«Дум-дум-дум» — вновь подал голос контрабас.

Глашин партнер сделал шаг в сторону, и перед ней вырос новый тангеро. Впрочем, такая смена произошла и у других пар.

«Эй! И здесь не по правилам! Где танда из трех музыкальных произведений, которые я должна станцевать с одним и тем же партнером?»

Но кто бы ее слушал? На танцполе шла какая-то своя игра.

И опять салидо и мягкое движение спиной вперед. На этот раз Глаше достался верзила. Глазунова перевела взгляд на его подбородок и увидела знакомую улыбку.

— Базиль! — Глафира едва сдержала себя, чтобы не прыгнуть учителю на шею.

— Тс-с-с, Глашка! Не порть спектаклю, — прошептал он, склонившись к уху и щекоча черными усами, которыми, скорее всего, обзавелся для конспирации. Но разве старательная ученица не признает своего наставника, надень тот хоть ведро на голову?

— А у вас ус отклеился, — так же доверительно сообщила ему Глафира, и Базиль схватился за лицо, как тот самый герой Папанова из «Бриллиантовой руки».

— Шутница.

— Так, быстро! Пароли и явки! Который из них Скворцов?

Базиль, прежде чем ответить, обернулся, и Глаша успела заметить, как дернулся его накладной ус. Стоило подняться на цыпочки и выглянуть из-за плеча учителя, чтобы поймать, как один из тангеро приставил палец к своему виску и нажал на мнимый курок.

Глафира счастливо рассмеялась. Она даже отсюда видела, что это был Скворцов, и никакие очки его не спасли бы. А она-то, дурочка, переживала!

Являясь преданной воздыхательницей в течение долгого времени, Глафира до мелочей знала каждый жест босса: как он приглаживал на ветру волосы, как в задумчивости потирал указательным пальцем переносицу, как устало закидывал руки за шею.

Все остальное прошло легко и весело. Никакого мандража и беспокойства. Глаша даже не пыталась понять, кто после Базиля вел ее в танце. Впереди ее ждал раут со Скворцовым.

— Я предпочитает более тесные объятия, — сообщила она пятому по счету партнеру.

Каменное лицо Скворцова не дрогнуло, отреагировала только рука.

— Маэстро, не так сильно! — взмолилась задыхающаяся Глаша.

Блеснули стекла темных очков. И все.

Салидо и пара Скворцов — Глазунова вошла в круг танцующих. Леонид вел уверено, в его руках Глафира чувствовала себя невесомой. И вообще — она ЧУВСТВОВАЛА. Затаенное желание любимого мужчины, едва заметную дрожь на кончиках его пальцев, сдерживаемое дыхание. Она знала, вдохни он глубже, и не удержится, танец будет закончен совсем не тем движением, каким полагалось. Что и говорить, Глаша чувствовала каждой частицей души, потому что для нее не было важно какая из химий творила сейчас свои процессы — химия танго, химия тел или даже алхимия — это Глашина родная стихия. Здесь она спец. Она — богиня химии.

Подчиняться было приятно, находиться в кольце рук и двигаться под музыку — божественно приятно, но… хотелось большего. Намного большего.

Скрипка смеялась и подталкивала к безрассудству, хотя серьезный контрабас одергивал, продолжая бесконечный бубнеж на раз-два: «Дум-дум, дум-дум».

«Не слушай!» — позвало пианино. — «Он только с виду такой серьезный!»

«Он ждет, дай ему знак!» — поддержал бандонеон и пустился спорить с контрабасом, на каждое его «дум-дум» отвечая сложной руладой.

Глашина рука, лежащая на плече партнера, скользнула вверх и плавно добралась до шеи, провела кончиками пальцев по скуле до подбородка.

Скворцов остановился.

— Боже, вы так и будете стоять? Или сделает пару медленных?

Он выдохнул и внимательно посмотрел на Глашу сквозь черноту очков.

— Ну же! Вы забыли? Шаги медленные и быстрые!

И привстав на цыпочки, прошептала в его губы:

— Шот-шот-лонг!

Уголки губ Скворцова дрогнули, поползли вверх, захват рук стал таким плотным, что Глаша и вздохнуть не смогла, даже если бы захотела, так сильно она была прижата к телу босса, поэтому следующие слова получились совсем уж шипящими.

— Ш-ш-ш-от — ш-ш-ш-от!

Поцелуй длился долго-долго.

«Лонг-лонг-лонг!» — пела скрипка.

«Шот-шот!» — отсчитывал упертый контрабас.

И только бандонеон вздохнул устало и замер в ожидании.

«Ну же!» — подтолкнуло пианино, когда поцелуй прервался, и Леонид сдернул с себя мешающиеся очки и зашвырнул их куда-то в потолок.

Новый поцелуй был встречен овациями.

«Ну же!» — напомнило нетерпеливое пианино.

И как когда-то августовской ночью, Глаша взяла своего партнера за руку и повела.

— Куда ты? — спросил улыбающийся Скворцов, но Глашу уже нельзя было остановить. Она спешила. Так сильно спешила, что едва позволила накинуть на себя шубку.

Ворвалась в ночь и закричала: — Такси!

Черная машина распахнула дверь, и Глаша не медля нырнула в ее теплое нутро, увлекая за собой Скворцова.

— Строителей — семь, дом номер двенадцать, — выпалила она обернувшемуся в удивлении водителю. Она не видела, как Леонид кивнул, и не заметила, как осторожно отчалил автомобиль от крыльца клуба, и ее совсем не удивило, откуда бы взяться такси на пешеходной улице Петипа.

Вырулив на Набережную, водитель еще раз обернулся.

— На Строителей — семь?

Скворцов, не разрывая поцелуя, махнул рукой. Медленно и бесшумно стекло отгородило целующуюся пару от водителя, разворачивающего машину совсем в другую сторону от запланированной ранее.

Глазунова хотела на Строителей — семь, значит — им туда дорога.

Когда-то в старой-старой сказке Золушка потеряла башмачок. Говорят, что неправильный перевод превратил его из мехового в хрустальный. В чем-то Глафира была похожа на ту самую Золушку. В той части, где она потеряла меховую вещь. Глазунова потеряла шубу из мексиканского тушкана. Забежала в подъезд, имея на себе лишь платье, трусы и чулки. Босоножки по-прежнему крепко обхватывали щиколотку.

И было еще одно совпадение с вечной сказкой — по следам Золушки следовал Принц. А куда бы он делся? Рука Глазуновой не дала бы и шанса сбиться со следа — она крепко держала Скворцова. Зачем создавать трудности любимому?

Лифт тоже стал свидетелем, как одетые не по погоде пассажиры грелись в объятиях друг друга.

До родной двери Глазунова добралась еще без одной части своего гардероба. Непорочная Золушка умерла бы со стыда: трусы от «Виктория Сикрет» торчали из нагрудного кармана Скворцова.

Дрожащая рука не справилась с ключами. Но они и не потребовались.

Дверь открыли родители Глафиры.

— Ой, Гладя! — мама быстро поправила волосы. — С кем это ты?

— Потом, мама, потом! — Глаша ни на минуту не хотела задерживаться.

— Это от него ты хочешь ребеночка? — бывшие полицейские такие конкретные. Особенно когда видят женский предмет в кармане мужского пиджака.

Вопрос в лоб не смутил дочь.

— Да, папа, от него!

— А как же свадьба? — ахнула мама и сжала на груди халат.

— Сначала Глашино желание, — Скворцов лишь на мгновение выпустил руку Глафиры. — Сказала, хочет ребеночка, значит, будет ребеночек.

Родители пришли в себя только на лестничной клетке. Они стояли перед закрытой дверью в домашних вещах и тапочках.

— Ключи от машины хоть отдайте! — прокричал в замочную скважину Степан Глазунов. Дверь приоткрылась, и в руку отца семейства легли ключи.

— Пойдем, мать, домой. К внукам пора готовиться.

— Сначала свадьба!

— И это будет. Сейчас я тебе такое расскажу!