Роман быстро купил букет, вернулся, кивнул гардеробщице как своей, бросил на стойку пальто и помчался с букетом вверх по лестнице.

Из кабинета Мусатовой вышел очередной пациент, Роман заглянул в приоткрытую дверь:

– Алиса Николаевна, я на секунду… Спасибо вам огромное! – Он поднес докторше цветы. Белые розы, двадцать одна штука.

– Ух ты… Спасибо! – Кажется, Мусатова улыбнулась, но под маской не особо было видно.

Роман попытался вспомнить лицо женщины и не смог. «Одинокая, – вспомнил он. Вдруг в голове у него что-то щелкнуло. – Она одинокая? А может…»

– Алиса Николаевна, еще немного времени хочу у вас отнять. Как вы смотрите на то, чтобы сходить со мной в какое-нибудь кафе? – выпалил Роман, сам еще не понимая до конца, что же такое он затевает сейчас. Докторша и пациент? Но, с другой стороны, лечение-то он уже закончил, имеет право…

– Зачем? Нет-нет, мне вполне букета хватит! – вежливо ответила Мусатова.

– Я не в этом смысле. Я на свидание вас приглашаю.

– С кем? – ошеломленно спросила Мусатова.

– Со мной.

Зависла пауза.

Докторша смотрела на Романа круглыми неподвижными глазами ярко-серого цвета, в освещении ламп чуть отдающими в голубизну. Пожалуй, ее глаза можно было назвать красивыми.

– Шутите? – шевеля губами под маской, сухо спросила она.

– Нет. Я с серьезными намерениями. В перспективе хочу жениться.

– На мне?!

– Не знаю. Может быть. Для этого нужно сначала встретиться… где-нибудь на нейтральной территории. Поговорить, узнать друг друга лучше. Может, я занудой вам покажусь, может, окажется, что мы разные книги читаем и нам не по пути…

Алиса Николаевна молчала. Потом вдруг заморгала часто-часто и, явно нервничая, неловкими движениями стянула с лица маску. Затем сорвала с головы белую медицинскую шапочку. Под ней оказались довольно густые и длинные волнистые волосы, правда, непонятного цвета – не светлые и не темные – какого-то серо-ржавого оттенка. Лицо у Мусатовой было невыразительное, с неровной кожей, пестренькой, точно кукушечье яйцо, носик острый, вернее даже – вострый, как говорили в старину.

Роман вспомнил лицо Мусатовой, видел же раньше… И вдруг он понял, что на самом деле она рыжая. Просто ее волосы не сияли медью, а имели тусклый и невнятный оттенок, и кожа… Она же была усыпана веснушками! И брови светлые, и ресницы. Типичная рыжая! Только масть белесая какая-то…

Алиса Николаевна Мусатова в своем натуральном, естественном виде – то есть без шапочки на голове и без маски на лице – неожиданно разочаровала Романа. Как будто он ждал чего-то большего… Она не уродина, не страшилище – нет. В чем-то даже интересная особа, но совсем не его типаж.

Докторша усмехнулась, пожала плечами. Потом потянулась к стопке бумаг на столе и достала визитную карточку, протянула ее Роману:

– Вот мой номер… Позвоните потом, ну… потом, да. Если не передумаете. А если передумаете – я не обижусь, честное слово. Может, и я передумаю встречаться с вами… Сейчас мне трудно ответить определенно. В общем, звоните, Роман Петрович. Всего доброго, здоровья. Спасибо за чудесные цветы.

– И вам спасибо. Спасибо! И вам всего доброго… – Роман попятился назад. Выскользнул из кабинета, затопал по лестнице вниз.

Он жалел о том, что заговорил с Мусатовой о возможном свидании. Она ну совсем не та женщина, с которой он хотел бы провести вторую половину своей жизни, не та… Вроде ничего так, но не та!

Дня два после того случая он проходил с неприятным ощущением, словно натворил глупостей, наговорил лишнего. А если шею опять прихватит? К Мусатовой уже не обратишься, неудобно… Получается, хорошего доктора потерял, ищи потом не пойми кого…

С другой стороны, Алиса – идеальный вариант жены. Доктор под боком! И она, определенно, не противная. Ну да, вся такая рыжая-белесая, зато, судя по всему, еще не стара. Стройная. Носик этот… В сущности, она даже чем-то на Дженнифер Энистон в ранних фильмах похожа, докторша эта… И еще она, кажется, умеет тонко чувствовать. Специально ведь шапочку сняла, волосы распустила… Дескать, смотри – ты уверен, что я тебе подхожу?

К исходу второго дня Роман сумел себя уговорить, что, возможно, сумеет привыкнуть к внешнему виду Алисы Николаевны. И вообще, союз именно с ней сулит множество плюсов… Или все же не звонить ей, не связываться вовсе? Раз уж человек сразу не понравился, зачем мучиться, заставлять себя, да и женщине неприятно станет, если он все-таки пойдет на попятный…

* * *

Когда Катаев покинул кабинет и дверь за ним закрылась, Алиса подошла к зеркалу, висящему в углу над раковиной, аккуратно подобрала волосы и снова натянула на голову шапочку – так, чтобы ни одна волосинка наружу не выбивалась. Затем надела на лицо маску… теперь только глаза видно. Ну и правильно, надо было дать Катаеву возможность разглядеть себя лучше. Что называется, показать товар лицом! – мысленно усмехнулась Алиса.

Она знала, какое впечатление порой производит на людей, привыкла уже. «Так ты рыжая, что ли?» – иногда восклицал кто-то из новых знакомых, не отягощенных деликатностью.

Да, рыжая. И Максим рыжий, только сын – настоящий рыжий, огненный такой. На виду весь. Сияет медно-золотым нимбом из кудрей, озаряя все вокруг… А она, Алиса, – затаившаяся рыжая, не явная, не с первого взгляда бросается в глаза ее масть… и вот удивительно, почему люди реагируют так на цвет волос? Именно на рыжий цвет… Одна пожилая дама в банке, у окошка, где счета оплачивают, прямо-таки шарахнулась от Алисы. Из серии – изыди, нечистая сила. Другие, наоборот, умилялись… Толик Карташов называл «лисой Алисой», говорил, что ее имя идеально совпадает с внешностью. Но Толик – друг с детства, почти что брат…

Впрочем, дело не в этом.

Сам факт того, что к ней сегодня подошел мужчина и пригласил на свидание, удивляет! Такого сто лет не было… Даже если Катаев не позвонит, то все равно сегодняшний день стоило запомнить надолго. Как будто чудо какое произошло, сама Вселенная услышала Алису и откликнулась.

«Я ведь никому не говорила, ни с кем своими проблемами не делилась, никогда… А тут задумалась о мужчине, о семье – и раз, мужчина объявился. И приличный, судя по всему, не какой-то бездельник. Причем довольно известный человек, как я понимаю…» – размышляла Алиса.

Но, с другой стороны, она, проработавшая в медицине уже довольно долгое время, навидавшаяся всякого, неплохо понимала людскую психологию и мотивы поведения…

Катаев из тех мужчин, кто по молодости живет весело и беззаботно, не задумываясь о собственном здоровье. До тех пор, пока не прозвенит тревожный звоночек. Либо сердце прихватит, либо сосуд прижмет, или поджелудочная о себе вдруг напомнит… И тогда сразу паника. Страх! Страх за собственную жизнь. Впервые заболевшие немедленно бросают пить, курить, есть вредное, встают на лыжи, начинают скрупулезно, по минутам, соблюдать режим дня. Мнительно-тревожно прислушиваются к собственным ощущениям.

Катаев, судя по всему, принадлежал именно к этому типу людей. И, кстати, отсюда и желание найти жену… Брак для таких – как тихая гавань, защита от всех невзгод. Жена позаботится, накормит домашней пищей, уложит вовремя, утешит. Жена – именно тот человек, кто станет опекать в старости. В случае немощи. Жена – нянька, сиделка. После бурных романов с молоденькими девицами, пережив кризис, старые мужья обычно возвращаются к прежним женам, понимая, что только те готовы и согласны за ними ухаживать. Прочие мужчины, из тех, кто еще не в браке – старые холостяки, – спешно находят себе постоянную спутницу жизни… Такова реальность, увы. Так что логику Катаева можно понять, почему он вдруг подкатил к Алисе. Ну как, свой собственный врач всегда под рукой будет иметься…

И это неплохо, кстати. Все это по-человечески понятно и чем-то даже хорошо, ведь в подобном союзе у жены появляются рычаги управления мужем. И тот живет осторожно, стараясь избегать необдуманных поступков.

Алиса покинула поликлинику в девятом часу. Было уже темно, в оранжевом свете фонарей ярко переливались снежинки… Она шла, прижимая к груди букет, – специально завернула его перед выходом в газетную бумагу, чтобы не замерз.

За углом наткнулась на Анатолия, тот стоял у своей машины – огромного черного внедорожника, окруженный толпой почитательниц.

– Анатолий Георгиевич, можно автограф?

– Пожалуйста… у меня их много!

– Анатолий Георгиевич, спасибо вам, что вы есть…