— Мой господин, соблаговолите приблизиться, — велел Гритти.

Сандро поднялся на пять ступенек.

— Да, Ваша Светлость?

— Ты должен понять мое положение, — прошептал дож так, чтобы никто, кроме Сандро, не услышал его. — Если бы все зависело от меня, никакого наказания тебе не последовало бы. Ничуть не сомневаюсь, что все произошло именно так, как ты описал. Однако, сам видишь, твой рассказ некому подтвердить, а двадцать девять молодых людей утверждают нечто совсем другое.

Сандро вспомнил, что Лаура отказалась выдвинуть обвинение против своих похитителей, и его охватила новая волна возмущения.

— Вы правы, в мою защиту некому выступить, разве что… это сделают годы верной службы. Дож сжал подлокотник кресла.

— Трентуно — мерзкое развлечение знати, которое я всегда осуждал. Такие выходки больше свойственны были моему покойному отцу.

— Тогда позвольте мне остаться в Венеции! — также шепотом продолжал Сандро. — Прошу об этом не ради себя, а ради вас. Убийца на свободе! Синьор, вам угрожает опасность!

— Ерунда! Ты окружил меня стражей, как папу Римского. Не один, а три человека пробуют мою пищу. Лакей переворачивает постель в поисках скорпионов и змей. И так каждый день!

— Эти предосторожности — необходимые меры, но они вовсе не так уж надежно обеспечивают вашу безопасность, — сказал Сандро. — Вы думали о документах, обнаруженных в мастерской Альдуса?

Гритти затеребил бороду.

— У меня от этих дум голова разболелась. Почему появились в списках дополнительные имена? Я не могу понять этого!

Помощники Сандро без ведома дожа проверили каждого, внесенного в список. Большинство из них оказались бывшими кондотьерами, живущими за счет добычи, захваченной в прежних сражениях. Кавалли взвесил, стоит ли сообщать Гритти о листовке, отпечатанной в мастерской Альдуса по заказу Адольфо Урбинского.

Пожалуй, нет. От дожа в этом вопросе поддержки не получишь.

— Послушайте, если вы хотя бы разрешили мне остаться в Венеции до поимки убийцы, я не стану возражать против последующей ссылки.

— Нет, — ответил Гритти, — я не в силах тебе помочь. Будь я королем, чье слово — закон для поданных, тогда, быть может… Но я всего лишь выборное должностное лицо… да эти люди просто проголосуют против меня! Но если бы ты снял свои обвинения против молодых людей… тогда все могло бы обернуться по-другому.

— Никогда! — воскликнул Сандро. И ни за что! Я буду стоять на своем. Эти подонки издеваются над законом. Да они бы растерзали Лауру, если бы я не вмешался!

— Лаура, да? — Гритти поднял бровь. Кто она тебе? Почему из-за нее ты обрекаешь себя на ссылку?

«Она для меня все», — подумал Сандро.

— Лаура мне никто, — мрачно ответил он. — Юная художница изумительного таланта. Но даже будь она последней шлюхой с Понти ди Тетти, разве эти негодяи имели бы право подвергать ее столь мерзкому унижению?

— Так ты не возьмешь назад свои обвинения?

— Нет!

Гритти покачал головой.

— И как только столь благородному человеку удалось так долго прожить?

Он махнул рукой.

— Ступайте, мой господин! Как мне не жаль, я должен зачитать условия вашей ссылки.

Держа перед собой связанные руки, Сандро повернулся и сошел с возвышения. Вот она, судьба человека, жившего по чести в соответствии с законом и общепринятыми понятиями о нравственности. Всю жизнь он служил любимому городу, сначала солдатом, потом в качестве кондотьера и, наконец, Стражем Ночи. Всего себя отдал Венеции, словно обожаемой всей душой любовнице. Без Венеции он никто. Ему легче было бы перенести смертный приговор, чем пожизненную ссылку.

Собрав остатки гордости, Кавалли опустился на одно колено и обратился лицом к дожу. Гитти подал знак писарям. Те подняли перья, пригото-вясь записать для истории слова дожа, сказанные им в день, когда переживал свой позор Сандро Кавалли, Страж Ночи Венеции. Андреа Гритти открыл рот и…

— Подождите! — в дверях Большой Палаты стояла Лаура Банделло.

Ее появление было подобно вихрю, потревожившему степенную вековую тишину старого леса. Собравшиеся оторопели. Перешептываясь между собой, они уставились на девушку. Сандро поднялся на ноги.

Противоречивые чувства — страх и радость боролись в нем. Даже после того, как он оскорбил и унизил ее, Лаура пришла, чтобы встать на его защиту. Глупышка! Разве ее вмешательство может изменить его участь?

Лаура обвела гневным взглядом молодых людей, издевавшихся над нею так недавно. Они опустили глаза. Смелость девушки тронула Кавалли и одновременно придала сил. Пусть будет, что будет.

Дож Андреа Гритти, Совет Десяти, судьи и писцы, стража и аристократы — все в немом удивлении уставились на Лауру. Неудивительно, ведь большинство из них видели ее впервые.

Сандро вспомнил их первую встречу. Только теперь до него дошло, как же она необычна: Лаура не просто красавица, она полная жизни девушка, подобная яркому солнечному лучу.

Лаура глубоко вздохнула, приняла горделивый вид, нисколько не обращая внимания на некоторый беспорядок в одежде, и приблизилась к возвышению.

— Я Лаура Банделло, — она развернула листок и протянула его дожу.

Сандро удалось прочесть отпечатанный крупным шрифтом текст и он едва удержался, чтобы не позволить прорваться гневу.

— Вы видите, Ваша Светлость, — резко и твердо обратилась девушка к дожу, — что эти молодые господа намеривались со мной сделать.

По толпе, собравшейся в зале, пронесся приглушенный ропот. Андреа Гритти побледнел и откинулся в кресле с гримасой отвращения.

— Ложь, все ложь! — воскликнул кто-то в зале.

Лаура бросила на юношей исполненный презрения взгляд.

— Я привела человека, задумавшего это преступление.

В зал вошел Марк-Антонио. Прекрасно одетый, с шапочкой в руке, он высоко держал голову.

— Это правда, Ваша Светлость, — подтвердил юноша, склоняясь перед дожем. — Всю ответственность за случившееся я принимаю на себя.

«Значит, Лаура разыскала Марка-Антонио, — думал Сандро, — переборола свое отвращение и поговорила с ним». Боже, с такой матерью, как Лаура, его сын стал бы великим человеком!»

— Идея похищения принадлежит мне, — сознался юноша, стыдливо опуская глаза. — Я считал задуманное просто карнавальной шуткой и я виноват, что наше веселье вышло за рамки дозволенного законом. Виноват я и в том, что мои друзья оказались прикованными к веслам галеры. Если кто-то и должен быть наказан, то это я.

Сандро не мог поверить услышанному. Никогда прежде его сын ни перед кем не отчитывался за свое поведение!

— Данное признание проливает новый свет на рассматриваемое нами дело, — объявил Гритти и облегченно вздохнул, надув щеки.

Мановением руки он подозвал к себе трех главных советников.

Сандро встретился взглядом с сыном.

— Почему ты пришел? — шепнул он.

— Лаура просила, — также шепотом ответил Марк-Антонио. — Отец, она простила меня! А ты?

Кавалли-старший не нашелся, что ответить. Его душа переполнилась уважением к отважной девушке и состраданием к юноше. Из противоположного угла зала на него смотрели сияющие глаза Лауры.

К ней подошел мажордом и что-то шепнул на ухо. Сандро догадался, что именно: ни одна женщина, даже супруга дожа, никогда не входила в Большую Палату во время заседания. Такого просто никогда еще не случалось.

Девушка собралась было возразить, но передумав, ослепительно улыбнулась Кавалли-старшему и вышла из зала.

* * *

— Что могло их так задержать? — Лаура мерила шагами келью монастыря Сайта Мария Челесте. — Уже за полночь, а никаких новостей из Дворца Дожей до сих пор нет!

— Нетерпение минуты обращает в часы, — изрекла Ясмин. — Приляг. От твоих шагов и мертвый встанет!

— Но ведь все так просто, — шаги участились. — Марк-Антонио в кои веков сказал правду!

Она потерла покрасневшие от недосыпания глаза. На мгновение девушка пожалела, что рядом нет Магдалены. В былые времена они частенько просиживали всю ночь, беседуя о своих надеждах, мечтах и чаяниях. Но они выросли и их пути разошлись. Теперь с ней будет Ясмин, а Магдалена в часовне простоит на коленях всю ночь, разговаривая с Господом Богом. Припоминая события дня, Лаура поежилась при мысли о том, что она чуть было не упустила Марка-Антонио из-под носа: тот находился уже на борту корабля, когда она его разыскала. Убедить юношу отправиться во Дворец дожей оказалось легче, чем ей представлялось. Где-то в глубине души сына Стража Ночи таилось все же зерно порядочности, посеянное отцом. Услышав, что Сандро предан суду дожа, Марк-Антонио даже обрадовался возможности снять камень с сердца и очистить совесть от греха.