– Нет, – растерянно ответил мой собеседник. – Очень мало что понимаю. Зачем же ты согласилась выйти за него?

– Да помрачение! Наваждение, сон – словом, то, что иногда происходит со всеми людьми! Что и с тобой было.

– Я живу в самом сладком сне на свете...

– Ах, Леша, оставь ты эти сантименты, не до того сейчас. Так вот, наваждение прошло, я попыталась разорвать отношения с Мельниковым, тем более что он действительно был каким-то странным. Но он подумал, что во всем виноват Митя, что он не отпускает меня. Я уже говорила, что по дури, по незнанию обронила ту эффектную фразу про смерть, а бедный Мельников воспринял все буквально...

– И что, он пошел и убил?

– Да, – просто ответила я.

– А та, другая девушка, о которой упоминалось...

– Шурочка? Шурочка просто несчастная женщина с несложившейся личной жизнью, у нее свои проблемы... У нее был роман с Мельниковым в школьные годы, но потом, после болезни, она бросила его. Теперь ты понимаешь, что настоящая преступница сидит перед тобой?

Леша молча прижал меня к себе.

– Ты понимаешь, какие подлые, глупые женщины существуют на свете?

Вместо ответа он вдруг приблизил свое лицо и поцеловал меня, на несколько секунд я как будто потеряла сознание.

– Господи! – сказала я с ужасом. – Что же ты делаешь, Леша? Как ты можешь со мной, после всего того, что я тебе только что рассказала...

– Вопрос только в одном, – весело заявил он. – Вопрос только в одном – неприятен я тебе или нет?

– Нет, да... я об этом не думала. Я не знаю!

– Тогда надо еще раз повторить попытку.

Он опять обнял меня, и от следующего поцелуя я едва не умерла. Потому что мне показалось, будто я опять предаю Митю, и потому что не хотела, чтобы поцелуй этот закончился.

– Нет, я не могу! – сказала я, отталкивая от себя Алексея. – Ты очень славный, но...

– Но почему? – Он продолжал тянуться ко мне.

– Не могу! – в отчаянии воскликнула я.

– Неужели до сих пор чувство вины...

– До сих пор? – рассмеялась я. – Леша, голубчик, оно – навсегда!

– Я так и думал! – с досадой бросил он. – Я так и думал, что ты специально отгородилась от всего мира, чтобы заниматься самоедством. Ты настоящая извращенка!

– Что-о?

– Извращенка ты! Я же тебе нравлюсь, ты отвечаешь на мои поцелуи, тебе просто смерть как хочется отдаться мне, вот здесь, прямо на этих трубах...

Особо раздумывать я не собиралась – размахнувшись, от души я влепила ему пощечину. Я не хотела, чтобы его слова были правдой!

– Никогда, никогда больше...

– Послушай, ведь ты не можешь всю жизнь ходить в трауре и корить себя за то, что в юности была влюблена в какого-то психа...

– В юности он не был психом!

– Да плевать... Что плохого в том, что ты хочешь вновь любить? Ты живая, ты из плоти и крови, и твоя душа...

– Не надо про мою душу!

– Ты боишься! Ты сама себе боишься признаться, что тебе приятно, когда я...

– Все, хватит, не хочу тебя слушать! – Я вскочила и бросилась прочь, мысленно давая себе слово, что больше не позволю ему приблизиться к себе.

– Таня, стой! – Он бежал за мной.

– Нет, это был наш последний разговор... – на ходу, не оборачиваясь, вскрикнула я.

– Ладно, будь по-твоему, только ответь мне еще раз: ты ему сказала: «Только смерть разлучит нас с Митей» – и Серж пошел и убил его? Вот так сразу?

– Да, – ответила я, задыхаясь. – Он пошел и убил.

Потом, прокручивая мысленно наш с Алексеем разговор, я вдруг вспомнила, что назвала Шурочку несчастной женщиной. Да, с точки зрения обывателя, ее можно было назвать человеком с несложившейся судьбой, но теперь же никто так убого не судит!

Не так давно, зимой, она была у меня – очаровательная, в новенькой модной шубке, с хорошенькой стрижкой, очень молодившей ее. Кажется, она даже пыталась развеселить меня, приободрить – по-своему, разумеется, но ведь пыталась... Я была совершенно не права, представив ее Алексею как несчастную. Люди, у которых проблемы, так откровенно не веселятся. Несчастная женщина – это я.

«Да, я несчастна, – сказала я себе, глядя в зеркало на свое холодное, какое-то прозрачное лицо. – И становиться счастливой не собираюсь».

Через несколько дней позвонил Алексей. Суховатым, деловым тоном он предложил встретиться.

– Я хочу тебе кое-что показать.

– Показать? – испугалась я. Сумасшедшая мысль пришла мне в голову – я вдруг подумала, что он хочет мне показать тот самый нож, который Мельников вонзил в Митю, но потом отбросила ее в связи с очевидной бредовостью.

– Ты что, по-прежнему занимаешься своим так называемым расследованием? – осторожно спросила я.

– Да, так называемым...

– Хорошо, приходи, только мне очень страшно.

Он появился у меня через пять минут и первым делом стал исследовать мой видеомагнитофон.

– Пыли-то у тебя здесь, пыли... – пробормотал он, подключая его к телевизору. – Тоже мне, хозяйка!

– Попрошу без оскорблений, – строго сказала я. – Ты что, какое-то кино собираешься мне показать?

– Кино! – усмехнулся он. – Очень крутой боевик с Брюсом Уиллисом в главной роли! Я виделся с Мельниковым и запечатлел это свидание на видеокамеру.

– Виделся? – Внутри у меня все задрожало, и я упала в кресло, почувствовав, как ноги становятся ватными. – Его что, выпустили?

– Спокойно, без слез – никто никого не выпускал. Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе...

– Ах, оставь ты свои пословицы, говори толком!

Алексей наконец настроил мою технику и встал передо мной, держа в руках видеокассету. Лицо у него при этом было какое-то особенно спокойное и благостное, но мне все равно было страшно – как если бы он принес в мой дом тот самый нож...

– Ты помнишь Игорька? Ну, мой друг, симпатичный такой парень, мы еще в бассейне с тобой и с Анатолем...

– Не помню и вспоминать не хочу! При чем тут твой друг?

– А напрасно ты его не помнишь! – важно сказал Алексей, упиваясь своей властью надо мной. – Игорек журналист и работает в одном весьма солидном издании.

– Ну и что? – Я тряслась, как в лихорадке.

– Эк вас разбирает, девушка... Ладно, не буду тебя мучить. Игорьку очень повезло – главным редактором издания работает его родной дядя, человек известный и уважаемый в нашей стране. Что и сыграло немаловажную роль в том, что я задумал, ибо устроить командировку в то заведение закрытого типа, в котором находится сейчас Мельников, весьма проблематично.

– И Игорек туда поехал...

– Не только Игорек, но и я – тоже в качестве журналиста, якобы для написания статьи... Нет, все по-честному – Игорек уже пишет статью, материала для нее он набрал достаточно, да и я свой интерес удовлетворил. Читающая публика очень любит репортажи о подобных заведениях – тюрьмах, психиатрических больницах, лепрозориях...

– Вас пустили к Мельникову?

– Пустили, конечно. У нас же все документы, пропуска и прочее было... Кстати, вполне приличное место, и люди там на первый взгляд нормальные – я имею в виду пациентов. Честное слово, если б некоторых на улице встретил, ни за что бы не догадался, что у человека с головой не все в порядке. Да, Игорек тебе привет передает, очень уж он твоей историей проникся, не мог не помочь...

– Он что, обо мне с Мельниковым статью пишет? – перепугалась я.

– Нет, я не позволил, хотя руки у него так и чесались. Я же говорю – другого материала было предостаточно. Он настоящий друг, не мог не помочь мне.

– Бог с ним, с другом. Но почему тебя туда понесло, я не понимаю! Зачем мучить меня дальше...

– Глупенькая. – Он погладил меня по голове. – Наоборот, я не хочу, чтобы ты мучилась, я хочу вернуть тебя к жизни. Я не зря туда съездил – ты сейчас все поймешь, когда посмотришь кассету. Вообще там не очень опасных психов держат – лишь тех, кто по недоразумению. Для настоящих маньяков другое место есть, построже... Видел я там одну женщину, которая работала в детском саду нянечкой, ее голоса все время мучили – убей да убей одну девочку...

– И что? – с ужасом спросила я.

– И убила. Когда на эту тетку просветление находит, она очень мучается, понимает, какой грех на себя взяла. Даже жалко.

– Леша, ты лучше потом...

– Понял!

Он наконец вставил кассету в магнитофон. Задрожали какие-то полосы, и через мгновение на экране показалось лицо Сержа. Печальное лицо декадента, переживающего период распада – и личности, и всего окружающего мира. Лицо, полное вселенской, бесконечной печали. Я едва узнала его – так он исхудал, волосы очень коротко подстрижены, скорбные морщинки возле губ...