Даниэла Стил - Старые письма

Да, конечно, для меня она была и останется Грэнни Энн, подвижной старушкой и самой любимой бабушкой на свете. А где-то в прошлом, в неведомых чужих землях ее окружали другие люди, и ее жизнь была полна смеха, и танцев, и любви. Напоминание о том, что она была когда-то юной, оставалось лишь невнятным шепотом, таившимся в самой глубине моего подсознания. Я поняла это наконец, но, увы, слишком поздно, сидя ночью в темной кухне и разглядывая фотографии юной красавицы балерины. По щеке покатилась скорбная слеза, и я с грустной улыбкой прижала к лицу оставшиеся от нее маленькие розовые туфельки. Ветхий теплый атлас ласково прикоснулся к моей щеке, и я снова с надеждой подумала, что сумею узнать всю ее историю, когда прочту старые письма, аккуратно связанные голубой лентой. Всем своим существом я ощущала, как много тайн хранят эти хрупкие страницы.

Анна Петровская родилась в Москве в тысяча восемьсот девяносто пятом году. Ее отец был офицером Литовского полка, и у нее было четверо братьев. Все они были красивыми высокими юношами, носили военные мундиры и дарили ей сладости, когда приезжали домой в отпуск. Самый младший из них был старше Анны на целых двенадцать лет. Они наперебой развлекали ее, когда бывали дома, – пели и играли, так что от их возни весь дом ходил ходуном. Ей ужасно нравилось проводить время, пересаживаясь с одних широких сильных плеч на другие, пока братья старательно изображали из себя резвых лошадок. Анна нисколько не сомневалась, как, впрочем, и все окружающие, что братья ее обожают.

Мать запомнилась Анне как нежная, изящная красавица с изысканными манерами. От нее всегда пахло духами с ароматом сирени, и она обязательно рассказывала дочке на ночь какую-нибудь занимательную историю из своего детства, а потом пела колыбельную. Это была общительная, веселая женщина, и Анна очень ее любила. Мать умерла от тифа, когда девочке исполнилось всего пять лет. И с тех пор жизнь ее пошла совсем по-другому.

Ее отец растерялся, он не знал, как поступить. Ему никогда в жизни не приходилось возиться с детьми, и уж тем более с маленькими девочками. И он, и сыновья служили в армии, и пришлось нанимать гувернантку, которая заботилась бы об Анне. За два года через их дом прошла целая череда гувернанток, и в конце концов стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Для Анны нужно было срочно придумать что-то другое. И отцу показалось, что он нашел превосходное решение. Он сам отправился в Санкт-Петербург, чтобы обо всем договориться заранее. Беседа с мадам Марковой произвела на него огромное впечатление. Она, несомненно, была выдающейся женщиной, и возглавляемая ею балетная школа и пансион могли стать для Анны не только новым домом, но и гарантировать ей вполне достойное и обеспеченное будущее. Они проверят способности Анны, и если окажется, что у девочки есть талант, ей позволят жить в заведении мадам Марковой до тех пор, пока она сможет танцевать. Отец обрекал Анну на весьма суровую жизнь, полную тяжелого труда и лишений, но его жена так любила балет, что в глубине души он чувствовал: в свое время дочь будет благодарна ему за такой выбор. Решение далось ему нелегко, да и за содержание в школе придется выложить немалые деньги, но он верил, что все эти жертвы не напрасны, особенно если Анна станет хорошей танцовщицей. А это случится непременно, ведь его дочь была на редкость грациозным и подвижным ребенком.

Анне исполнилось семь лет, когда отец и двое братьев повезли ее в апреле в Санкт-Петербург. Зима затянулась, снег еще не сошел, и она дрожала всем телом, стоя на улице перед своим новым домом. Девочка была испугана до полусмерти и ужасно не хотела, чтобы взрослые оставляли ее здесь одну. Однако переубедить их, заставить остановиться и передумать было не в ее власти. Еще дома, в Москве, она плакала и умоляла отца не посылать ее в эту страшную школу, где единственной ценностью считался балет. А отец возражал, что она должна радоваться такому подарку судьбы, что это редкая возможность изменить всю свою жизнь, и обещал, что в один прекрасный день она станет великой танцовщицей и будет счастлива, что попала в эту школу.

Но вот роковой день наступил, и девочка мигом позабыла все обещания. Ей не было дела до какой-то там будущей жизни – ведь сейчас предстояло распрощаться с родными, близкими людьми! Она застыла, прижимая к груди свой маленький саквояж, когда пожилая женщина распахнула входную дверь. Она повела их по темному гулкому коридору, и Анна услышала чьи-то отдаленные выкрики, музыку, голоса – и какой-то непонятный, а оттого еще более страшный и громкий стук по полу. Все эти грозные, непривычные звуки преследовали их жутким эхом в пустых холодных коридорах, пока они добирались до кабинета, где их уже ждала сама мадам Маркова. Это была энергичная женщина с темными волосами, собранными в строгий тугой узел на затылке, мертвенно-бледным невыразительным лицом и пронзительными ярко-синими глазами – казалось, они видят Анну насквозь. От одного вида этой женщины на глаза у девочки навернулись слезы, однако она не посмела даже заплакать. Никогда в жизни ей не было так страшно.

– Доброе утро, Анна, – чопорно промолвила мадам Маркова. – Мы ждали тебя. – Перепуганной девочке подумалось, что именно так должен был разговаривать с ней сам дьявол у врат преисподней! – Если ты хочешь остаться у нас, тебе предстоит очень и очень много и тяжело трудиться, – предупредила мадам Маркова, и Анна лишь молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. – Ты понимаешь, о чем идет речь? – Она говорила ясными, четкими фразами, и девочка заставила себя поднять полный ужаса взгляд. – Дай-ка я на тебя посмотрю, – велела тем временем мадам Маркова.

Она вышла из-за рабочего стола. На ней была длинная черная юбка, надетая поверх облегающего трико, и короткий черный жакет. Наряд мадам Марковой выглядел еще более черным, чем волосы. Она долго разглядывала у Анны ноги и даже не постеснялась для этого приподнять на ней юбки, но явно осталась довольна тем, что увидела. Перевела взгляд на отца девочки и кивнула:

– Мы дадим вам знать, когда убедимся окончательно, полковник. Я ведь предупреждала вас: балетом могут заниматься далеко не все.

– Она хорошая девочка, – убежденно сказал отец, и оба ее брата улыбнулись, не скрывая гордости.

– Теперь вы можете идти, – сказала мадам Маркова, отлично понимая, что ребенок находится на грани истерики.

Все трое мужчин расцеловали Анну, стараясь не замечать, что ее щеки давно стали влажными от слез. Еще минута – и они ушли, оставив наедине с женщиной, которой отныне предстояло распоряжаться ее судьбою. После их ухода в кабинете надолго воцарилась напряженная тишина: ни наставница, ни девочка не промолвили ни слова, и единственное, что можно было услышать, – подавленные всхлипывания самой Анны.

– Дитя мое, вряд ли ты сейчас захочешь мне верить, но здесь ты непременно станешь счастливой. В один прекрасный день ты поймешь, что не мечтаешь ни о какой иной жизни. – Анна подняла на мадам Маркову мрачный затравленный взгляд, и хозяйка кабинета встала, вышла из-за стола и протянула подопечной изящную ухоженную руку: – Лучше пойдем знакомиться с другими воспитанниками.

Ей не в первый раз приходилось иметь дело с такой вот малышкой. Она вообще предпочитала брать в обучение совсем маленьких детей. Чем раньше они начинали развивать в себе искру Божьего дара, тем вернее можно было превратить его в настоящий талант, когда танец становился источником и смыслом жизни, когда балерина жила только в одном мире – мире сцены – и не мечтала о чем-то ином. А в этом ребенке мадам Маркова сумела уловить нечто необычайное, некую тайную мудрость, сиявшую в глубине широко распахнутых глаз. Девочка была не просто обаятельной – она явно обладала какой-то врожденной магией, и опытная наставница не смогла сдержать довольной улыбки, когда взяла Анну за руку и снова вывела в холодный бесконечный коридор своего училища.

Они вместе прошлись по всем классам и везде задерживались, чтобы познакомиться с занимавшимися там учениками. Мадам Маркова начала со старших воспитанников, уже выступавших на сцене, – она хотела показать Анне, к чему ей следует стремиться, с каким пылом юные таланты отдаются волшебству танца, блистая при этом изысканным стилем и грацией. Затем Анну познакомили с младшими учениками – несмотря на молодость, их мастерство также не могло оставить ее равнодушной. И наконец Анна оказалась в том классе, где ей самой предстояло постигать азы хореографии и сценического искусства. Анна смотрела на своих будущих товарок с ужасом: ей казалось, что никогда в жизни она не сумеет танцевать столь же легко и свободно, как они. Бедняжка так и подскочила на месте, когда мадам Маркова вдруг громко застучала по полу нарочно захваченной с собою тростью.