Иоганн Гёте - Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)

Оставь людей, их мятежи и вспышки.

Себя стараясь с детства отстоять,

Становятся мужчинами мальчишки.

Придумай, как нам спящего поднять?

Есть средство у тебя, так посоветуй,

А нет его, так предоставь мне это.

О Брокене я мог бы дать совет,

Но на язычестве для нас запрет.

Всегда пустым народом были греки,

Будили чувственное в человеке,

Прикрашенный их вымыслами грех

Светлей и ярче северных утех.

Что ж мы предпримем?

Я прекрасно знаю,

Что, если я такому шалопаю

Про фессалийских ведьм шепну словцо, —

Уже соблазн какой-то налицо.

О фессалийских ведьмах? Любопытство

Давно к ним тянет, а не волокитство.

Отдать им жизнь, о нет, но, скажем, ночь

Для пробы, для знакомства я не прочь.

Тогда скорей пошире плащ раскинь,

Обвей себя и рыцаря мантильей,

И ткань, как прежде, заменив вам крылья,

Вас унесет в заоблачную синь.

Светя в пути, я полечу вперед.

А я?

Твой долг тебя удержит дома.

Немало у тебя своих забот.

Читай пергаментов старинных томы,

Коллекцьонируй образцы пород,

Соединяй и систематизируй

Начала главные живого мира,

Происхожденья жизни, и души,

И вещества загадку разреши.

А между тем я света часть объеду,

Поставлю точку, может быть, над «i»,

И это будет главная победа

За годы трудолюбия твои

И даст тебе заслуженное право

На отдых, долгий век, богатство, славу.

Ты даже знанья скопишь кое в чем

И добродетель, пополам с грехом.

Прощай!

Тебя я с грустью отпускаю

И больше свидеться с тобой не чаю.

Так по словам двоюродного братца,

Сейчас мы вылетаем на Пеней.

В конце концов приходится считаться

С последствиями собственных затей.[152]

На страшный праздник этой ночи сызнова

Пришла, как прежде, я, Эрихто мрачная,

Не столь, однако, мерзкая, как подлые

Поэты лгут… Они не знают удержу

Ни в прорицаньях, ни в хвалах… Белеется

Равнины даль под серыми палатками.

Ужасной ночи бредовое зрелище,

До бесконечности ты повторяешься

И будешь повторяться вновь… Владычества

Тот не уступит никогда сопернику,

Кто крепок властью, силою захваченной,

И кто собой не в состоянье властвовать,

Тот властвовать желает над соседями.

Тут был когда-то дан пример побоищем,

Как сильный налетает на сильнейшего,

Как рвутся лепестки цветущей вольности

И жесткий лавр венчает лоб властителя.

Помпей Великий вспоминал здесь славные

Года могущества, а Цезарь взвешивал

Надежды на успех в борьбе с соперником.

Хоть знает мир, кто вышел победителем,

Их спор возобновится ночью нынешней.

Бивачные костры, пары кровавые

И вкруг огней причудливые зарева.

Фалангой эллинской преданья строятся.

Мелькают на свету, в дыму теряются

Дней баснословных сказочные образы.

Неполный, ясный месяц подымается

И ослабляет синий отблеск пламени,

Сгоняя с поля прочь палаток призраки.

Что надо мной за метеор светящийся

И тело рядом с ним шарообразное?

Я чую жизнь. Но подходить не следует

К живому мне, я для живого гибельна.

Нет пользы мне в живом, одно бесславие.

Шар опустился. Уберусь-ка вовремя.

Облетим еще раз с края

Место страшного сраженья.

Поле битвы, оживая,

Наполняют привиденья.

Я в оконной амбразуре

К рожам севера привык,

Так при виде здешних фурий

Не могу я стать в тупик.

Вот одна из их орясин

Быстро прочь от нас идет.

О бедняжка, так ужасен

Ей, наверно, наш прилет.

Опусти на эту землю

Рыцаря, и тотчас он,

Шумам этой почвы внемля,

Будет ею воскрешен.

О, где она?

Не знаем сами.

Но расспроси между кострами,

Пока не наступил рассвет.

Кто к Матерям дерзнул забраться,

Тому уж нечего бояться

И трудностей на свете нет.

И я участие приму.

Поищем приключений в стане

И разбредемся по поляне

Во все концы по одному.

А ты б нам, малый, к сбору дал

Своею колбою сигнал.

Вот будет что моим призывом.

В путь! К новым чудесам и дивам.

О, где она? Доведываться рано.

Пусть шла она не этою поляной,

Пускай не эта именно река

Шумела ей волной из тростника,

Пускай! Но этот воздух несказанный

Ей множил звук родного языка!

Здесь Греция, и я в ее краю!

Я эту почву ощутил мгновенно

Сквозь тяжкий сон, мне сковывавший члены,

И, встав с земли, я, как Антей, стою.

Пусть ждут там чудища и исполины,

Пойду на розыски к кострам равнины.

На группы у огней смотреть мне тяжко:

Нет ни рубашки ни на ком, ни лифа.

Все голы, всё наружу, нараспашку,

Бесстыдны сфинксы, непристойны грифы.

То спереди, то сзади, без прикрас

Хвосты и крылья тычут напоказ.

По сути, правда, и у нас стыда нет,

Но древность лишней жизненностью ранит.

По моде скрыть бы выпуклость фигур!

Все это откровенно чересчур.

Народишко! Польщу им тем не мене,

Как подобает гостю. Честь отдам

Прекрасным дамам, выкажу почтенье

Премудрым стариканам-гривачам.

Не гривачам, а грифам! Очень странно

Нам удружил, зачислив в стариканы!

Звучанием корней живут слова.

В них слышны грамматические свойства.

«Грусть», «грыжа», «гроб» приводят нас в расстройство.

Мы не желаем этого родства.

К чему вдаваться в дебри лексикона?

Грабеж – прямое существо грифона.

Конечно! Кто хватает, тот и хват.

Хватай именья, девушек, короны,

И золото хватай, и ты – богат.

Судьба к хватающему благосклонна.

Вы «золото» сказали? Целый клад

Скопили мы и заперли в ущелье,

Но аримаспы это подглядели,

Украли и над нами же трунят.

Мы им покажем, жуликам пропащим!