— Ты похожа на балерину! — умилялась Уитни, радостно хлопая в ладоши.

Хедли смущенно улыбнулась. Многовато фей‑крестных на одну Золушку, но нельзя не признать — получилось удачно.

Виолетта посмотрела на часы: двенадцать ноль‑восемь.

— Пойдем! Не хватало еще, чтобы у Шарлотты разрыв сердца случился на собственной свадьбе.

Остальные, не забыв взглянуть напоследок в зеркало, со смехом выбежали из комнаты. Звонкое цоканье каблуков разнеслось по всему коридору.

А Хедли словно примерзла к месту. Она только сейчас сообразила, что так и не успела повидаться с отцом до начала церемонии. Почему‑то это напрочь выбило ее из колеи. События разворачивались чересчур быстро. Хедли, нервно разглаживая юбку и кусая губы, безуспешно старалась привести в порядок скачущие мысли.

«Он женится», — изумленно думала Хедли.

Ей было давно известно, что сегодня папа начнет новую жизнь с другой женщиной, не с мамой, но до сих пор это оставалось всего лишь словами. Туманное будущее, которое может еще и не сбыться, вроде чудищ из детских сказок: шкура, когти, клыки — все ненастоящее.

И только сейчас, застыв посреди церковного подвала с трясущимися руками и отчаянно колотящимся сердцем, Хедли начинала понимать все значение сегодняшнего дня — сколько она обретет, и сколько потеряет, и как много уже изменилось. От этого было невыносимо больно.

Кто‑то из подружек невесты окликнул Хедли из коридора. Шаги понемногу затихали вдали. Хедли глубоко вдохнула и напомнила себе, что Оливер в самолете назвал ее храброй. И хоть она по‑прежнему не ощущала в себе особой храбрости, воспоминание заставило ее выпрямиться и расправить плечи. Старательно удерживая в памяти слова Оливера, Хедли бросилась догонять подружек.

Ее познакомили с братом Шарлотты, Монти, — он должен был вести Хедли к назначенному ей месту у алтаря. Монти оказался тощим как жердь и бледным как привидение. Насколько Хедли могла понять, он был на несколько лет старше Шарлотты, то есть ему уже за сорок. Монти подал Хедли холодную, сухую руку, а затем подставил локоть. Они встали позади остальных подружек, и кто‑то сунул Хедли сиренево‑розовый букет. Не успела она немного опомниться, как высокие двери распахнулись настежь, и взоры собравшихся гостей устремились прямо на них.

Подходила их очередь, и Монти подтолкнул Хедли вперед. Она шла маленькими шажками, не совсем уверенно чувствуя себя на каблуках. Такой пышной свадьбы она никак не ожидала. Все это время Хедли представляла себе деревенскую церквушку и горстку близких друзей. А тут сотни незнакомых лиц, и все смотрят на нее.

Покрепче сжав букет, Хедли подняла подбородок. Со стороны жениха несколько человек ей немного знакомы: старый приятель отца по колледжу, дальний родственник из Австралии и пожилой дядюшка, который много лет присылал ей подарки на день рождения, причем безбожно путал даты. Честно говоря, Хедли думала, что он давно умер.

Шествуя по проходу, Хедли едва дышала. Музыка гремела в ушах, от приглушенного света Хедли постоянно моргала. Ее бросало в жар — то ли оттого, что в церкви не было кондиционера, то ли от знакомого ощущения подступающей паники. Слишком много людей в замкнутом пространстве.

Еще несколько шагов… Увидев отца, Хедли вздрогнула. Как‑то дико, что он стоит здесь, в этой лондонской церкви, где пахнет дождем и духами, и к нему торжественно движется вереница женщин в сиреневых платьях. Этот образ не для него: чисто выбритый, с сияющими глазами, с лиловым цветком в петлице. Столько мест на земле, где он мог бы сейчас быть! Дома, например. Сидел бы на кухне в своей заношенной пижаме со слишком длинными штанинами, снизу протертыми пятками. Или перебирал бы квитанции в своем старом кабинете, прихлебывая чай из любимой кружки с надписью «Поговорим о поэзии» и раздумывая, не пора ли подстригать газон. Да мало ли чем еще он мог бы заняться, только не свадьбой!

Хедли покосилась на скамейки. Сбоку на каждой был прикреплен букетик цветов, перевязанный шелковой ленточкой. В лучах свечей все казалось чуточку волшебным. Этот изысканный антураж до того не вязался с папиной прежней жизнью, что Хедли просто не знала, смущаться ей или обижаться.

Хедли вдруг пришло в голову, что Шарлотта, наверное, находится где‑то сзади — ждет своей очереди. Невероятно трудно удержаться и не взглянуть туда. Хедли подняла голову и встретила папин взгляд. Она машинально отвела глаза, заставляя себя идти дальше, хотя все ее существо рвалось к бегству.

У алтаря они с Монти разошлись в разные стороны. Папа взял Хедли за руку и чуть заметно пожал ее. Он такой высокий и красивый в смокинге, совсем как на маминых свадебных фотографиях. Хедли, подавив комок в горле, заставила себя улыбнуться, после чего сбежала к другим подружкам, выстроившимся сбоку от алтаря. Ее взгляд сам собой обратился ко входу в зал. Музыка зазвучала громче, гости встали, и в дверях, под руку со своим отцом, появилась невеста.

Хедли заранее приготовилась к тому, что Шарлотта ей не понравится, и теперь на мгновение растерялась — до того хороша была ее будущая мачеха в платье с пышной юбкой, покрытая тонкой вуалью. Высокая и стройная, совсем не похожа на маму. Мама маленькая и крепенькая, и папа раньше в шутку подхватывал ее на руки, грозясь выкинуть в мусорный бак.

А Шарлотта была настолько грациозна и очаровательна, что Хедли растерялась, какую гадость сказать потом о ней маме. Она шла через зал бесконечно долго, и никто не мог отвести от нее глаз. А Шарлотта не отрывала взгляда от жениха, и только у алтаря оглянулась, ослепительно улыбнувшись Хедли, и та, забыв данные себе клятвы с первой же минуты возненавидеть Шарлотту, машинально ответила улыбкой.

А дальше… Ну что дальше? Точно так же, как было сто тысяч раз на других свадьбах и сто тысяч раз еще будет. Священник подходит к алтарю, и отец невесты, сказав два простых слова, отдает свою дочь жениху, звучат молитвы, произносятся все обеты, и двое обмениваются кольцами. Слезы и улыбки, музыка и аплодисменты, даже смех, когда жених, сбившись от волнения, говорит «да» вместо «согласен».

И хотя все женихи в день свадьбы выглядят счастливыми, сегодня глаза ее отца от счастья сияли так нестерпимо, что Хедли стало трудно дышать. Девушку словно разорвали надвое и выжали сердце, будто мокрую тряпку.

Снова ужасно захотелось домой…

9

7:52

по Североамериканскому восточному времени

12:52

по Гринвичу


КОГДА‑ТО, МИЛЛИОН ЛЕТ НАЗАД, когда Хедли была маленькой, а их семья еще не распалась, в самый обычный летний вечер они втроем сидели в своем саду. Давно уже стемнело, кругом стрекотали сверчки. Мама с папой устроились на ступеньках крыльца и, прислонившись друг к другу, со смехом смотрели, как Хедли гоняется за светлячками.

Стоило ей подобраться ближе, как ярко‑желтый огонек опять исчезал, и когда светлячок наконец попался, это было настоящее чудо — живая драгоценность в руке. Бережно держа его в ладонях, Хедли подошла к крыльцу:

— Дайте светлячковый домик!

Мама подала ей банку из‑под желе. Они заранее проделали в крышке дырочки, и теперь крошечные отверстия светились, словно звезды, а светлячок в банке мигал, как ненормальный, отчаянно хлопая крылышками. Хедли прижалась лицом к матовому стеклу, чтобы получше разглядеть его.

— Хороший экземпляр, — сказал папа самым серьезным тоном, а мама одобрительно кивнула.

— А почему их называют светлячками? — спросила Хедли. — Они же совсем не светлые. Лучше бы назвали фонариками.

Папа широко улыбнулся:

— А почему божьи коровки так называются? Они же совсем не коровы!

Мама скорчила выразительную гримасу, а Хедли захихикала. Потом они долго смотрели, как светящийся жучок мечется в банке.

Позже, когда они уже собирались идти спать, мама сказала:

— Помните, как мы прошлым летом ездили на рыбалку?

Она ухватила Хедли за рубашку на спине и подтянула к себе поближе.

— Мы тогда всю пойманную рыбу выпустили.

— Чтобы рыбки могли уплыть домой!

— Точно. — Мама уткнулась подбородком в плечо Хедли. — Я думаю, светлячок тоже будет рад, если ты его отпустишь.

Хедли промолчала, но банку прижала к груди покрепче.

— Знаешь поговорку? — отозвался папа. — Если любишь кого‑нибудь, отпусти на свободу.