарным формам, наверняка спалила бы всю фазенду, а отца забрала в город.

Никого из дачной компании такой исход не радовал, а потому тайна былых отношений Скворцова пряталась за семью печатями. Тем более, что с появлением Ольги, умеющей держать нос по ветру, деревенские разведенки в сторону ее жениха даже смотреть боялись.

Подъехав с «черного крыльца» — так назывались ворота, через которые, чтобы не тревожить хозяев и их гостей, подвозились продукты и плоды из садов-огородов, Скворцов загнал машину под навес рядом с конюшней, и пошел поздороваться с Ласточкой — старой лошадью, на которой еще мальчишкой рассекал по полям.

— О, молодой барин пожаловали! — воскликнула Светлана Захаровна, поднимаясь с невысокой скамеечки, перед которой стоял ящик с фруктами. — А мы тут яблочки перебираем, — улыбаясь, она протянула Леониду одно, предварительно вытерев его о фартук.

По-дружески расцеловав экономку, «барин» спросил:

— Дед уже спит?

— Как всегда, кемарит на веранде, — ответила женщина, возвращаясь к своему занятию.

Оглаживая Ласточку, хрумкающую яблоко, Ленька вдохнул полной грудью знакомый с детства запах. Если бы не осень, он с удовольствием переночевал бы на сеновале.

— Ты чего здесь стоишь? — за спиной послышались шаркающие шаги.

— Дед, привет! — Леонид обернулся и крепко обнял того, кто с детства прощал все шалости, приучая к свободе выбора.

— Пойдем в дом, сегодня что-то особенно холодно, — Яков Ильич поправил клетчатый плед, накрывающий его плечи.

Откуда-то издалека послышался женский смех.

— У нас гости?

— Да, твой помощник еще днем с девицей приехал. К реке пошли. Ты не против, я твою куртку ей дал. Городская. Не понимает, что в деревне гораздо холоднее, чем у вас среди высоток.

Леонид остановился на веранде, взял в руки голубую курточку. Поднес к лицу.

— Ты чего? — обернулся на него дед.

— Да так, ничего. Обознался.

Глава 16. Страсти по-деревенски

— А где Уругвай? — Леонид снял городские и, на дедовский взгляд, пижонистые туфли и переобулся в удобные ботинки.