Луиза вздрогнула и выронила книгу, которую держала в руках, но так и не раскрыла.
– Мне кажется, что все затевалось для того, чтобы граф Рэйвенвуд переехал из флигеля в дом.
– Все затевалось для того, чтобы мисс Луиза Грэхем стала графиней Рэйвенвуд. Причем это было нашей общей целью. – Руперт поднял руки в жесте примирения. – Я не хочу снова спорить об этом. Я вообще не хочу спорить. Особенно здесь, на этой скамейке.
Луиза продолжала настороженно молчать. Руперт осторожно присел рядом, стараясь даже не коснуться ее юбок. Так будет безопаснее.
– Я просто хочу сообщить тебе, что я устроил встречу с маркизом Лентеллом. Завтра, в три пополудни, в его кабинете в конторе Ост-Индской компании.
– А Мортимер вернулся ни с чем.
– Есть двери, которые открываются только для графа Рэйвенвуда и остаются наглухо запертыми для Мортимера Фланнагана.
– Что ж, поздравляю, ты достиг определенных успехов.
– Определенных успехов? – искренне возмутился Руперт. – Мне кажется, это победа.
– По условиям пари ты должен добиться заключения контракта, а не просто получить приглашение от Лентелла. Он может выслушать предложение и отказаться сотрудничать.
– Вот об этом я и хочу поговорить. Мне нужна твоя помощь, чтобы подготовиться к встрече с маркизом.
– Это будет нечестно.
– Да, я знаю.
– И это тебя, конечно же, не останавливает.
– Я мог просто повести разговор так, что ты сама бы мне все рассказала. Но я прошу помощи и сожалею, что не сделал так раньше.
– В каком смысле?
– Я не поговорил с тобой честно до свадьбы, и это было не просто ошибкой, это было трусостью с моей стороны. А я не хочу больше лгать. И уж тем более мне противно быть трусом.
– Похвально, – пожала плечами Луиза. – Но я не буду тебе помогать с контрактом. Даже если это приведет к его потере. Мы заключили пари.
– Я попытался, – улыбнулся Руперт. – Лучше спросить – и получить отказ, чем не спросить вообще. И, кстати, о вопросах: у нас есть приглашение на званый ужин у Гринуэев.
– Мы же не развлекаться приехали. К тому же я в трауре.
– Ты уже можешь надеть фиолетовое, а ужин – это не бал. Я уверен, что твой отец сказал бы, что любовь к нему – в твоем сердце, а не в черном платье. И еще: у Гринуэев мы встретились впервые.
– Сколько доводов!
– Соглашайся.
– Только ужин?
– Один танец?
– Тебе говорили, что иногда ты не умеешь вовремя остановиться?
– Ни разу. Один танец? Вальс?
– Хорошо. Один танец.
Луиза смотрела в зеркало, как Мойра заканчивает укладывать ее заплетенные волосы в вечернюю прическу. Почему она согласилась пойти к Гринуэям? Потому что Руперт попросил. Это было абсолютной правдой. Просто потому что он сидел рядом и она чувствовала его тепло, потому что он сделал все, чтобы не начать снова спорить и ссориться. Просто попросил. Странно, но здесь, в Лондоне, в этом доме, Руперт как будто снова стал тем человеком, которого она захотела, стал графом ее мечты. Родные стены помогают? Глупости. Но все же она идет с ним на званый ужин. А завтра Руперт может заключить контракт – и выиграть пари. Тогда он увезет ее в Рэйвенвуд и… О том, что будет дальше, Луиза боялась думать, боялась, но все же постоянно возвращалась мыслями к тому, что означает «жить как муж и жена».
Прибытие графа и графини Рэйвенвуд не осталось незамеченным: все разговоры стихли на мгновение, а потом продолжились с утроенной силой. Светское общество спешило обсудить уже ставший историей поспешный брак, а также строило предположения насчет дальнейшего развития событий. Графине удивительно шел глубокий темный оттенок фиолетового шелка, из которого было сшито ее платье, а граф был, как всегда, очарователен. Скоро Луиза сама не заметила, как оказалась вовлечена в оживленную беседу со знакомыми и не очень знакомыми дамами, которые желали поближе сойтись с графиней Рэйвенвуд. Когда-то эти же леди не особо стремились подружиться с мисс Грэхем. Тем не менее Луиза получила от беседы определенное удовольствие. Например, ей понравилось смотреть, как дамы не находят слов и краснеют, если слышат что-то, что, по их мнению, не должна произносить юная леди, пусть даже замужняя.
А еще Луиза почувствовала необъяснимое облегчение, избавившись от общества Мортимера. Раньше, до знакомства с графом, Фланнаган был вполне приятным собеседником и товарищем по детским играм. Сейчас же он раздражал Луизу даже больше, чем граф в самые ужасные моменты их отношений, хотя Мортимер уж точно не делал ничего плохого. Здесь, у Гринуэев, куда Фланнаган попасть никак не мог, Луизе даже дышалось легче.
Графиня ловко отклонила множество приглашений на танец, прикрываясь трауром, так что бальную карточку она даже не стала доставать из сумочки. Однако граф помнил об обещанном вальсе, и, когда заиграла мелодия, под которую они танцевали в тот самый первый раз, Руперт неожиданно возник рядом, словно из-под земли.
– Миледи!
– Милорд!
Он повел ее в танце, и все те ощущения, что вскружили ей голову и зажгли огонь в сердце в первый раз, снова вернулись, как будто и не было никаких ссор и разногласий. И Луиза улыбнулась графу, искренне и беззаботно.
Не то чтобы Руперт действительно надеялся, что один приятно проведенный вечер распахнет для него двери спальни графини, но он все же попробовал. Нет, двери остались заперты, и графу пришлось отправиться спать раньше, так что Руперт проснулся засветло и тут же направился в контору мистера Кортни, прибывшего в Лондон следом за четой Рейвенвудов. Если кто и мог дать графу нужную информацию, так это мистер Кортни.
Через час он вышел от поверенного и подавил желание вытереть пот со лба. Руперт вообще старался не делать лишних движений головой, опасаясь растерять те знания, которые он только что получил. Если граф что-то забудет или перепутает… Это будет конец всему. Уже добравшись до клуба «Эймс», Руперт понял, что совершил ошибку: не нужно было стараться все запомнить, надо было просто взять мистера Кортни с собой на переговоры. С другой стороны, если бы он раскрыл перед поверенным свои планы, эта информация могла бы дойти до Фланнагана, который также собирался зайти к Кортни. Оставалось подождать пару часов, стараясь не трясти головой, а потом все кончится, так или иначе.
Когда Луиза проснулась, было уже за полдень. Хотя вчера они и вернулись от Гринуэев не слишком поздно, уснула она только под утро. Но Луиза никому и никогда бы не призналась, даже под страхом смерти, что сон бежал от нее потому, что она прислушивалась и ждала, что граф попытается войти в ее комнату. Однако из-за двери в гардеробную не доносилось ни звука. Сначала, когда Мойра только вышла из комнаты, Луизе показалось, что ручка двери слегка повернулась, словно кто-то осторожно пробовал, заперта ли спальня, но больше оттуда не донеслось ни звука. А Луиза лежала без сна, вслушиваясь в шорохи старого дома и щебет птиц в саду, а потом проснулись слуги, на улице заскрипели колеса телег, везущих продукты, воду и уголь… Он не пришел. Не захотел нарушать условия пари? Просто вернулся к Гринуэям или пошел в клуб, скоротать ночь за картами?
Когда Луиза спустилась в гостиную, там уже сидел Мортимер, мрачный как туча.
– Доброе утро, – жизнерадостно поприветствовала его Луиза.
– Доброе, если настаиваешь, – ответил Мортимер, по-прежнему хмурясь.
– Как я вижу, ты уже узнал об успехах графа, – проявила догадливость Луиза.
– Я заходил в контору мистера Кортни вскоре после того, как оттуда ушел «его светлость». Конечно, я догадался, зачем он расспрашивал поверенного. Каким-то образом графу удалось добиться встречи с Лентеллом.
– Некоторые двери открываются только для графа Рэйвенвуда, – процитировала Руперта Луиза.
– Ты, кажется, рада, что ему все удается.
– Я рада, что мы получим этот контракт. Это же общее дело, не так ли?
– Да, контракт – это главное. Но я не верю, что граф сумеет убедить маркиза Лентелла.
– О, я бы не была так уверена! – Луизе все чаще и чаще казалось, что Руперт способен уговорить даже чертей в аду не разжигать огонь под его котлом.
– Посмотрим, – мрачно проговорил Мортимер, погружаясь в чтение газеты.
Луиза пожала плечами и пошла в сад: если и придется ждать возвращения графа с переговоров, то она предпочитает делать это в одиночестве.
Руперт вышел из клуба за полчаса до назначенного времени. Идти до конторы Ост-Индской компании было буквально четверть часа, но эти полмили едва не стоили Руперту жизни.