Джанет Дейли - Столичные каникулы

– Да. – Ей было трудно смотреть ему в глаза.

Наступила внезапная тишина, от которой Джоселин стало больно и неловко. Она испугалась, что Такер станет ее уговаривать. Но ошибалась.

– Я так понимаю… что это все? – Он смотрел на нее с необыкновенной печалью и сожалением во взгляде.

– Да. – Это слово далось Джоселин гораздо труднее, чем она ожидала. Почти болезненно. Ее охватило ощущение, что она больше никогда не увидит Такера.

Его губы изогнулись в знакомой лукавой улыбке:

– Я буду помнить этот день, Джонези, всю мою жизнь. Ты одна на миллион. Таких больше нет. – Он протянул ей руку.

– И таких, как ты, тоже. – Она выговорила это сквозь комок в горле и взяла его руку.

Затем подошла ближе, поднесла руку к его щеке, поднялась на носочки и нежно чмокнула его в щеку.

Когда она отпрянула назад, Такер схватил ее за талию:

– О нет-нет! Если ты собираешься подарить мне прощальный поцелуй, то пусть он будет настоящим!

Он заключил ее в свои объятия, и их губы слились в поцелуе, полном желания и обожания. И не было в нем ни просьбы, ни настойчивости – а только искренние, честные эмоции – и с его стороны и с ее. Этот поцелуй ошеломил Джоселин. Ошеломил своей силой и своей победой. В нем была та завершенность и уверенность – те ощущения, которые, Джоселин знала, она больше никогда не испытает.

– Джонези, не уходи… – Он покрывал поцелуями ее щеку, ее виски.

На мгновение она заколебалась:

– Я должна.

Закрыв глаза, она выскользнула из его объятий и приблизилась к такси. Обедиа открыл для нее дверцу. Она нырнула внутрь и отодвинулась в дальний угол, смахивая слезы, катящиеся по щекам.

После того как Обедиа сел в машину, водитель опустил стекло, отделяющее водительское место от пассажирского.

– Куда ехать? – спросил он с еле уловимым пакистанским акцентом.

До того как Джоселин успела назвать адрес отеля, Обедиа сказал:

– Мы сейчас решим. А пока просто уедем отсюда.

– «Просто уедем», – повторил водитель, удивленный такой необычной просьбой. – Но куда, приятель?

– Прямо.

– Ну, если это все, что вы хотите… – Таксист в недоумении пожал плечами и осмотрелся вокруг, изучая местность.

Когда машина выехала на трассу, Джоселин тайком посмотрела в темное окно. Такер стоял на тротуаре, глядя в их сторону, засунув руки в карманы, слегка съежившись. Она не могла разглядеть его лица, но точно знала, что сейчас в его глазах такая же боль, и сердце его так же колотится, как и ее.

– А расставаться оказалось непросто, – вежливо заметил Обедиа.

Это была правда, и Джоселин не стала ее отрицать.

– Я справлюсь. – Она отвернулась, избегая хитрого взгляда Обедиа.

– Конечно, справитесь. – Но его голос прозвучал вовсе не так уверенно, как она себя чувствовала. – А вы осознаете, что Такер к вам очень неравнодушен?

– Вы хотите сказать – неравнодушен к Джонези, – мягко поправила она его.

– Значит, вы не верите, что его чувства останутся прежними, если он узнает, кто вы на самом деле? – спросил Обедиа.

– А вы верите? – спросила Джоселин, застыдившись той боли, которая чувствовалась в ее голосе.

– То, что я думаю; не имеет значения, – мягко ответил он.

– Вы правы, – согласилась она и тяжело вздохнула.

– Я думаю, что существует намного более важный вопрос, на который вам надо ответить, – заявил Обедиа.

– Какой вопрос? – отрешенно спросила Джоселин. Все ее внимание было сосредоточено на душевной пустоте, которую она испытывала.

– Хотите вы провести всю свою жизнь, так и не узнав, любил бы вас Такер так же, как он любит Джонези, если бы узнал, кто вы?

Этот вопрос оказался ножом, который причинил ей новые раны.

– Неужели вы считаете, что я должна вернуться и рассказать ему об этом? – почти в гневе спросила Джоселин.

– Просто мне кажется, что это как раз то, что вам надо решить, – ответил Обедиа. – Это будет сложно – рассказать ему правду?

– Вы не понимаете, Обедиа. – В ее голосе чувствовалась усталость. – Такер ведет колонку, политическую колонку.

– Вы хотите сказать, что он журналист. А журналисты – это те люди, которым нельзя доверять. – Обедиа довел ее комментарий до логического конца.

– Если у вас есть хоть капля разума, то вы не будете им доверять, – ответила она.

– А вы, конечно, относитесь к разумным людям.

Джоселин уловила насмешку в его голосе, но не отреагировала на нее. Большую часть своей жизни она была чрезвычайно разумным человеком. Этот нелепый маскарад был единственным неразумным поступком, который она совершила за много лет. И она не хотела совершать еще одного.

Когда автомобиль остановился у светофора, Джоселин выглянула в окно, чтобы прочитать вывески.

– Мой отель в той стороне, – указала она Обедиа, стараясь отвести разговор от Такера и перейти к другой теме. – Можно я выйду первой?

– Вы считаете, что это разумно ночевать в отеле одной?

– Если это намек на то, чтобы провести ночь в вашем отеле, то я говорю «Спасибо», но «не стоит». – Она стала рыться в своем кошельке, чтобы заплатить таксисту.

– На самом деле я хочу предложить вам вернуться к вашей бабушке сегодня ночью, – ответил Обедиа.

Это было бы предпочтительнее, чем ночевать одной в стерильном отеле, где все висит на крючках или завернуто в пластик. Но существовала одна проблема.

– К сожалению, они ожидают меня только завтра утром. – Ее пальцы сжали бумажную купюру.

– Но это легко уладить. – Наклонившись вперед, Обедиа постучал кончиком трости по стеклянной перегородке. – Здесь за углом телефонная будка. Вы не могли бы туда подъехать, чтобы юная леди могла позвонить? Это не займет много времени.

– Я отвезу вас к телефону, но только потом вы скажете, куда нам ехать! – ответил водитель.

– Конечно. – Обедиа откинулся назад и положил обе руки на свою трость.

В камине гостиной Редфорд Холла пылал огонь, уютно освещая комнату. Языки пламени танцевали под музыку, наполняющую гостиную. При этом музыкальный центр новейшей модели спокойно стоял в углу отключенным, тогда как крышка старого трюмо была открыта. Внутри него находился старый граммофон, крутивший пластинку, с которой доносился скрипучий голос Глена Миллера, оригинально исполнявшего «Нитку жемчуга».

Блисс Уэйкфилд сидела за игральным столиком вишневого цвета, постукивая пальцем по столу в такт музыки, и раскладывала пасьянс. После двух проигрышей она недовольно поджала губы и начала снова переворачивать карты, на этот раз меняя их порядок.

Декстер сразу же заметил, что она делает, как только вошел в комнату. Он принес поднос, на котором стояли две пустые чашки и кофейник с горячим шоколадом. Декстер взял с подноса одну чашку и поставил ее на столик на колесиках рядом с Блисс.

– Вы мухлюете, мадам. – Он налил ей в чашку шоколада.

– Я выигрываю, – гордо возразила она.

– Мухлевать не значит выигрывать, – заметил он.

– О, занимайся своими делами! – возмутилась Блисс. – А еще лучше, – добавила она через секунду, – найди «Тангерин» и замени пластинку в граммофоне.

– Неужели мы снова будем слушать эту жалкую песню? – с презрением спросил Декстер, но тем не менее отправился выполнять указание хозяйки.

Но не успел он сделать и двух шагов, как зазвонил телефон. Его резкий звук неожиданно потревожил мерное звучание тромбона и саксофона.

– Боже милостивый! Кому понадобилось звонить в такой поздний час в воскресенье? – Блисс нахмурилась и тут же бросила на Декстера тревожный взгляд: – Ты ведь не думаешь, что что-то случилось с…

С совершенно не свойственной ему поспешностью Декстер пересек гостиную и снял трубку.

– Редфорд Холл, – объявил он немного быстрее, чём обычно. Через две секунды его волнение улеглось. – Да, миссис Фарнсворс.

Блисс изобразила губами слово «Мод» и с облегчением вздохнула. Но тут же снова заметила тревогу во взгляде Декстера.

– Прошу прощения, миссис Фарнсворс, но она уже спит, – сказал он в трубку, затем прикрыл ее ладонью и быстро прошептал в сторону: – Ока хочет поговорить с Джоселин. – Затем убрал ладонь и произнес: – Да, она легла немного раньше обычного. Могу я что-нибудь ей передать? – Тут он и увидел, что Блисс просит у него трубку. – Вы не хотите поговорить с мадам? – И, получив утвердительный ответ, протянул трубку Блисс.