После разговора с Юлькой мне, как это всегда бывало, стало гораздо легче. Я поверила, что все в полном порядке, что беспокоиться мне совершенно не о чем, что безвыходных ситуаций не бывает. И нельзя забивать себе голову ничем печальным. Тем более летом, когда солнце, длинные дни и тысячи других больших и настоящих радостей.
Прощаясь, мама велела приехать через день. Прямо-таки приказала. В два часа. К обеду.
– Мам, мне тяжело часто в Москву мотаться.
– Ну тебе паспорт надо из турагентства забрать? А сейчас ты все равно не поедешь. Я же знаю. Так что – в любом случае тебе придется на днях вернуться. И к тому же это случай исключительный. Я не часто прошу.
– Ладно. Сделаю. Хотя это меня очень напряжет.
– Буду тебе премного благодарна.
И отправилась я в свои райские кущи. К ежам.
17. Письмо
После Москвы и изнуряюще медленного продвижения из нее в сторону дома мне хотелось искупаться в реке, чтобы смыть с себя все городские новости, все слезы и огорчения. Зря я жалуюсь на одиночество. Одиночество – это равновесие, которое само устанавливается, если занимаешься делами и регулируешь течение собственной жизни. В городе это невозможно.
И все же на речку я не поехала. Мне нравится купаться в разгар дня, чтобы потом высохнуть на солнышке. В сумерки в сердце поселяется печаль. Хочется быть поближе к дому.
В общем, я постояла под душем, отнесла еду ежам и уселась за компьютер, что редко себе разрешала с того дня, как поселилась здесь.
Давненько я не открывала «Фейсбук». Приглашения, несколько личных сообщений на тему «Ты где?». Я в глубине души надеялась, что будет хоть что-то от Него. Ну – мы столько времени провели в Сети вместе. Может быть, он соскучится, напишет? Нет. Ничего. Самое последнее сообщение от незнакомой мне Ирины Авдеевой. На фото не разобрать, кто такая: лицо прикрыто широкополой шляпой. Ну-ка, кто ты, незнакомка?
«Майя Анатольевна!
Я давно хотела поговорить с Вами.
Я – жена отца Вашего сына. В связи с этим хочу задать Вам вопрос: до каких пор Вы будете измываться над моим мужем? Он вырастил Вашего сына, довел его до совершеннолетия, все для него сделал. Почему же сейчас он должен по первому зову лететь к Вам на помощь? Почему должен обеспечивать взрослого мужчину, который, находясь за границей, вполне может подработать и вести себя как самостоятельный человек, а не как держащийся за мамину юбку сосунок.
Мой муж имеет право на отдых со своей семьей, а не с великовозрастным избалованным парнем. До каких пор Вы будете лишать моего мужа этого права?
А обо мне Вы подумали? Вы подумали, что своим вторжением в мою семью Вы лишаете меня счастья и радости? Вы подумали, что мне пора заняться планированием собственной семьи?
Я требую: оставьте мою семью в покое!
Ирина».
Я даже не сразу поняла, о чем речь. Сначала просто ощутила, что от букв и слов идет обжигающее зло. И что это зло послано лично мне. Мне хотелось просто убежать подальше от этого послания, чтобы сердце не стучало так громко, что, казалось, стук его разносится по всей округе.
«Жена отца Вашего сына»! Так вот ты каков, цветочек аленькой! Чего она от меня хочет? Я же с отцом моего сына общаюсь раз в месяц, передавая деньги на жизнь Егорке. Как мы и договорились. По первому заявлению Макса, что надо бы и мне принять участие в материальном обеспечении ребенка. Я ни о чем не спрашиваю, я ни во что не лезу. Даже о том, что Макс с женой были в Лондоне, узнала лишь сегодня, задним числом. Что ей надо? Она совсем с ума сошла? Ревнует своего мужа ко мне? Мы восемнадцать лет назад развелись! И она должна быть мне благодарна: не подай я на развод, фиг бы ей такой хороший муж достался!
Кстати, а почему я должна думать о ней? Я вообще ее не знаю и знать не должна. Поженились – совет да любовь. Почему я должна вникать в подробности планирования ее семьи?
Только один ответ вертелся в моей голове: Максу очень не повезло. Он что – ослеп, женясь на этой Ирине? Или она нашла в себе силы продержаться на приличном уровне, пока не появился в ее паспорте заветный штамп? В любом случае – поздравлять его не с чем.
Мне, конечно, очень захотелось немедленно написать этой психованной достойный ответ. Пожелать, чего положено желать в таких случаях. Как-то отыграться за «доставленное удовольствие». Я уже совсем было собралась со словами и мыслями… Но неожиданно какой-то голос из неисследованных до сих пор глубин собственной души приказал:
– Забудь! Ни слова она от тебя не получит! Она же ждет именно твоего ответа. Она ждет твоей злобы в ответ на свою. Не доставляй ей этого удовольствия.
– Да! – ответила я беззвучному голосу вслух. – Не дождется!
Я поступила иначе. Я просто переправила письмо Максу. Без комментариев. Пусть сам разбирается со своей супругой. Он-то прекрасно знает, насколько мне безразличны дела его семьи. У меня свои слезы, свои беды. А он пусть расхлебывает свою семейную жизнь. Меня только трогать не надо.
Я рада была, что сдержалась. В этой сдержанности я ощущала собственную силу, и это мне нравилось. Но тут все впечатления дня заново обрушились на меня, и слезы сами полились из глаз. Через мгновение я ревела в голос, вспоминая все: и непрошеных гостей чужого дома, ставшего для меня единственным пристанищем, и «старую каргу», и отказ в визе, и разговор с мамой, не желающей понять, что я уже взрослая и уставшая от жизни женщина, а не подросток, которым можно помыкать, и эту поганку Ирину. Что ей там Макс про меня наговорил, интересно? Предатель! Они все предатели, все свою вину скидывают на наши плечи, чтобы самим казаться невинными жертвами… Я ревела и бушевала, как настоящая гроза, не переводя дух.
Я не знаю, сколько прошло времени, когда позвонил Макс.
– Получил? – спросила я, не переставая рыдать.
– Получил, – подтвердил Макс.
– Просто – оставьте меня в покое, слышите? – потребовала я.
– Я не ожидал, – сказал Макс. – Не думал, что она на такое способна. Понимаешь, она детей хочет…
– А я ей мешаю? Я должна помочь вам сделать детей?
– Нет. Ты успокойся. Я не ожидал. Она больше не будет тебе писать, обещаю.
– Надеюсь. Хотя – мне и этого вполне хватило для счастья. А тебя – знаешь – тебя мне поздравить не с чем. Она ж в любой момент свинью тебе подложит.
– Похоже, что так.
– Ты в курсе насчет десяти фунтов?
– Каких еще фунтов? – вздохнул несчастный супруг своей жены.
– Она в Лондоне, когда ты отошел, Егору подарила десять фунтов, типа – чтоб ни в чем себе не отказывал. Он не взял.
– Ты уверена? Ты ничего не путаешь?
Макс разозлился, я это слышала.
– Позвони сам Егору и спроси. Он тебя наверняка не хотел огорчать, вот и промолчал. А эта твоя… Ириша – она учуяла, что он не расскажет. Психи – они чуткие, хорошо соображают, как и с кем себя вести. Только, знаешь, я не промолчу. Мне надоело. Со всех сторон обступили…
Я снова затряслась в рыданиях.
– Ты успокойся. Ты о ней больше не услышишь. Я тебе обещаю, – эти слова Макса прорывались ко мне, как сквозь пелену.
О чем еще говорить? Пусть сам с ней разбирается. Я прервала разговор и отключила телефон.
И что теперь?
Я знала, что просто так успокоиться не смогу. И тут я придумала: поеду-ка я в нашу поселковую парикмахерскую и постригусь наголо. Пусть мать послезавтра порадуется. И все остальные. Может, поймут, до чего меня довели. А не поймут, так хоть просто полюбуются – мало им не покажется.
Решено!
18. Прорвало
Поселок Юлькин – это вещь в себе. «Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок». Бедный Евгений… Скучал… В нашей деревне предусмотрены все удобства и развлечения, чтобы не заскучать ненароком на природе. Конечно, всем желающим обеспечен дачный загородный покой. Но стоит пройти минут двадцать по проселочным дорожкам, как открывается вид на шопинг-центр, в котором имеются и магазины, и ресторанчики, и фитнес-клуб, и салон красоты с парикмахерской. Все заведения работают круглосуточно.
Надо сказать, что пешком туда являться хоть технически и вполне можно, но считается дурным тоном. Обитатели подъезжают в таких каретах – царям не снилось. И правильно: надо же окружающим показать, кто ты, сколько стоишь, какого в связи с этим требуешь к себе почтения.
Цены на все в этом торговом раю анекдотически-фантастические, из-за чего меня поначалу разбирал нервный смех. Кто же это тут покупает? Однако – покупают. Целыми телегами. И горделиво вышагивают к авто, демонстрируя окружающим собственное процветание и благоденствие.