А в отношенье формы и лица
Вы не в пример достойнее резца,
Чем бюсты Гер, Паллад, Венер и прочих,
Столь частые у скульпторов и зодчих.
Уединившись по своей охоте,
Не думали мы о таком почете.
Да где и было думать вам в тиши
Такого полного уединенья,
Где вас никто не видит, вне общенья.
В дыре, где не бывает ни души?
Переезжайте в бойкие места,
Где царствует искусства красота
И ежедневно чередой богатой
Возводит на высокий пьедестал
Героев края в виде стройных статуй.
Не соблазняй! Ты б лучше замолчал.
К чему нам свет, к чему совет твой пылкий?
Нас Ночь произвела, мы три бобылки.
Родясь во тьме, останемся мы тут,
В безвестности забившись в свой закут.
Тогда мы ваше дело так поправим:
У вас ведь зуб и глаз один на трех?
Свершим мифологический подлог
И вас троих как бы двумя объявим,
А я бы взять тогда на время мог
В свое распоряженье внешность третьей,
Чтоб представлять вас с выгодою в свете.
Ну как вы, сестры?
Сговоримся с ним,
Однако глаза с зубом не дадим.
Венец картины в зубе ведь и глазе!
Как быть тогда при этаком отказе?
Зажмурь свой глаз один и выставь клык,
И в профиль ты наш вылитый двойник,
Как будто брат наш.
Слишком много чести.
Да будет так!
Да будет так!
Без лести,
Вот я. Хаоса сын новооткрытый!
Мы дочери его. Ты средь сестер.
О, до чего я дожил! Вот позор!
Меня все примут за гермафродита!
Ах, как мы все похорошели сразу:
Теперь у нас два зуба и два глаза.
Мне в этом виде лишь чертей пугать,
А больше носу некуда казать.
Скалистые бухты Эгейского моря
Как преступницы и лгуньи,
Фессалийские колдуньи
Низводили беззаконно
Трон твой наземь с небосклона.
Но спокойно, примиренно
Посмотри на блеск затона
И на белые буруны
Разволнованной лагуны.
Служим мы тебе усердно,
Будь, луна, к нам милосердна.
Вызовем трубой протяжной
На простор равнины влажной
Всех со дна, из глубины!
Из пучины, бурей взрытой,
Мы сюда, в залив укрытый,
Песнями привлечены.
Мы для праздника надели
Перстни, цепи, ожерелья,
Золотые пояса.
Тут утопленниц каменья.
Это – кораблекрушений
Затонувшая краса.
Это, демоны залива,
Ваша страшная пожива.
Моряки, ища причала,
Разбивались здесь о скалы,
Слыша ваши голоса.
Знаем мы, что в синей зыби
Нежится порода рыбья,
Отливая чешуей.
Но на нынешнем веселье
Мы б увериться хотели,
Что не рыбы вы душой.
Нереиды и тритоны
Прежде чем сюда приплыли,
Это мы сообразили.
Отплывем от этих глыб,
В глубину нырнем проворно
И докажем, что, бесспорно,
Кровью мы теплее рыб.
Исчезли вмиг.
Попутным зефиром
Уносит их
К высоким кабирам.
О них в Самофракии
Предания всякие.
Ходит молва:
Сами себя производят, не зная,
Кто они сами,
Те божества.
Месяц, над нами
Останься всю ночь!
Утро лучами
Погонит нас прочь.
Я б мог свести тебя с охотой
С Нереем, мы у края грота.
Но он ужасный мизантроп,
Ворчлив, упрям и твердолоб.
Одно уже людское имя
Рождает злобу в нелюдиме.
Но будущность ему ясна,
Вот оправданье ворчуна.
Старик своим сужденьем строгим
Нередко был полезен многим.
Заглянем все ж. Я не боюсь,
Что сгасну или разобьюсь.
Людской какой-то голос? Что за гость?
О люди! В сердце будите вы злость!
С богами вы желаете сравняться
И над собой не можете подняться.
Какой бы дивный я вкушал покой,
Не будь мне жалко слабости людской!
Напрасно проявлял я жалость эту,
И пропадали зря мои советы.
И все же нас ответом удостой,
Мудрец пучины, старец водяной!
Вот в образе людском огонь пред нами.
Ждет от тебя совета это пламя.
Совета? Кто оценит мой совет?
Для увещаний в мире слуха нет.
Хоть люди платятся своей же шкурой,
Умней не делаются самодуры.
Как я Париса предостерегал,
Чтоб он чужой жены не похищал!
Здесь, на границе греческой земли,
Когда он предо мной стоял надменно,
Я предсказал ему проникновенно
Все, что прозрел я мысленно вдали:
Войну, приплытье греков, дни осады,
Треск балок, дым, горящие громады,
Захват твердыни, преданной огню,
Пожар, убийство, бойню и резню.
День судный Трои, гением поэта
На страх тысячелетиям воспетый.
Но вызывающего смельчака
Не удержало слово старика.
В угоду чувству он попрал закон,
И пал его виною Илион.
По-богатырски пал, во всем величье,
Орлов на Пинде сделавшись добычей.
Улисса остерег я наперед
О том, что он к Циклопу попадет,
И предсказал плененье у Цирцеи,
Но стал ли он от этого умнее?
Что спасся он – счастливая случайность.
А то б его не миновала крайность.
Конечно, грубость сердит мудреца,
Но есть и благодарные сердца.
Признательности капля перевесит
Тьму оскорблений, как они ни бесят.
Пожалуйста, дай мальчику совет,
Как до конца произойти на свет.
Не омрачайте моего чела.
Я весел нынче. Побоку дела!
Жду дочерей своих на праздник званый,
Дорид прелестных, граций океана.
Ни на Олимпе, ни у вас – нигде
Нет равного их игрищам в воде.
Перелетая и садясь верхом
Со спин драконьих на коней Нептуна,
Они плывут в безудержности юной,
Ныряют вглубь и носятся кругом.
Они слились с водой так воедино,
Что пена носит их, как паутину.
Вот, показавшись из-за их голов,
И Галатея по верхам валов
В Венериной жемчужной колеснице,
На цельной раковине стоя, мчится.
С тех пор как нет Киприды с нами тут,
Ее в Пафосе как богиню чтут.
Свой выезд, остров, храм и все затеи
Венера завещала Галатее.
Ступайте прочь. В приятный этот час
Не хочется мне гневаться на вас.
Протей пусть разгадает вам загадку,
Как народиться и расти зачатку.
Шаг этот не дал ничего. Найдется
Протей, он тут же тотчас расплывется,
А если даст ответ, его язык