Великан лежал на одеяле возле фонаря, держа руки на животе и уставившись в потолок. Он повел глазами из стороны в сторону, когда Джейми опустился на колени рядом с ним, но даже не шевельнулся. Я тактично держалась чуть поодаль, так чтобы он не разглядел меня за широкой спиной Джейми.
– Привет, Макбет, – сказал Джейми, пожав запястье Хэмиша. – Как дела, дружище?
– Нормально, сэр, – отвечал великан. – Только вот…
Он замолчал.
– Ну-ка, давай посмотрим, что там такое.
Макбет не противился, когда Джейми откинул подол его килта.
Взглянув через плечо Джейми на рану, я поняла, почему Макбет не подпускал нас к себе. Удар меча или пики угодил ему прямо в пах и скользнул вниз. В результате мошонка оказалась надорванной с одной стороны и одно яичко беспомощно повисло, готовое того и гляди оторваться. Его бледно-розовая поверхность походила на облупленное куриное яйцо.
Джейми и еще два или три человека, лежавшие поблизости, при виде раны побледнели. Я заметила, как один из них непроизвольно сунул руку под одеяло, желая убедиться, что с ним все в порядке.
Несмотря на то что рана выглядела ужасно, само яичко казалось неповрежденным, кровотечение было несильным. Я коснулась плеча Джейми и жестом показала ему, что рана не опасна. Радостный, Джейми дружески потрепал Макбета по колену:
– Дела не так уж плохи, Макбет. Не беспокойся. Ты еще будешь отцом.
Этот крупный мужчина лежал потупившись, но при этих словах поднял свой взгляд на командира.
– Да я об этом не думаю. У меня уже есть шестеро ребятишек. То же самое говорит мне жена, когда я…
Лицо Макбета залилось краской, когда со всех сторон послышались смех и веселые шутки.
Джейми взглянул на меня, как бы заручаясь поддержкой, и, перестав смеяться, твердо заявил:
– И в этом смысле тоже все будет в порядке.
– Благодарю вас, сэр, – прочувствованно сказал Макбет, полностью уверовав в слова своего командира.
– Но для этого, – серьезно продолжал Джейми, – его необходимо пришить. Так что решай, дружище.
Он полез в открытый саквояж, где я держала изготовленные мною самодельные иглы. Намучившись с иглами, которыми обычно пользовались брадобреи, отворяющие кровь, я изготовила три дюжины собственных, отобрав для этой цели самые лучшие вышивальные иглы, какие только могла достать, нагрела их над пламенем спиртовки, слегка согнула, придав форму полумесяца, необходимую для сшивания поврежденных тканей. Сама же изготовила и хирургические нитки – кетгут. Очень кропотливое занятие, но, по крайней мере, я была уверена в стерильности своих материалов.
Тонкая хирургическая игла выглядела крошечной, будучи зажатой в больших пальцах Джейми.
Судя по тому, как неуклюже он, высунув язык от усердия, пытался вдеть нить в хирургическую иглу, его компетентность в области медицины была весьма ограниченной.
– Или я сделаю это сам, или… – Он умолк на полуслове, так как уронил иглу и принялся искать ее в складках пледа Макбета. – Или, – повторил он с победным видом, поднимая только что найденную иглу перед изумленными глазами пациента, – это сделает моя жена.
Легким кивком Джейми подозвал меня к постели Макбета. Я изо всех сил старалась держаться как можно более непринужденно. Взяла иглу из неловких рук Джейми и мгновенно вдела в нее нитку.
Макбет переводил свои большие глаза с моих рук на огромные лапы Джейми, который старался к тому же придать им неуклюжий вид, выставляя напоказ искривленный палец. Мои же небольшие руки казались очень ловкими. Да так оно и было на самом деле. Наконец Макбет с покорным видом откинулся назад и пробормотал, что согласен, чтобы женщина прикоснулась к его интимному месту.
– Да ты не беспокойся, приятель, – сказал Джейми, дружески потрепав его по плечу. – Ведь уже в течение некоторого времени она иногда касается моих интимных органов – и ничего: пока что не лишила меня мужского достоинства.
Под дружный смех моих помощниц и пациентов Джейми хотел встать и уступить место мне, но я остановила его, сунув в руки небольшой флакон.
– Что это? – спросил он.
– Разбавленный водой спирт, – ответила я. – Жидкость для дезинфекции. Чтобы у него не возникло воспаления или чего-нибудь похуже, рану необходимо промыть.
Макбет, будучи раненым, прошел какое-то расстояние пешком, поэтому вокруг раны скопилось немало засохшей крови и грязи. Зерновой спирт являлся неплохим антисептиком, даже наполовину разбавленный дистиллированной водой. Это было единственное эффективное средство против инфекции, и я упорно продолжала им пользоваться, несмотря на крики пациентов.
Джейми перевел взгляд с флакона на рану и слегка поежился. Ему довелось испытать на себе действие этой жидкости, когда я обрабатывала рану на боку.
– Ну, Макбет, лучше пусть тебе, чем мне, – сказал он, опустившись на колени, и вылил содержимое флакона на поврежденную часть тела.
Душераздирающий крик сотряс стены дома, и Макбет скорчился, словно раненая змея. Когда крик стих, лицо у него было зеленоватого цвета. Но он уже не противился тому, чтобы я приступила к делу, невзирая на боль. Большинство раненых стойко переносили все, что мы проделывали над ними, и этот не был исключением. Он лежал не двигаясь, ужасно смущенный, уставившись на пламя горелки, и на протяжении всей операции ни один мускул у него не дрогнул. Только по тому, как менялся цвет лица от зеленоватого к белому, затем к красному – и так все время, – можно было судить о его истинном самочувствии.
Наконец лицо стало стабильно красным. Это произошло после того, как я кончила зашивать и почувствовала, что пенис у меня в руках начал слегка твердеть. Уверовав теперь в слова Джейми, Макбет, едва дождавшись окончания операции, одернул подол килта и поспешил в укромный уголок комнаты, оставив меня хихикать про себя, уткнувшись в раскрытый медицинский саквояж.
Я нашла прибежище в углу, где стоял ящик с медицинскими принадлежностями, и присела на него, прислонившись спиной к стене. Острая боль пронзила икры ног. Это была реакция на длительное физическое и нервное напряжение.
Я сняла туфли, закрыла глаза и снова прислонилась к стене, чувствуя, как вместе с легкими судорогами, пробегающими от основания позвоночника к затылку, проходит напряжение.
В состоянии крайней усталости возникает повышенная чувствительность кожи; когда необходимость тяжелой физической нагрузки минует, организм, настроившийся на определенный ритм, продолжает по инерции получать кровь в прежнем объеме, словно нервной системе невдомек, что мышцы насыщены ею в избытке. В такой ситуации надо дать себе покой, немедленно сесть и посидеть не двигаясь.
В комнате, где лежали раненые, было душно и шумно; я имею в виду не раскатистый храп здоровых мужчин, а тяжелое, прерывистое дыхание. Слышны были сдержанные вздохи тех, кому дышать было больно, и стоны, помогавшие переносить страдания.
Солдаты, лежавшие здесь, все были тяжелоранеными, но далеко не безнадежными. Однако я знала, что смерть бродит среди раненых по ночам и может подкрасться к кому-нибудь из тех, у кого защитные силы организма ослабли и кого снедают тоска, одиночество и страх. У некоторых солдат были жены, ночевавшие в соседних домах, но не рядом с мужьями.
Здесь у них была только я. Если я не могла исцелить их или избавить от боли и страданий, то, по крайней мере, они видели, что они не одни, что кто-то стоит между ними и вечным мраком. И поэтому помимо специфически медицинской помощи моей обязанностью было просто находиться с ними рядом.
Я поднялась и медленно пошла между рядами тюфяков, задерживаясь возле каждого, чтобы что-то сказать или просто поправить одеяло, погладить по голове, потереть ноги, сведенные судорогой. Подать воды одному, сменить повязку другому, угадать причину нервного напряжения новенького раненого, со спокойной деловитостью подать ему глиняную бутыль и почувствовать, как она становится тяжелой и теплой, а значит, больной облегчился.
Я вышла на улицу опорожнить бутыль и решила постоять минутку, вобрать в себя частицу прохладной дождливой ночи и избавиться от навязчивого запаха мужского пота и ощущения грубой волосатой кожи.
– Ты совсем мало спишь, англичаночка, – послышался голос с мягким шотландским акцентом.
– Ты тоже не очень-то много спишь, – сухо ответила я.
«Сколько же он не спал?» – спрашивала я себя.
– Я спал в поле с солдатами прошлой ночью.