А потом... он двигается. Доусон медленно выскальзывает из меня, я опустошена и потеряна без этой полноты. Я зарываюсь лицом в изгиб его шеи, чувствуя его пульс на моих ресницах. Он скользит обратно в меня, бесконечно медленное движение, и я цепляюсь и царапаю его спину, потому что блаженство, которое наполняет меня — это рай, за небом, это чистое чудо, все, что есть хорошее во Вселенной, взрывается внутри меня. Это любовь вскипает внутри меня.
Я плачу, но улыбаюсь, Доусон целует мои слезы, мои скулы и веки, мой подбородок, рот и шею и все остальное, одновременно толкаясь внутрь. Но медленно. Так медленно. Так нежно. С любовью. Мягкое, ласковое скольжение внутрь, нарушает все представления о полноте с каждым толчком. И затем он выходит, и я скулю от потери, на что Доусона снова входит в меня.
Я выгибаю позвоночник, поднимаю свою попу и бедра, навстречу к нему. Одной рукой провожу ногтями вниз по его спине и хватаю его за зад, когда он скользит внутрь. Я издаю звук, в котором нет ни единого слова. Это задыхающийся, эротический стон его имени.
— Доусон ...
Я повторяю его с каждым толчком его члена в меня. Я хочу, сказать ему, что чувствую, как сильно мне нравится это, но в тот момент я не могу вымолвить ни одного слова из себя. Все, что я могу сделать — это хныкать и стонать, шепча его имя.
Он продолжает свой медленный темп, приподнимается на локте и откидывает прядь волос с моих глаз.
— Объезди меня, — говорит он.
— Что? — я едва могу говорить, даже односложными словами.
— Я хочу, чтобы ты была сверху. Трахни меня. Получи свое удовольствие. Давай же.
Я открываю рот, чтобы ответить, мне нужна минутка, чтобы подумать об этом. Мне нравится, что все под его контролем. Мне нравится погружаться в него, и не думать или не делать что-либо, лишь чувствовать. Но он перекатывается со мной, проникая в меня глубоко. Теперь я наверху, цепляясь за его грудь, лицо рядом с его шеей, удерживая его со страхом, будто боясь падения с большой высоты. Он не двигается, и я заполнена им, но мне нужно двигаться. Я встречаюсь с ним взглядом.
— Найди свой ритм, — произносит он. — Я преодолел самую страшную часть, не так ли? А теперь я хочу, чтобы ты брала, а не давала.
Доусон убирает мои локоны в сторону, зарываясь пальцами в корни моих волос, позади левого уха, другая рука лежит на моем бедре. Я сажусь постепенно, медленно, пока мои ноги не сгибаются в коленях, так что мои икры почти параллельны бедрам. Я нахожу свой темп, покачиваюсь и удерживаю себя ладонями на его груди. Наши глаза встречаются, и его руки ласкают линию моих ребер, большой палец под моей грудью, на моем соске, на моем бедре, затем он начинает эту цепочку снова и снова.
Сначала я пробую простые покачивания бедрами. Я задыхаюсь и закрываю глаза, затем делаю это снова. И снова, мой вздох превращается в стон во весь рот. Доусон не двигается, лишь поддерживает за бедра и не отрывает глаз от меня. Я наклоняюсь вперед и поднимаюсь бедрами, он почти выходит из меня, останавливаюсь, его кончик удерживается в складках моей киски, а затем впускаю его глубоко внутрь, длинным, быстрым толчком. Я громко стону, глаза закрыты, рот открыт, задыхаясь. Я снова выхожу из его, почти полностью, пауза, и насаживаю себя на него.
Я хочу попробовать кое-что еще. Я хочу чувствовать все. Я поднимаюсь бедрами, так что он частично выскальзывает из моих складок, а потом чуть-чуть опускаюсь, и немного приподнимаюсь, неглубокие толчки. Он не наполняет меня полностью и не выходит. Эти толчки сводят меня с ума. Каждый раз, когда я хныкаю и скулю, и отказываю себе позволить ему скользнуть глубже, он начинает стонать со мной. Я не хочу оргазм, я просто изучаю его, себя, нас. Я исследую этот акт, называемый сексом.
Это так далеко за пределами удивительного, что не могу этого понять. Я прижимаю свой открытый, дрожащий рот к его потной груди, и продолжаю делать маленькие толчки. Я чувствую, что Доусон напрягается подо мной. Его грудные мышцы становятся твердыми, как скала, его руки превращаются в камень, и его лицо застывает, челюсти сжимаются.
— Доусон? Что случилось? — спрашиваю я.
— Я сдерживаюсь.
— Тогда сделай это, — я понимаю, что он на краю оргазма.
— Нет. Я хочу кончить вместе с тобой.
Он наклоняется и целует меня, намереваясь сделать это быстрым поцелуем, прежде чем упасть обратно, но я следую за ним вниз и пожираю его рот своим.
— Тогда кончай со мной, — отвечаю я.
Он стонет, когда скользит в меня полностью, и мне нравится, чуть ли не больше, чем что-либо другое, слышать, как он издает эти непроизвольные звуки. Я делаю так, чтобы он вышел из меня, а затем быстро насаживаюсь на него. Наши стоны сливаются, присоединяясь к нашим телам. Я начинаю ритм глубоких толчков, держась за его шею, двигаясь только бедрами. Он приподнимает меня и берет мой сосок в рот, и я хныкаю громче, чем когда-либо, чувствуя приближающуюся волну оргазма. Он весь как скала, каждый мускул напрягся, когда мои движения становятся более беспорядочными, а мои бессловесные стоны удовольствия становятся его именем, он начинает двигаться со мной, и у меня нет никакого контроля вообще, никакого ритма. Я просто отчаянно погружаюсь на него, заполняя себя им.
— О, Боже, — стону я, когда чувствую, что он также теряет контроль.
— Ругайся, — ворчит он. Он видит мгновенное замешательство на моем лице, и он разрабатывает. — Кончай, детка. Я хочу слышать, как ты ругаешься. Кончай на меня, Грей. Кончай сильно, и не сдерживайся.
Я обвиваю руки вокруг его шеи и перекладываю весь мой вес на него, вдавливаю свои бедра в его и даю себе волю. Крики заглушаются его плотью, и теперь я извергаюсь, его имя единственный звук на моих губах, скандируемый снова и снова, когда рай взрывается внутри меня. Я распадаюсь, бедра безумно двигаются и руки царапают его кожу.
— Доусон, — выдыхаю я и тогда вспоминаю, что он сказал, я теряю последнюю оболочку контроля, и все, что я могу делать, это цепляться за него, когда из меня вырываются слова. — Ох, бл*ть, Доусон! Боже, о, Боже, о, бл*ть... кончай со мной, кончай сейчас...
Мир заканчивается в этот момент. Огни мерцают, и все мое существование сдвигается, а затем я перемещаюсь. Он надо мной, слава Богу, и он дикий, неконтролируемый погружается в меня, я люблю каждое прикосновение, каждый удар, каждый шлепок, слышу, как он стонет, я ожидаю услышать, что он ругается, как и я, но он удивляет меня.
— Грей, — этот шепот, — сумасшедший контраст с его дикими толчками. — О, Грей, сладкая, Грей... моя Грей...
Наконец, он кончает, бессловесно, только слышно его дыхание на моей коже. Наши тела, настолько близко, насколько это возможно, и я, буквально, чувствую его душу рядом с моей, в моей, вокруг меня, переплетающуюся с моей.
Мы оба не двигаемся, тихо дышим. Он собирается переместиться, но я его останавливаю.
— Останься. Мне нравится, когда ты надо мной. Мне нравится, как это чувствуется.
— Грей?
— Хм?
— Я люблю тебя.
Его голос мягкий, как шелк, как ласка. Ничто не может быть таким же сладким, как его голос в этот момент.
Я немного передвигаюсь, и он движется вместе со мной, теперь его лицо покоится на моей груди, между моими грудями, мои руки в его волосах, обводят его ухо и небольшое местечко, где его челюсть соединяется с ухом.
— Я тоже тебя люблю, — выдыхаю я, и он улыбается напротив моей кожи.
Так мы и засыпаем, когда вечер перетекает в ночь.
Я просыпаюсь от прикосновения его губ к моей груди и пальцев к бедру, и, не успев открыть глаза, я развожу ноги, давая дорогу его прикосновениям и резко вдыхая от удовольствия и счастья. Я еще раз кончаю через несколько минут.
Но я хочу чего-то, хочу что-то почувствовать. Я попробовала это, когда мы занимались любовью, но я хочу большего. Я толкаю его на спину и беру рукой его член, оценивая его длину и толщину. Я двигаюсь по его груди и животу, чтобы поцеловать головку.
— Грей? — в его вопросе слышится сомнение.
— Я хочу этого. Я хочу попробовать.
Он убирает мои волосы в сторону знакомым жестом, и я беру его в рот. Сначала совсем немного. Он издает стон, я знаю, что ему нравится. Именно такого стона я и хочу. Хотя бы отчасти. Я обвиваю его пальцами и заставляю его бедра двигаться в моем ритме, он стонет, поэтому я двигаю свой рот в том же ритме.