— А как у тебя дела с Маком? — спросила Марийка.
— Лучше, чем когда бы то ни было, — ответила счастливым голосом Эванжелин. — А у тебя с Джонатоном?
— Мы так редко видимся, что не успеваем поссориться.
— Звучит не слишком оптимистично.
— Все в порядке, не волнуйся. — Но Марийка не была в этом уверена.
— Проводите вместе больше времени, — посоветовала Эви. — Отложи кое-какие дела, перепоручи часть работы своим сотрудникам, но не бегай за ним — покажи ему, кто ты есть. И не торопись, вам надо лучше узнать друг друга. Разговоры влюбленных по телефону — это одно, а совместная жизнь — совсем другое.
— Конечно, матушка, я буду держать тебя в курсе, как у нас все складывается.
— Что ты делала, когда я позвонила? Как Лайза?
— Примеривает наряды, которые я привезла ей из Парижа.
— Это дело серьезное! — засмеялась Эви. — Поцелуй ее от меня.
Лайза выхватила у матери трубку.
— Привет, тетя Эви! Вам не нужны молодые симпатичные помощники?
— Кажется, я догадываюсь, о ком ты говоришь, милая. Я даже знаю, что его зовут Серджио. Я подумаю.
— Спасибо. Передаю трубку маме. Счастливо, тетя Эви!
— Ты помнишь, Марийка, какими мы были в ее возрасте?
— Конечно, но у нас было ума побольше.
— Нет, мы были такими же сумасбродками. Помнишь, как мы явились в Нью-Йорке ночью в полицейский участок и заявили, что ищем кавалеров на танцы в колледже? Может быть, мы были более наивными, а возможно, и нет. С годами мы забываем, какими сами были в молодости, и пытаемся навязывать молодым свои взгляды и вкусы.
— Я не рассказывала Лайзе эту историю. А помнишь, какой был переполох, когда полицейские явились на танцы в униформе и на лошадях?
— Отличная получилась вечеринка! Так какая разница — конный полицейский или итальянский красавчик?
— Госпожа первая леди, не развращай мне дочь!
Марийка и Эви, обе довольные своими воспоминаниями, тепло распрощались. Марийку порадовал звонок подруги, но он не смог вытеснить мыслей о работе.
Прежде чем войти, Марийка постучалась в дверь кабинета Грега.
На его лице было написано удивление. Грег был угрюм, он даже не встал, чтобы ее приветствовать, и не предложил сесть. Теперь темные очки не скрывали его злобного взгляда. "Ну, что же, — решила Марийка, — это облегчит мне задачу". Она не испытывала к Грегу никакой симпатии, резерв доверия был полностью исчерпан.
— Думаю, вы понимаете, с какой целью я к вам пришла.
— Да, я ждал вас. Вы нашли предлог для очередной атаки на меня?
— Предлогов сколько угодно, вы сами об этом знаете. Ваш последний трюк с Чарли Мандером окончательно вывел меня из терпения. У вас нет никакой профессиональной чести…
— О, прекратите, Марийка. Не разыгрывайте из себя святую. Вы никогда не давали мне действовать самостоятельно, недостаточно оплачивали мои старания. А ведь именно благодаря мне фирма стала процветать.
— У меня нет времени выслушивать ваши причитания, Грег. Вы — обыкновенный вор, непорядочный и неблагодарный тип…
— Без меня вы бы давно вылетели в трубу! — Грег сорвался на крик.
— Я хочу, чтобы вы убрались из моего агентства. Я планировала дать вам двухмесячный отпуск, но теперь ситуация изменилась. Даю вам две недели, чтобы сдать документы и дела.
— Хочу вам сказать прямо, вам не удастся вышвырнуть меня из фирмы. Я не пойду, более того, я собираюсь возглавить агентство и вытурить отсюда всех ваших прихлебателей. Вы просто дилетантка!
— Мерзавец! Я не позволю вам оставаться здесь ни минуты! Вы немедленно получите расчет и очистите кабинет! Я пришлю кого-нибудь их охранников, чтобы присмотреть за вами. Как же Гортензия была права…
Через час Грега Уиллиса уже не было в конторе, он ушел, ни с кем не попрощавшись. В агентстве все уже знали причину разрыва с ним.
11
Джонатон заехал за Марийкой и Лайзой на арендованном черном "БМВ", и они вместе поехали в другую часть Манхэттена, где жили Клагмэны.
Их тепло встретили родственники Джонатона, дядя Якоб и тетя Руфь, уже женатые их дети, Лесли, Даниэль, Бонни и Фред.
— Все они — мои кузены, но всегда называют меня "дядей Джонатоном".
Якоб держал на плечах симпатичного четырехлетнего мальчика.
— Это наш младший, Роджер, — сказал Якоб. — Для него сегодня особый день. Почему? Это вы узнаете позже. — Он подмигнул Джонатону.
— А где моя матушка? — спросил Джонатон у тети Руфь.
— Она в спальне, приводит себя в порядок.
— К сожалению, я не смог ее встретить в аэропорту.
— Забудь об этом, — успокоила его тетя Руфь. — Ты же послал за ней машину. Она считает, что у нее прическа растрепалась, и только бы расстроилась, если бы ты встречал ее в аэропорту.
Судя по всему, это была дружная счастливая семья. Наконец Марийка увидела Ребекку Шер, все еще красивую женщину шестидесяти семи лет, стройную, как девушка, с короткой стрижкой серебристо-белых волос. Она была одета в приталенное длинное серое фланелевое платье с кружевным воротничком, явно сшитое у дорогого портного. В ушах — золотые серьги, украшенные бриллиантами и жемчужинами, на руках — массивные золотые браслеты. Марийка отметила про себя, что мать Джонатона производила впечатление властной и следящей за собой женщины, у нее был изысканный вкус, что понравилось Марийке больше всего. Ребекка Шер сама добилась удачи в жизни, хотя вышла из бедной семьи.
"Теперь я знаю, откуда у Джонатона такая энергия и амбиция, это гены матери", — подумала Марийка.
Миссис Шер тепло приветствовала Марийку:
— Моя дорогая, наконец-то нас познакомили. Я так счастлива. Последние два месяца я только и слышала из уст своего сына ваше имя. Джонатон вас так расписал, он считает вас самой красивой женщиной в мире. Но в жизни вы еще симпатичнее, чем по его рассказам. Мужчины так часто бывают необъективны, когда описывают своих любимых.
— Для меня тоже большое удовольствие увидеть вас. — Марийка даже покраснела от такого комплиментарного приветствия, но все же почувствовала в тоне Ребекки оттенок недоверия.
— Джонатон рассказывает всем, как он скучает по вас, ведь вы живет в Нью-Йорке, а он в Чикаго…
Их разговор прервали, позвав всех в столовую, куда с гомоном уже понеслись дети.
Столовая была также и библиотекой. Все четыре стены комнаты были заставлены полками с книгами. Хозяева и гости уселись за большой, изысканно сервированный стол. Зажгли свечи.
— Начинается неделя, когда евреи совершают священный ритуал, празднуя рождение еврейского народа, начавшего борьбу за свою свободу, — начал объяснять Якоб суть праздника, на который они пригласили Марийку с Лайзой. — Мы отмечаем роль Бога в истории народа Израиля и роль еврейского народа в божественном Промысле. Это редкая возможность разделить наши религиозные чувства с семьей, друзьями, гостями, понять суть иудизма, историю народа, его прошлое, настоящее и будущее, наш путь к спасению и искуплению грехов. Мы готовимся к еврейской пасхе. Все в доме должно быть вычищено и вымыто. В эти дни мы используем специальную посуду и утварь, готовим особые блюда.
Перед Якобом стояло на столе особое блюдо с зажаренной ногой ягненка, яйцом, а рядом стоял хрен.
— Эта пища, — объяснил Якоб, — символизирует принесение в жертву в древности пасхального агнца и страдания еврейского народа. — Еще на столе были фрукты, орехи, пряности и вино, — это было связано с воспоминаниями о страданиях евреев в Древнем Египте, когда их, как рабов, использовали на строительстве дворцов и пирамид.
— Имя Бога было открыто Моисею на горе Хорив. Когда Моисей, которому Бог явился в неопалимой купине, спросил его, как ему имя, Бог отвечал: "Я есмь сущий", — продолжил рассказ Якоб. — Бог объяснил, что являлся Аврааму, Исааку и Иакову под именем Шаддай, что значит "Бог всемогущий", и не раскрылся им. Поэтому в иудизме непроизносимо имя Бога. Раскрытие его имени — знак особого откровения, данного Моисею. Десять заповедей запрещают произнесение имени Бога всуе. И только в День очищения первосвященником произносится оно вслух раз в году неслышно для окружающих. Тайна его имени устно передавалась по старшей линии первосвященнического рода.
Марийка разглядела на столе еще петрушку, сельдерей, листья салата, напоминавшие, что пасха означает приход весны.