— Тетя Виктория! — слишком громко воскликнула Марийка и тут же понизила голос, иначе все посетители кафе были бы в курсе ее проблем. — Я люблю Джонатона настолько, что никакие происшествия не смогут разрушить наших отношений и заставить меня расстаться с ним. Я буду очень стараться, чтобы он не сожалел о содеянном, и все, что нужно, сделаю для него. Между нами не будет проблем.
— Мне нравится, как ты говоришь. Но только время покажет, Марийка, так ли ты его любишь. Тебя всю жизнь оберегали от неприятностей. У тебя была приличная семья, ты ходила в привилегированную школу, тебя были рады принять в любом доме. Все у тебя, как говорится, было на месте. Теперь же ты собираешься замуж за человека с иным положением и уверяешь себя, что твоя любовь сможет преодолеть все преграды, если они возникнут.
— Я действительно очень люблю его и хотела бы, тетя, чтобы ты признала его.
— Ты же знаешь, что он мне сразу понравился, когда я увидела его на похоронах. И тебе пора кончать с твоей одинокой жизнью. Я приветствую твое желание вступить в брак. Я радуюсь, что в твоей жизни появился мужчина. Теперь, пока Элеонор не пришла за мной, ты можешь рассказать мне обо всех его достоинствах. Согласна? Расскажи мне все о нем.
Марийка минут двадцать взахлеб рассказывала о Джонатоне, тетя ее внимательно слушала, не перебивая.
— Ты знаешь, — сказала Виктория, когда Марийка кончила говорить, — я уже не могу далеко путешествовать, тем более в Швейцарию. У меня там есть дом, который поддерживают в чистоте и порядке, в холодильнике всегда есть свежий лед, а в баре — что выпить. Когда ты будешь в Цюрихе по делам или окажется Джонатон там, милости прошу воспользоваться этим домом. Вы можете там пожить после свадьбы.
Через полчаса они тепло распрощались, и Марийка долго стояла, глядя в след уходящей тете Виктории. Она ее благословила, а это так много значило для Марийки.
— Больше не могу так — видеть тебя изредка, мельком, в перерывах между поездками. — Джонатон нежно гладил Марийку по волосам.
Она, свернувшись калачиком, лежала на черном кожаном диване, положив голову ему на колени.
— Да, я понимаю…
— Каждый раз нам не хватает времени. Я пересаживаюсь с самолета на самолет, ты — тоже. Мы не можем даже толком поговорить. Я разозлился, когда ты вчера сказала, что мы не сможем увидеться в этот уик-энд, — не было сомнений, он был серьезно расстроен.
— Джонатон, мы ничего не можем изменить. Тебе нужно примириться с тем, что у каждого из нас есть еще и своя жизнь, работа.
— Почему я должен с этим мириться, черт побери?
— Расслабься, пожалуйста. Сейчас мы вместе, и нет ничего важнее. Зачем же портить себе настроение? Весь уик-энд мы будем вдвоем. — Она старалась говорить спокойным счастливым тоном. — Я ценю каждую минуту, проведенную с тобой. Скоро мы сможем побыть вместе подольше, поедем вместе отдыхать этим летом.
— Значит, тебя устраивает все как есть?
— Джонатон, ты рычишь, как лев в клетке. В чем дело?
— Похоже, мы никуда не поедем. Я не могу без тебя, а ты воспринимаешь нашу разлуку как нечто само собой разумеющееся.
— Меня это тоже расстраивает, поверь. Я думаю о тебе и днем и ночью, — Марийка протянула руку и погладила его по щеке. — Я ненавижу те минуты, когда ты выходишь за дверь моей квартиры. Ненавижу расставания в аэропорту, когда ты в очередной раз улетаешь куда-нибудь, но ты должен понять, у меня есть дочь, которой я еще нужна, есть моя работа, и я ответственней, чем ты.
— Если ты таким образом хотела меня успокоить, у тебя это плохо получилось.
— Попробую по-другому. — Она обхватила его голову, склонила к себе и жадно стала целовать в губы.
— Послушай. — Он оторвался от нее. — Я много раз говорил, что люблю тебя и хочу на тебе жениться. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и ездила бы со мной в мои нескончаемые командировки.
— Я не могу так сразу все бросить и изменить свою жизнь. — Она снова попыталась притянуть к себе его голову. — Я боюсь оставлять Лайзу без присмотра. У меня есть свои обязательства перед тридцатью шестью сотрудниками, которых я наняла на работу. Джонатон, дай мне время.
— Лайза уже взрослая девушка. Она проводит больше времени с Серджио, чем бывает дома. Большинство студентов колледжей живут в общежитиях вдали от дома, вспомни себя.
— Повторяю, мне нужно время, чтобы все организовать.
— Но ты пока еще ничего для этого не сделала. Тебя, видимо, устраивает такой роман — на расстоянии. А меня, черт побери, нет!
— Я понимаю твое нетерпение, Джонатон. Помоги мне, подскажи, что мне делать с моим агентством. Я запуталась в сомнениях. Дела держат меня в Нью-Йорке.
— Для тебя, очевидно, твоя компания важнее меня.
— Уймись! — не выдержала Марийка. — Ты во всем винишь одну меня. Ты уже забыл о своей матери? Тебя не волнует ее ко мне отношение?
— Марийка, Бога ради, какое отношение имеет моя мать к нашим планам?! Оставь в покое мою мать. Она не станет преградой, разделяющей нас! — Джонатон в гневе вскочил с дивана и стал нервно ходить по комнате.
Марийка поняла, что зря вспомнила его мать, это был плохой аргумент, но она не могла простить Ребекке тот единственный с ней разговор.
— Джонатон, успокойся и сядь рядом, — сказала Марийка примирительным тоном. — Я переживаю, когда ты так расстроен.
— Знаю, я нетерпимый человек. — Джонатон остановился посредине комнаты, но к Марийке не подошел и не сел. — Я всегда был человеком действия и не могу топтаться на месте. Я знаю, чего хочу, ты нужна мне. Если я тебе безразличен, то лучше услышать это сейчас, и не будем тогда терять времени. Мне одиноко без тебя, Марийка. Мне осточертело общаться с тобой по телефону, представляя, как ты выглядишь, твой аромат… — Он кинулся к ней, обнял и стал целовать.
Она оттолкнула Джонатона.
— Ты сделал мне больно!
— Извини, извини меня, Марийка.
— Эх, Джонатон, Джонатон… — Она снова прижалась к нему. — Мы должны еще немного потерпеть. Все будет, как ты хочешь, но подожди еще, дай мне закончить свои дела. Мне нужно время, чтобы принять решение, не торопи меня. Я так не могу. Постарайся меня понять, я не могу сейчас бросить агентство в таком положении.
Это была правда. Грега она выгнала, Стефен Лэмптон тяжело и безнадежно болен. Марийка не могла вот так просто выбросить "Стьювейсант коммьюникейшнз" из своей жизни, но внутренний голос предупреждал ее: "Не отталкивай его, Марийка, ты будешь потом глубоко об этом жалеть!" Но она не прислушалась к нему. Неужели Джонатон не может ее понять?
— Милый, ты обещал мне прогуляться по Чикаго. Мы сейчас слишком перевозбуждены, расстроены, обидчивы. Давай закончим этот разговор, слова нам сейчас не помогут. Оденемся потеплее и махнем на улицу? Нам нужно продышаться. Ты обещал показать мне свои любимые места.
— Так не убежишь от проблем, Марийка. Ты не хочешь ничего решать, даже не пытаешься. Все остается статус-кво, не так ли?
Сейчас они ничего не могли решить, Марийка это понимала. Нужно было как-то отвлечь Джонатона. Они вернутся к этому разговору, когда будут не так раздражены — серьезные решения не принимаются в спешке и сейчас для них не время.
Самое лучшее — это прошвырнуться по городу, а Джонатон — отличный гид и хорошо знает город, его архитектуру. Он обещал свозить ее в Чикагский университет, в маленькую синагогу в Хайленд-парк… Им нужно отвлечься от проблем.
Марийка почти силой вытолкала Джонатона из квартиры. Вечером, после сладостного возбуждения в кровати, она попытается ему все объяснить, уговорить его не спешить, не требовать от нее сейчас бросить и переехать к нему в Чикаго. Он подскажет ей, как лучше завершить дела в компании…
Джонатон был менее оптимистически настроен, он был зол и раздражен.
"Впервые за время нашего близкого общения, — думала Марийка в самолете, взявшем курс на Нью-Йорк, — что-то разладилось у нас в постели, возникло легкое отчуждение".
Он был нежен и страстен, как всегда. После чудесного ужина с шампанским и прогулки по ночному городу она в радостном возбуждении кинулась в его объятия. Они с энтузиазмом занимались любовью, но что-то в их отношениях было утеряно — чего-то недоставало.
12
Марийка поджидала Джонатона в дипломатической приемной Белого дома. Он только что снова вернулся из долгого турне на Дальний Восток и прилетел в Вашингтон, чтобы увидеться с ней.