Вирджиния Спайс - Строптивая наложница

Он звонко хлопнул в ладоши, и в комнату снова вошли чернокожие рабыни. Однако теперь они обращались с Элизабет с большей почтительностью. Помогли ей одеться, причесав волосы, закрепили жемчужным обручем лазурное покрывало. Девушка тут же отметила, что сам Джамиль и не думает одеваться, но задавать вопросы было бы неосмотрительно. Одна из рабынь набросила на принца зеленый халат, и он лениво развалился на низком диванчике, продолжая поглощать фрукты.

Когда Элизабет была готова двинуться в путь, в комнату вошел тот самый евнух, который привел ее сюда.

– До скорой встречи, моя зеленоглазая луна, – ласково попрощался Джамиль.

Уже в дверях Элизабет обернулась и с некоторым замешательством посмотрела на принца.

– О мой добрый господин, не откажи своей преданной рабыне в одной просьбе, – сказала она. И когда он снисходительно кивнул своим тюрбаном, прибавила: – Со мной в гарем попала еще одна англичанка – моя подруга Лейла. Она еще красивей меня и сможет доставить тебе не меньше радостей. Не можешь ли ты забрать в свой гарем и ее?

Джамиль задумчиво почесал свою бородку.

– Да, я совсем забыл об этом, хотя мне говорили, что в гареме отца появились две рабыни-англичанки. Что ж, обещаю, что попрошу себе и ее. – Он весело улыбнулся, блеснув белыми зубами. – Зачем красивые наложницы тому, кто уже не может воспользоваться их прелестями?

Выходя из покоев Зарифы, Элизабет нежданно столкнулась с хозяйкой. К этому времени фаворитка успела облачиться в роскошный наряд из аметистового газа, затканный серебром. Элизабет испытала чувство, похожее на ревность. Ведь не было сомнений, что после ее ухода Джамиль продолжит свой маленький праздник, только теперь главной участницей станет Зарифа. Но ревновать не имело смысла: ведь глупо было бы рассчитывать, что высокородный сластолюбец будет довольствоваться одной женщиной.

– Надеюсь, ты больше не сердишься на меня за ту невинную уловку? – по-французски спросила Зарифа, оглядывая растерявшуюся Элизабет. – Ведь ты уже поняла, что это Джамиль просил меня показать ему новую наложницу отца. Когда попадешь в наш гарем, первым делом приходи ко мне. Я научу тебя, как еще сильнее понравиться господину!

Весело подмигнув девушке, Зарифа впорхнула в комнату. Элизабет пыталась найти в своем сердце остатки смущения, но его не было. То, что случилось, было так чудесно, что она испытывала искреннюю благодарность к коварной фаворитке принца. Вспомнив, как ласкал ее Джамиль и как она сама дарила ему чудовищно непристойные ласки, Элизабет ощутила внутри томительное напряжение. С растущим изумлением она осознала, что ей просто не терпится поскорее снова оказаться в объятиях этого пылкого мужчины. Она так сильно хотела этого, что была готова повернуть назад и броситься в покои Зарифы. Но, увы, приближалась ночь, нужно было возвращаться в гарем Мехмет-Али.

Весь следующий день Элизабет провела в возбужденном ожидании. Она едва смогла дождаться утра, чтобы рассказать Розалин о своем пикантном приключении. Поначалу подруга испугалась столь неожиданной перемены, но Элизабет так расписала ей достоинства Джамиля и его веселый нрав, что в конце концов ее нетерпение передалось и Розалин. Однако наступил вечер, а за ними так и не пришел евнух гарема принца. Вместо этого на другое утро в комнату Элизабет заглянула лалла Хинд. Лицо смотрительницы было хмурым, а во взгляде читалось явное сочувствие; девушек охватило нешуточное беспокойство.

– Я принесла вам тревожные вести, – с порога сказала лалла Хинд. – Меня известили, что вчера принц Джамиль просил великого бея подарить ему двух наложниц-англичанок. Конечно же, речь шла о вас. Но наш правитель Мехмет-Али, да продлит Аллах дни его царствования, отказался исполнить просьбу сына. Однако принц так настаивал на своем, что ужасно разозлил отца, и тот прогнал его с глаз долой. А сегодня наш главный евнух, почтенный Рашид-ага, получил приказ доставить вас обеих к бею. О нет, не вечером и не в личные покои. Правитель желает видеть вас в малом приемном зале еще до обеда.

– И что же это значит, высокочтимая лалла Хинд? – с беспокойством спросила Элизабет.

Смотрительница вздохнула:

– Не хочу вас пугать, но, насколько мне известно, это не предвещает ничего хорошего. Будьте же предельно осторожны в своих ответах и постарайтесь не накликать беды на свои головы.

Как только госпожа Хинд ушла, наложниц сразу начали готовить к ответственному приему. Ритуал этот был очень утомительным, так как включал в себя длительное омовение, массаж и одевание, но для Элизабет время пролетело как одно мгновение. В ее голове беспрестанно сменялись самые тревожные мысли. Что если Джамиль в запальчивости признался отцу, что видел ее в гареме? Как должна она отвечать, если ей зададут этот вопрос? Насколько жестокое наказание ждет ее, если ее уличат во лжи? Одна только мысль немного успокаивала Элизабет в состоянии этого ужасного смятения: наконец-то у нее появится возможность заявить о своем родстве с Касим-беем, правителем Туниса. Но если Мехмет-Али подвергнет ее слова сомнениям, ситуация окажется просто безвыходной.

Наряды, в которые их облачили, оказались совсем не такими, какие им приходилось носить все это время в гареме. В них не было ничего непристойного или смущающего взор. Поверх шелковых шаровар на Элизабет надели длинный балахон светло-зеленого цвета с просторными рукавами, а на голову – покрывало из той же ткани, расшитое золотыми узорами. Спереди к покрывалу прикрепили черную чадру, оставляющую открытыми только глаза. Такой же наряд, только нежно-сиреневого цвета, был на Розалин. В сопровождении Рашида и еще одного евнуха девушки покинули гарем и двинулись по бесчисленным переходам сераля. Путь к приемным покоям бея оказался весьма неблизким. Несколько раз они пересекали небольшие внутренние дворики, просторные галереи, в которых толпились разряженные придворные. Наконец в одной из крытых галерей Рашид оставил наложниц с другим евнухом, а сам куда-то надолго ушел. Вернувшись, он обратился к Розалин:

– Высокочтимый повелитель Мехмет-Али желает сначала принять свою наложницу Лейлу. Следуй за мной, а Амина пусть пока подождет здесь.

Оставшись одна, Элизабет принялась медленно расхаживать вдоль галереи. К галерее примыкал уголок просторного сада, и в него можно было спуститься по невысокой мраморной лестнице. Элизабет заметила стройную фигурку, прогуливающуюся вдоль кипарисовой аллеи. Девушка почти сразу узнала принцессу Ясмин, хотя нижняя половина лица арабки была скрыта полупрозрачной вуалью из серебристого газа. Одета дочь Мехмет-Али была примерно в такой же балахон, как и сама Элизабет, только нежно-розового цвета. Ее гордо поднятую голову венчал невысокий розовый тюрбан с белоснежным изогнутым пером. Черные блестящие волосы, не прикрытые покрывалом, волнистым каскадом падали на спину.

Рядом с надменной принцессой находился высокий мужчина в простой темной одежде, так не похожей на пышные одеяния придворных бея. Вместо тюрбана его голову обматывал темно-синий шарф. Лица мужчины Элизабет не могла рассмотреть, потому что его голова была слегка наклонена вниз в знак почтительности к высокородной особе.

Вдруг принцесса быстро оглянулась вокруг, а потом откинула с лица вуаль. Ее руки взметнулись на плечи мужчине, а он крепко обхватил ее тонкий стан. Пару минут они стояли, не размыкая объятий, не отрывая друг от друга жадных торопливых губ. А потом снова, как ни в чем не бывало, неспешно двинулись дальше.

«Раб-христианин, – подумала Элизабет, – тот самый, про которого говорила Надия».

Желая рассмотреть этого человека получше, она сошла по ступенькам в сад. В это самое время принцесса Ясмин и ее спутник как раз вышли из-за поворота дорожки и оказались прямо перед ней. Мужчина поднял глаза, и его лицо мгновенно превратилось в застывшую маску.

– Леон… – медленно проговорила Элизабет, не веря собственным глазам. Испугавшись, что он не узнает ее по одним глазам, она опустила вниз чадру, полностью открыв лицо. По лицу Леона пробежала судорога, на несколько мгновений его глаза наполнились отчаянием и болью. Но затем оно приняло прежнее выражение, и он с очевидным усилием отвел взгляд в сторону.

– Ах ты наглая дрянь! Опять ты попадаешься на моем пути! – гневно крикнула принцесса, бросая на девушку испепеляющие взгляды. – В жизни не встречала такой наглой рабыни. О Аллах! Она, верно, совсем не знает приличий, если осмеливается так откровенно проявлять свое любопытство к высокородной особе. На месте отца я отослала бы ее в бордель, а не держала в своем гареме. Идем отсюда, Асад!