– И я все знаю о вас, – плакала она. О боже!

– …от Софи. Софи?

– И я видела фотографию, на которой вы оба играете в поло…

– Фотографию? – спросила я тихо.

– В журнале «Я сама». Я случайно увидела ее. Вы и Джос. Поймите, я просто в отчаянии, – захлебнулась она. – Но он не хочет даже поговорить со мной. Он даже заблокировал телефон от моих звонков. Но я посмотрела на вас, вы такая хорошая, – продолжала она. – И Софи говорила мне, что вы хорошая, и я решила, что вы все поймете.

– Пойму что? – спросила я. К этому времени мне уже было совсем не по себе, мне просто было плохо. – Что я должна понять? – повторила я.

Повисло молчание. Потом я услышала ее голос:

– Он не рассказывал вам, да?

– Не рассказывал о чем?

– Обо мне.

Ну конечно, подумала я. Бывшая пассия. Одна из тех «настойчивых» женщин, о которых говорила мать Джоса.

– Простите, – сказала я, – но нет, Джос не рассказывал о вас. И, честно говоря, мне непонятно, чего вы хотите и чем я могу помочь.

– И он ничего не рассказывал… о ней? – продолжала она.

– О ней? – повторила я. Господи, еще одна женщина?

– Послушайте, – сказала я, немного раздражаясь, – я вас совсем не понимаю.

– Но неужели он не рассказал вам о Джози? – всхлипнула она.

– О ком?

– О Джози.

– Кто это?

Последовало молчание.

– Это наша дочь, – услышала я.

Пол пошатнулся, и я медленно опустилась на нижнюю ступеньку лестницы.

– Я уже много месяцев не сплю по ночам, – плакала она. – Но Джос даже знать ничего не желает.

У меня кружилась голова, я протянула левую руку и оперлась о стену. Теперь я слышала, что девушка дышит часто и прерывисто, она заговорила с нарастающим возбуждением.

– Пожалуйста, пожалуйста, уговорите его позвонить мне, – всхлипывала она. – Пожалуйста, скажите ему, что нам нужна его помощь! Я просто не могу больше, я… так устала. Я не работаю с января. Невозможно работать, пока она такая маленькая. Я не могу получать алименты, пока не назову имени отца. Я не хочу делать это у него за спиной, но ведь он отказывается даже поговорить со мной. И теперь… каждый раз, когда я звоню ему, – плакала она, – я слышу этот мерзкий автоответчик: «Абонент недоступен».

К этому времени Бекки уже рыдала. Я никогда ее не видела, но могла представить себе покрасневшие глаза, мокрые щеки и дрожащий подбородок.

– У вас родился ребенок от Джоса? – тихо произнесла я. – Боже мой. Я не знала. Когда?

– В феврале. Ей девять месяцев.

Вдруг я услышала в трубке приглушенный требовательный плач, он становился все громче.

– Шшш, тихо, милая, тихо! Извините, – сказала она, – Простите меня, вы действительно ничего не знали?

– Нет, – пробормотала я, – не знала. Мы знакомы уже семь месяцев, мы стали очень близки за это время, но он ни разу даже не упомянул о вас. Я просто… в шоке, – добавила я сокрушенно.

– Я знала о вас, – сказала она, глотая слезы, – от Софи. Но я думала, это не продлится долго. Обычно его увлечения заканчивались очень быстро. Раньше он всегда возвращался ко мне. Но потом, когда я сказала ему о ребенке… Он пришел в ярость. Он велел мне… Но я отказалась. Я надеялась, он вернется в конце концов. Но не вернулся, и теперь я просто не знаю, что делать.

– Он не дает вам никаких денег? – спросила я, не веря своим ушам.

– Ни гроша, – всхлипнула она. – Он отказывается признать, что это его ребенок. Но девочка – его дочь, – пылко добавила она. – Достаточно взглянуть на нее, чтобы понять. Он говорит, что не признает отцовство без теста ДНК, а тест стоит шестьсот фунтов. Но если бы Джос просто пришел и взглянул на нее, он сразу понял бы, что это его ребенок.

– Откуда вы узнали мой номер? – спросила я. У меня подгибались ноги, к горлу подступила тошнота.

– Я была на днях у Софи, когда вы позвонили. Она ушла в ванную, а автоответчик работал. Когда я поняла, что это вы, я записала ваш номер и решила перезвонить. Софи говорила – не надо. Она думала, вы знаете, но не хотите вмешиваться.

– Так вы подруга Софи? – спросила я неуверенно.

– Нет. Я ее сестра, – сказала она.

Декабрь

– Почему ты ничего мне не сказала, – спросила я у Софи на следующий день, когда мы сидели в кафе «Руж» в Кенсингтоне.

– Как я могла? – ответила она. – Я тогда не слишком хорошо тебя знала, и в любом случае, что бы я сказала? Не подходи к Джосу даже на расстояние вытянутой руки, Фейт, – он бросил мою беременную сестру?

– Ну, если бы это была моя сестра, я бы так и сделала.

Софи вздохнула и отпила глоток капуччино.

– Когда я узнала, что вы встречаетесь, у меня было сильное искушение сказать тебе правду. Но я остановила себя, потому что видела, как ты счастлива, а я знала, что перед этим тебе пришлось нелегко. Я не хотела огорчать тебя, Фейт. Он сам должен был рассказать тебе обо всем. Он, а не я.

– Лучше бы ты мне рассказала, – сказала я, глядя в чашку. – Потому что это слишком серьезно.

– Была еще одна причина, по которой я молчала. Бекки взяла с меня клятву, что я никому ничего не скажу. Она обожает его, – просто объяснила она. – Она всегда преклонялась перед ним и надеялась – и верила, – что он вернется к ней. Так что она больше всего не хотела, чтобы я ходила и во всеуслышание перемывала ему косточки.

– Но ты… намекнула мне как-то раз. Теперь я понимаю.

Софи заправила за ухо светлую прядь коротких волос.

– Да, – сказала она. – Но я не могла сказать всего. В любом случае, – добавила она, – я решила, что ты и сама во всем разберешься рано или поздно. Потому что нельзя же, боже мой, спрятать ребенка!

Я снова взглянула на фотографию, которую София мне принесла. Малютка лежала в коляске и энергично размахивала пухлыми ручками и ножками. Ее лицо было миниатюрным слепком с Джоса.

– И он ни разу не приехал хотя бы посмотреть на нее? – удивилась я.

– Нет. Ни разу, – ответила она.

– А его мать знает?

– О да, – с жаром отозвалась Софи. – Бекки послала Ивонн фотографию, – объяснила она, – надеясь, что та, может быть, повлияет на Джоса. Но мать так восторгается своим ненаглядным мальчиком, что закрывает глаза на очевидные факты. Он – идеал, и точка. Считает, он даже испражняется золотом.

– Знаю. Ее дом – храм поклонения Джосу. – Я посмотрела в окно на Кенсингтон-стрит. Дед Мороз в ярко-красном наряде раздавал прохожим рекламные листки, зазывая в новый магазин. И вдруг я вспомнила кое-что, что сказала мне Ивонн. Она сказала, что Джос мог бы стать «прекрасным отцом». А он тогда уже им стал, подумала я со злой иронией, вот только «прекрасным» его вряд ли назовешь.

– Бекки дурочка, конечно, – продолжала Софи тихо. – Она просто не могла от него уйти.

– Но поначалу все складывалось удачно?

– Не совсем, – ответила она. – Она встретилась с ним в девяносто седьмом, когда училась в Слейде. Джос читал им лекции по сценографии, и у них завязался мимолетный роман. Через месяц он сказал ей, что все кончено, но Бекки уже была сама не своя. Это превратилось в роковую страсть. Она даже бросила учебу и устроилась на работу в «Колизей», где он тогда готовил спектакль. Он на тринадцать лет старше, – продолжала Софи, – все условия диктовал он. Да, он сказал, что они никогда не поженятся, – добавила она, кивнув, – но он продолжал встречаться с ней, если на горизонте не было лакомого кусочка. Но она, конечно, обманывала себя, что это настоящая любовь. Она верила, из-за того, что он все время возвращался, что рано или поздно он все поймет. Она так и говорила мне: «Вот увидишь, Софи, он прозреет и поймет». Но когда она сказала ему, что беременна… – Софи провела пальцем поперек горла, – он пришел в ярость, – продолжила она просто. – Он кричал, чтобы она избавилась от ребенка, и отказывался верить, что она беременна от него. Словно Бекки хоть раз посмотрела хоть в чью-то сторону!

– И что она сделала?

– Она решила не встречаться с ним, пока не родится ребенок. Она боялась, что еще один скандал – и у нее будет выкидыш. Так что целых семь месяцев она не показывалась ему на глаза; затем, в феврале, когда родилась Джози, она наконец позвонила ему. Он даже не спросил, мальчик родился или девочка, – и так ни разу и не видел дочь.

Слушая Софи, я вспоминала, как познакомилась с Джосом. В марте он раскатывал в своем открытом автомобиле, беззаботный и жизнерадостный, разбрасывая визитки всяким незнакомкам. И все это время он знал, что Бекки только что родила от него ребенка. Мне стало тошно при мысли об этом. И при воспоминании о том, как он делал подарки моим детям, игнорируя собственную дочь.