— Спасибо!

Закрыв дверь, Глаша вернулась на балкон и, подставив лицо под солнечные лучи, зажмурилась.

— Вам, девушка, лучше бы не рисковать, — с соседнего балкона на нее смотрела та самая Мышка. — У вас лицо белое, вмиг обгорите.

— Я не обгораю, — засмеялась Глаша, — а густо покрываюсь веснушками.

— И зачем вам это надо? Вы же не крестьянка какая-нибудь?

— Нет, не крестьянка. Зовите меня Глашей.

— А меня зовите Еленой Прекрасной, — женщина растянула губы в улыбке. — Так у меня самооценка повышается. А того увальня, — она кивнула в сторону комнаты, где слышалось бухтение и все время падали какие-то вещи, — Базилем.

— Он иностранец? — на всякий случай поинтересовалась Глазунова.

— Ох, нет. Он наш, рязанский. Но разве у Елены Прекрасной в мужьях может быть Вася? Только Базиль… Базиль? Ну что там опять?

— Рулон туалетной бумаги упал в унитаз, — донеслось из глубины комнаты. — Мышка, что делать?

Елена Прекрасная тяжко вздохнула, возвела очи к небу и крикнула, заглушая рокот волн:

— Вытащи его, Базиль, и выжми! Потом выброси, — и томно закончила, поправив рыжий локон, выбившийся из-под заколки, удерживающей кудрявое великолепие: — Ничего без нас, женщин, не могут. Кстати, зовите меня просто Елена. О прекрасной я пошутила. Я и так знаю, что прекрасна.

Подмигнув Глафире, она ушла выручать Базиля, который опять ее звал.

Пока Глаша раскладывала вещи по местам и умывалась с дороги, на побережье опустилась ночь. Расчесав влажные волосы, Глафира устало опустилась на кровать. Есть ужасно хотелось, ведь последний раз ее кормили в самолете, да и до этого Софья сводила ее в KFC, где они торопливо съели что-то из курицы. В животе бурчало.

«Идти в ресторан или подождать до утра? А если спуститься сейчас, то нужно надевать что-нибудь вечернее или простая одежда сойдет?»

Размышления прервал звонок в дверь.

— Мы через десять минут идем ужинать, — с ходу объявила Елена. — Вы с нами? Если да, то встретимся в холле.

— Подождите, я только переоденусь, — обрадовалась предложению Глазунова. — И обращайтесь, пожалуйста, ко мне на «ты».

Отметив, что Мышка облачилась в легкое шифоновое платье, Глаша достала из шифоньера черный шелковый сарафан с кружевной отделкой и замшевые лодочки. Остроносые туфли на шпильке, которые она в последний раз надевала той памятной августовской ночью, Глафира оставила на более торжественный случай, который, как она знала, непременно произойдет. В рекламном буклете она вычитала, что пятизвездочный отель «Марриотт» устраивает ужины у моря, куда дамы и их кавалеры приходят в вечерних нарядах и вышагивают между горящими в специальных емкостях кострами, словно идут по красной дорожке. Фотографии, которые Глаша рассмотрела с особой тщательностью, выбирая, что из вещей следует захватить в поездку, были весьма информативны.

Море, ночь, живой огонь и музыка — она точно будет себя чувствовать Золушкой на балу. Жаль только, принц остался дома.

Глаша старалась не обнадеживать себя, но где-то в глубине души жила предвкушением, что Скворцов все-таки появится. Глафира даже представила, как он постучится в дверь или встретит ее внизу, когда она, вся такая красивая, будет спускаться по широкой мраморной лестнице.

Вздохнув, Глафира скрутила еще влажные волосы в высокую фигу, подкрасила губы блеском и, взяв сумочку с деньгами, поспешила вниз.

Ресторан убил ценами.

— Глаша, — Елена похлопала по руке, в которой подрагивала книга меню, — да, дорого. Но один раз в жизни, наверное, можно позволить себе шикарный ресторан? Разве мы, красавицы, этого не достойны?

Глазунова неуверенно кивнула. Отдать почти пятьдесят долларов за большую тарелку, в центре которой будет еда, что спокойно уместилась бы и в маленьком блюдце?

Неизбалованная роскошью сущность бунтовала, но делать было нечего. Встать и уйти было бы более неловко.

Глафира прекрасно знала, что без денег она не останется — на «черный день» была карточка Скворцова с пятью тысячами долларов, но еще дома Глаша поклялась, что дотронется до них только в крайнем случае.

«Да, дура, — говорила она себе, — но жить за чужой счет, мы, Глазуновы, не привыкли».

Заказав вдогонку десерт, и определив, что в сладком китайцы далеко не профи, Глафира подвела итог своему разгулу: минус семьдесят долларов из тех шестисот, что она взяла с собой.

«Вкусно, но мамина курочка в апельсиновом соке вкуснее, — размышляла она, запивая еду шампанским, которое купил по требованию жены Базиль. В черном длиннополом пиджаке он перестал походить на Михайло Потапыча. Теперь ему больше подошло бы имя Фестер. Сейчас Базиль сильно смахивал на того самого Фестера из семейки Адамс, распевающего вместе с братом знаменитую песню „Мамушка“».

Заиграла музыка, Базиль-Фестер поднялся и протянул руку своей жене. Пара, нисколько не смущаясь, прошла в центр зала и застыла в танцевальных объятиях, приноравливаясь к ритму тягучей мелодии.

Первые же па повергли Глафиру в шок. Куда делась неуклюжесть Базиля? Глаша смотрела на танцующих супругов, открыв рот: столько грации было в их движениях, казалось бы, таких простых и легких, но в тоже время изящных.

Когда танец закончился, и пара пошла к столу, посетители ресторана встретили их аплодисментами.

— Что это было? — не удержалась Глафира от вопроса. — Так здорово!

— Это танго-салон, — Мышка схватила бокал с шампанским и жадно осушила его. — Ты любишь танцевать?

Глаша не успела ответить. Музыка заиграла вновь.

— Разрешите? — Базиль протянул ей руку.

— Ой, я не умею танцевать танго! — испугалась Глафира и вжалась в спинку стула. — Я пробовала всего один раз и то…

Базиль улыбнулся, но ладонь не убрал.

— Видела фильм «Запах женщины»? Помнишь, как слепой герой, которого играл Аль Пачино, пригласил девушку на танго?

Глафира кивнула.

— У нас получится не хуже.

* * *

«Юстас Алексу.

Объект встретили. Чтобы привлечь внимание разыграли целый спектакль. Знакомство с танго началось».

«Алекс Юстасу.

Спасибо за фотографии и смекалку. Получил подробный и эмоциональный отчет от Елены Прекрасной».

«Елене Прекрасной от Финиста-Ясна сокола.

Не давите на Глашу. Проблему с деньгам попробую решить через ее родителей».

 * * *

— Глашка, привет!

— Ой, мама! Я и не знала, что вы можете дозвониться до меня.

— Папа говорит, что это какой-то роуминг. Как отдыхается?

— Мама, здесь так здорово! Море, солнце, цветы!

— Что делаешь?

— Лежу. Ходила на завтрак и объелась. Шведский стол, глаза разбегаются, хочется всего попробовать. Мам, а ты знала, что настоящее кокосовое молоко совершенно безвкусное, как вода.

— Да ну, не люблю я всякую эту экзотику. Ой, слушай! Мне сказали, что на этом твоем Хайнане бусы из настоящего жемчуга связками продают. Может, купишь мне коротенькую нить. Так чтобы под шею. Говорят, для щитовидки полезно.

— Мам, я еще никуда не ходила. Только с утра вокруг отеля прогулялась, а вчера вечером в ресторане была, — Глаша, понизив голос, добавила: — Здесь так все дорого…

— Ой, папа трубку вырывает.

— Алло, Гладя, алло!

— Папа, привет! Ты чего так кричишь? У тебя же в руках телефон, а не рупор.

— Привет, дочка. Купи маме бусики. Она мне уже всю плешь проела, что мы тебе в дорогу денег не дали. Я сегодня с утра в банк сбегаю, тысячу долларов отправлю.

— Пап, не надо. У меня еще пятьсот тридцать осталось.

— Надо, дочка, надо. Маме бусики купи и себе чего-нибудь. Не так часто наша Гладя выбирается за границу…

— Пап, ты чего? Плачешь?

— Нет, соринка в глаз попала…

— Пап, я твою соринку не вижу, а вот голос…

— Гладь, это я. Папа побежал вымывать соринку из глаз. В общем, как банки начнут работать, сразу же отправим тебе деньги.

— А сколько сейчас у вас часов?