Клирик вынул из портфеля футляр и передал дипломату, тот поспешил вручить подарок прелату. Увидев часы, архиепископ растроганно вздохнул.
— Так вот о чем мне поручено побеседовать с вами… В ноябре папа собирается назначить десять новых кардиналов. Судя по расположению, какое он питает к вам, вскоре вы наденете красную шапочку кардинальского достоинства.
— Я?.. — задохнулся архиепископ. — Каким же образом? Такой выбор… И моя кандидатура?
— Это не все, — под взглядом блестящих птичьих глаз глуповатый смех стих. — Наслышанный о ваших успехах в финансовой деятельности, о вашем таланте вести дела, папа решил предложить вам возглавить Управление имуществом Ватикана, своеобразное министерство финансов. Ему нужен человек соответствующего склада, способностей, чтобы осуществлять руководство Управлением. До назначения остается месяц с небольшим. Я должен направить ответ о вашем решении. Папа ждет вашего согласия. Должен предупредить вас, при Ватикане возросло влияние католической церкви США. Вы слышали, наверное, в правительстве Теодора Рузвельта несколько постов занимают люди, связанные с церковью.
Старик вытаращил глаза.
— Я всегда… — из стола он достал флакон и влил несколько капель в пересохшее горло. — Всегда к услугам его преосвятейшества!
Нунций удовлетворенно кивнул.
— Финансовая деятельность Ватикана в последнее время расширилась в связи с открытием новых филиалов банка ди Рома. Теперь отделения нашего банка находятся в Константинополе, Барселоне, Триполи, Марокко, Александрии. Сумма оборотов возросла почти в полтора раза и составляет почти триста миллионов лир.
Архиепископ глупо улыбался.
— Простите меня. Я испугался вашего приезда. Война, знаете ли. Папа взывал о перемирии. Я думал, что получу гневное послание.
— «Война-гигант», как говорил Пий X, самоубийство Европы! Папа прикладывает много сил, чтобы прекратить кровопролитие. Он учредил бюро по делам военнопленных.
— Да, я наслышан, — архиепископ думал лишь о своем назначении и не мог поддерживать иные темы. — Как здоровье папы?
— Хоть его преосвятейшество относительно молод, в последнее время его здоровье неважно. Об этом я собирался поговорить чуть подробнее. Вы, должно быть, знаете, в глазах Ватикана долголетие папы никогда не являлось достоинством. Кардиналы, особо «папабили»[17] — все находятся в том возрасте, когда нет времени ждать следующего конклава[18]. Чересчур продолжительный понтификат разрушает много честолюбивых надежд.
— О, я всегда желал его преосвятейшеству долголетия!
— Вы далеки от ватиканских интриг, мой друг. Потому выбор и пал на вас. Вы понимаете, папа — такая фигура, которая всегда должна чувствовать себя прекрасно и не болеть. Не считая болезни, от которой умирают, как гласит ватиканская поговорка, — нунций рассмеялся, потом снова принял свой строгий облик. — В наших с вами интересах, чтобы здоровье папы сейчас было в полном порядке.
— О, да! — закивал головой архиепископ.
— Папа наслышан, что у вас хранится рецепт настоя, действие на организм которого подобно чуду.
— Но…
Лицо нунция посуровело.
— Его преосвятейшество папа Бенедикт XV мог бы данной ему божественной властью потребовать изъять у вас лекарственный рецепт! Но он просит… Просит! На сугубо конфиденциальном основании. Просит копию известного рецепта. Перед ликом небес вам зачтется, мой друг.
Архиепископ казался загипнотизированным ягненком в кольцах грозного удава. Он бросил затравленный взгляд на свой перстень и вырезанный на одной из дубовых панелей стены крест. Клирик проследил за его взглядом. На секунду из безвольного состояния архиепископа вывел странный жест нунция. Из-под фиолетовой рясы тот выудил прозрачный флакон и брызнул. Пользуется духами? Не педераст ли? Голова архиепископа упала на стол, прямо на гроссбух.
Моника задержала дыхание и сверкнула на Валентино глазами. Тот встал и подошел к кресту на стене, а Моника стала стаскивать с пальца старика перстень. По ее щекам беззвучно катились слезы. Архиепископ отдал бы рецепт сам, не требовалось усыплять его. Но Монти хотелось все сделать по-своему. Теперь заслугу в краже рецепта он целиком присвоит себе, сославшись на то, что добровольно старик ни за что не отдал бы им рецепт.
Моника стискивала палец старика, кольцо застряло.
— Говори что-нибудь! — прошипела она по-итальянски.
Валентино вернулся по скрадывающему шаги ковру и произнес заученную фразу:
— Бюро военнопленных получает списки пропавших без вести солдат из германских и французских лагерей и передает эту информацию семьям солдат.
Он подхватил бесчувственное тело и оттащил архиепископа к стене, пока Моника звонко повторяла фразу.
— Бюро организовало обмен тяжелораненых военнопленных и перевод на нейтральную территорию Швейцарии отцов многодетных семейств.
Они приложили камень перстня в углубление в центре креста и повернули безвольную руку. Деревянная панель бесшумно открылась, архиепископа положили на ковер. Звонкий голос Моники чеканил слова.
Ее прервал грохот распахнувшейся двери. Сигнализация сработала! Моника зло сжала губы и продолжила обыск сейфа, пока Монти в два прыжка оказался у двери. Когда рецепт оказался в ее руках, она бросилась к выходу, перескочила через катающихся по полу мужчин с задравшимися рясами и бросилась по коридору. В саду было пустынно, лишь в здании взбудораженного дворца раздавались крики. Парик с аккуратно выбритой тонзурой[19] сорвался, за плечами клирика развевалась каштановая шевелюра.
У распахнутых настежь ворот лежали оглушенные привратники. Люди Монти приготовили оружие. Когда Моника достигла автомобиля, со стороны дворца раздались выстрелы. Она обернулась. В сырой мрак сада выскочил нунций, на бегу он срывал сутану. Отбросив кусок фиолетового шелка, он слился с окружающей его тенью и легким бегом преодолел аллею. Ближе… Сердце Моники сжалось. Ближе… Выстрел словно расколол стеклянное пространство, разорвал сумерки. Подкошенный пулей, Валентино упал у колес «фиата».
Моника не успела опомниться, как его люди проворно втащили раненого в автомобиль. Мотор взревел, через мгновение они мчались к Вене.
— Рецепт у тебя? — прошептал Валентино сквозь зубы. Даже изнемогая от боли, Монти хотел забрать его себе.
— Мы отвезем тебя к врачу, — ее рука провела его по спине, нащупывая рану. Лишь на левом боку рубашка вымокла от крови. Моника замерла, обнаружив дыру, пробитую пулей. В растерянности она глянула на водителя — телохранителя Вегетарианца, и «нотариуса», сидящего на переднем сиденье рядом с ним. Стреляли не в спину. Кто-то из его же людей послал пулю навстречу Вегетарианцу.
Моника вжалась в кресло, наблюдая за непроницаемыми лицами двух итальянцев. Кто из них займет место главы венской банды? Думают ли они убить ее? В молчании они выехали на дорогу к городу. Ее шеи касалось слабое дыхание Валентино. Они не дадут ему выжить.
Моника судорожно стала ощупывать карманы Монти, медленно вытащила флакон. Задержав дыхание, она брызнула, еще и еще. Нотариус заснул первым, вскоре о руль ударилась голова водителя. Автомобиль продолжал двигаться вперед, и Моника перегнулась через спинку кресла, чтобы дернуть рычаг тормоза. «Фиат» замер.
Распахнув дверцу, она с шумом втянула в легкие воздух. Ее всю колотило, зубы стучали. Почему только теперь ее обуял страх? Когда все позади? С трудом она взяла себя в руки и принялась вытаскивать из салона лишних пассажиров. Слабые руки дрожали от напряжения, прохладный ветер продувал влажную от пота рясу. Наконец, обмякшие туши оказались на земле. Моника села за руль, и автомобиль медленно покатил к городу. Через полчаса Моника уже трезвонила в дверь герра Борна. На крыльце появились доктор и Ромео. Они внесли Валентино в дом. Но, растаяв в ночных переулках, она не видела, что Ромео вернулся на улицу и еще долго звал ее, оглашая спящую улицу тщетными криками.
<…>
Глава 13
Феликс подозвал продавца газет и купил экземпляр утренних новостей.
— Ты только посмотри, Фред! Что здесь творится! Первая полоса целиком посвящена твоим друзьям и родственнице! Из обители архиепископа похищен бесценный рецепт императорского бальзама, что-то вроде «живой воды». Полиция считает это преступление делом рук итальянской банды и незабвенной героини Моники Каттнер. Преступники изображали послов от Ватикана. Каково? «Убит известный банкир герр Аустер. В его смерти обвиняется его сын Патрик, действующий в шайке Стервятников при поддержке Германа Борна и Моники Каттнер. Перед смертью банкир отписал все свое имущество на счет Министерства обороны для победы в войне. К сожалению, полиция не смогла получить показания Германа. Он повесился в тюремной камере на собственных подтяжках. Недавно он сжег в своем доме архив, документы из которого полиция тщетно пытается восстановить. Охранник утверждает, что все время, что Герман Борн находился в тюрьме, он плакал и кричал». Фред, ты все так же горишь желанием встретить с сестричкой? Еще денек, и она от Вены камня не оставит.