"Мама, когда-нибудь мы поедем с тобой в Венгрию, как хотел дедушка?". — "Как-нибудь, Лайза, поедем…" — ответила Марийка.
И вот Марийка, которая могла бы по праву носить фамилию Бокани, решилась и рассказала Джонатону то, что поведал ей Чарльз Рассел в свой последний приезд в Нью-Йорк.
Джонатон внимательно ее слушал, не перебивал, молчал, когда Марийка делала долгие паузы. Она все рассказала, и словно камень с души свалился, не могла она больше держать эту новость про себя.
— Ты не должна чувствовать за собой никакой вины, что расспрашивала его об отце, хотя это нормальная реакция. Ты все еще горюешь о Чарли Расселе, но сердце не может жить только горем.
— Но я не могу примириться с мыслью, что был еще один отец — странная, романтическая, таинственная фигура, мужчина, чьи гены есть во мне, который так и не успел узнать о моем рождении.
— Ты думаешь о нем, как о живом, но его нет, Марийка. Он не оказал никакого влияния на твою жизнь. Не придавай ему сейчас столько значения.
— У матери был только один ребенок — я! Я не могу думать, что Иштван Бокани никогда не существовал. Благодаря ему я родилась на свет.
— Во всяком случае, я за это благодарен ему!
— Жаль, что ты не видишь сейчас моей улыбки.
— Я чувствую ее. Она легкая, как крылья бабочки.
— Какой же ты болтун, Джонатон Шер!
— Так пожелай мне спокойной ночи. Я уже подумываю — не купить ли мне "Америкэн телеграф энд телефон компани", чтобы не разориться на счетах за телефонные разговоры.
— Спокойной ночи, мой дорогой! — сказала Марийка, после его звонка ей стало легче на душе, хотя многие проблемы еще только предстояло решать.
Она знала — существует такой человек на свете, Джонатон Шер, и он любит ее.
Это — главное.
8
Был один из тех дней, когда клиенты "достали" ее своими звонками и неудовлетворенным любопытством. Им мало было того, что их фото и статьи о фирмах появились в последних выпусках бизнес-страницы "Нью-Йорк таймс" и "Форбс". Они замучили ее вопросами, а почему пресса не сказала того-то и того-то, то-то не заметила, это не уточнила, почему опубликовали фото в урезанном виде — "я там есть, а моих компаньонов отрезали".
В такие дни она готова была послать всех к черту!
Сидни Миллер был одним из таких надоедливых клиентов.
— Я недавно видел в газете упоминание вашего имени, Марийка, среди гостей на приеме в Белом доме. Почему бы вам не сделать такую вещь для нас, если только захотите.
— Это не в моих силах, Сидни.
— Рейчел говорит, что это мечта всей ее жизни — пойти на вечерний прием в Белый дом. Не на экскурсию, не по случаю, а именно на прием, государственный прием с обедом, вы понимаете, о чем я говорю.
— Сидни, как вы себе это представляете? Я звоню президенту Соединенных Штатов и отдаю ему распоряжение пригласить моих знакомых, чету Миллеров на обед.
— Вы ведь давно дружите с Уотсонами, не так ли?
— О, Боже! Сидни!..
— Подумайте, как это сделать. Все, что я вас прошу, — попробуйте. — И он быстро распрощался.
Гортензия вошла в кабинет Марийки с пачкой записок о просьбах клиентов перезвонить им лично.
— Сейчас им всем позвонишь?
— Нет.
— Что тогда мне с ним делать, босс?
— Выброси! Я так думаю. — Марийка чувствовала, как нарастает внутричерепное давление. Время сделать несколько упражнений, расслабиться.
"Джонатон, приди, погладь меня по голове, помассируй мне затылок! О, Джонатон, сделай так, чтобы они меня больше не мучили!"
Снова зазвонил телефон. Гортензия вместо Марийки сняла трубку и сказала:
— Это приятный звонок. Из Белого дома. — Она готова была напеть мелодию президентского гимна.
— Эви, милая, как у тебя дела? — Марийка поднесла трубку к уху.
— Хорошо, Марийка, очень хорошо. Приедешь сюда пообедать в четверг?
— Мне очень хочется увидеть радостную Эви, приеду. Ты знаешь, когда я думаю, что это благодаря твоей гениальной интуиции я познакомилась с Джонатоном Шером, я чувствую себя еще в большем долгу перед тобой.
— Да-а? Звучит приятно. Что у вас с ним происходит, чего я не знаю?
— Каждый божий день мы с ним разговариваем по телефону, каждый уик-энд мы проводим вместе. Я просто… просто…
— Да-а-а? — Эви прелестно растягивала последнюю гласную.
— Мы оба поняли…
— Что-о-о?
— Что мы не можем жить друг без друга. Нас тянет друг к другу — поговорить, поделиться тем, что каждого из нас волнует, понять проблемы другого. Мы часами беседуем по телефону, забывая о времени.
— Ты даже захлебываешься, когда говоришь о нем. Вот что мне скажи…
— Что?
— Ты уже переспала с ним?
— Ты все-таки нахальная, я тебе скажу, хотя и первая леди. Ты говоришь по защищенной линии связи?
— Конечно, не волнуйся.
— Просто не хочу, чтобы враги Америки узнали о моей сексуальной жизни.
— Не увиливай от ответа. Ты спала с ним?
— Еще как!
— Значит, у вас с ним все в порядке? Судя по твоему голосу, даже не нужно спрашивать.
— Я слабею, когда просто о нем думаю.
— Так это же отлично!
— Он восхитителен!
— И это говорит моя стойкая, твердокаменная подруга, независимая феминистка. Ты растекаешься, как каша, вокруг мужика!
— Это так, и мне совершенно не стыдно. А что нового у тебя?
— Нуждаюсь в девичьем трепе! Поболтаем, Марийка? Ты видела новый дом Джорджанны?
— Нет, но я приглашена на ужин с танцами, она и Чонси устраивают прием девятого числа. Она ужасно волнуется, хочет, чтобы ты пришла с Маком.
— Невозможно. — Эви тяжело вздохнула. — Мы должны будем скоро уехать с визитом. А Джорджанна могла бы мне сама позвонить, а не использовать тебя, как свою секретаршу.
— Она боится звонить в Белый дом.
— Это ужасно! Даже мои старые подруги испытывают священный трепет перед этим проклятым местом, даже боятся мне звонить. — Она снова говорила упавшим голосом. — В любом случае, не обращай внимания на мои всплески, я часто взрываюсь, пожалуй, слишком часто. Хорошо, передай Джорджанне, что я люблю ее, что хочу видеть ее дом — подобие Версаля, что выберусь к ней, если смогу, пусть даже без Мака… Нет, этого не говори, подождем — увидим, хотя я уверена, что мы не сможем прилететь из Вашингтона в Нью-Йорк на частную вечеринку. Подскажи ей — пусть предоставит свой дом, этот палаццо, для приема иностранной правительственной делегации, тогда мы сможем приехать. Мне очень хочется ее увидеть.
— Все передам ей, Эви. Вот о чем я еще хотела тебя спросить… попросить… я понимаю, как это глупо, ненавижу делать такие вещи…
— О чем ты меня хочешь попросить? — Эви заговорщицки хихикнула. — Чтобы я сбежала из Белого дома? Или развелась с Маком?
— Чудовищно!.. Прошу тебя пригласить одного моего клиента и его жену на государственный прием. Я понимаю, что это трудно, но он набит деньгами и мог бы стать крупным источником денег для партии. Это единственное, что может оправдать появление его имени в списке приглашенных.
— Марийка, ты же понимаешь, что я могу легко это сделать. Чепуха! У нас скоро будет скучнейший государственный прием, на котором, я знаю, ты бы умирала от скуки, но я приглашу мистера и миссис Большие Деньги. Позвони в секретариат завтра и продиктуй их данные: имена, адрес, номер свидетельств социальной защиты и всякую прочую ерунду, ты все знаешь. Я предупрежу Яну Элкот прямо сегодня, чтобы она ждала твоего звонка в полдень.
— Какая же ты чудная подруга! Мне очень стыдно, что я таким образом использую твою дружбу.
— Ты меня никогда ни о чем не просила, и столько для меня всего делала. Кончим этот разговор.
— Джонатон Шер — подарок от тебя, Эви, который я никогда не забуду.
— Я надеюсь, что тебе не придется менять этот подарок на что-то другое.
Они распрощались. Марийка ввела в память своего мини-компьютера информацию; ей нужно позвонить Сидни Миллеру и сообщить ему хорошую новость. Потом она решила окончательно избавиться от приставаний Сидни, организовав ему и Рейчел приглашение на ужин к Джорджанне. Двух таких визитов будет им "за глаза" для вхождения в "свет". Больше она для него ничего в этом плане делать не будет.