Вирджиния Спайс - Строптивая наложница

– Это правда, что бей оскорбил французского консула и теперь Франция угрожает Алжиру войной? – с внезапным оживлением спросила Элизабет. – Поэтому все европейские суда покинули порт?

– Да, – Леон странно усмехнулся. – Но не заблуждайся, что французское вторжение помогло бы тебе выбраться из гарема Мехмет-Али. Могло случиться и совсем другое.

– Другое?

– Пятнадцать месяцев назад, когда я только прибыл в Гибралтар, нам пришлось брать приступом одно пиратское гнездо на марокканском побережье. По нашим сведениям, в гареме корсара находилось несколько европейских женщин. Так вот, когда мы ворвались туда, все пятьдесят женщин гарема были задушены.

– О Боже!

– Владелец не пожелал, чтобы его наложницы достались другим. Кто поручится, что и Мехмет-Али не способен на такое?

– А Джамиль?. – испугалась Элизабет. – Он может так поступить?

– Нет. Уверен, что нет. Джамиль слишком жизнелюбив для такого жестокого поступка. И потом он всего лишь крупный землевладелец, хоть и сын бея. Кстати, это именно он спас французского консула от расправы Мехмет-Али и в случае чего может рассчитывать на снисходительность.

– Слабое утешение!

– Большего не дано.

Элизабет окинула мужа изучающим взглядом.

– А ты очень изменился, Леон, – сделала она вывод. – Раньше я не замечала этих жестких интонаций в твоем голосе.

Он улыбнулся широкой улыбкой, блеснув зубами.

– Раньше мне не приходилось изворачиваться, чтобы спасать свою жизнь. Кстати, – его брови вопросительно взлетели вверх, – ну, скажем, со мной все понятно. А как ты умудрилась угодить в эту переделку? Тебе не сиделось в Лондоне?

– Давай, выскажи свои предположения!

– Что ж тут высказывать? Наверное, ты решила попутешествовать и ваш корабль захватили пираты. Оценив по достоинству добычу, корсары не отправили вас с Розалин на корм рыбам, а доставили на невольничий рынок. Ну? Я прав?

«Нет, ты не прав, черт тебя побери!» – хотелось крикнуть ей, но она стоически молчала, упрямо поджав побелевшие губы. Ей хотелось рыдать от обиды. О чем им еще говорить, если он по-прежнему считает ее легкомысленной, пустой и бесчувственной кокеткой? Ведь ему даже в голову не пришло, что она попала в «эту переделку» из-за него.

– Да, все было примерно так, – глядя в сторону, согласилась Элизабет. – Только, ради Бога, умоляю… Избавь меня от дальнейших расспросов!

– Хорошо. Только, будь добра, ответь еще на один… – Не зная, стоит ли продолжать, Леон на мгновение замолчал. А затем все же решился: – Ты ведь даже не знала, что я нахожусь в арабском плену? Тебе и в голову не пришло по пути в Италию заехать в Гибралтар?

Сделав капризное лицо, Элизабет небрежно повела плечами:

– Корабль стоял в этом порту всего пару часов. Как бы я успела разыскать тебя за такой короткий срок?

– Я так и думал, – кивнул Леон.

Достигнув колодца, они остановились, чтобы напоить лошадей. Спешившись, Леон подошел к Элизабет, чтобы снять ее на землю. Но, опуская жену вниз, он так неловко потянул ее спину, что сдавил незаживший рубец. Мучительно застонав, девушка на мгновение прикрыла глаза, и на ее лице появилось такое страдальческое выражение, что сердце Леона упало.

– Все еще больно, да? – участливо спросил он, коснувшись ее щеки.

Глаза Элизабет в ужасе расширились. Она посмотрела на него с таким испугом, что Леон тотчас проклял себя за свою оплошность. Он не должен был дать ей понять, что знает о несчастье! Для болезненного самолюбия Элизабет это слишком тяжелый удар.

– Ты знаешь? Негодяй! – сдавленно прошептала она. – Эта гадина Ясмин рассказала тебе обо всем. О, будь ты проклят, Леон Кроуфорд, я ненавижу тебя всеми фибрами своей души!

– Знаю, – печально улыбнулся он, отводя взгляд в сторону.

Оставшуюся дорогу до резиденции Джамиля они ехали молча. Несколько раз Элизабет украдкой поглядывала на мужа, и когда их взгляды встречались, ее лицо вспыхивало от гнева и унижения.

«Что же делать? – мучительно спрашивал себя Леон. – Теперь она точно замкнется в себе и будет избегать меня. Какой же я все-таки профан! Разве этим должно было закончиться наше путешествие? Когда еще нам выпадет возможность поговорить?»

Шуршащие занавески раздвинулись, и в комнату вошла Зарифа. Неохотно поднявшись с постели, Элизабет быстро натянула шаровары и блузку, не желая оставаться перед вошедшей в чем мать родила. За три недели, проведенные в гареме Джамиля, ее самолюбию был нанесен уже не один укол со стороны француженки. Но вступать в конфликт не хотелось, и она, как могла, старалась избегать стычек и препирательств.

– Приветствую тебя, Амина, дочь туманной страны, – медленно проговорила Зарифа, останавливаясь у раскрытого окна. – Как твоя раненая спина? Следы побоев уже совсем прошли?

Отвернувшись, Элизабет мучительно поморщилась. Когда же они все перестанут напоминать ей о перенесенном унижении? И как только Джамиль додумался рассказать об этой истории своей фаворитке! Если Зарифа испытывала к ней недоброжелательность, у нее был прекрасный повод позлорадствовать. Ведь женщин гарема Джамиля практически никогда не наказывали плетьми. Принц безмерно гордился своим мужским обаянием и всегда добивался от наложниц любви и послушания без помощи угроз. А если не получал желаемого, просто избавлялся от несговорчивой наложницы, отправляя ее обратно на невольничий рынок. Однако шутить с этим было опасно: кое-кого препроводили и в бордель для неверных, где, говорят, женщины редко выдерживают больше двух-трех лет.

– Спасибо, что беспокоишься обо мне, любезная Зарифа, – помолчав немного, ответила Элизабет. – Моя спина уже вполне зажила.

– Подними рубашку! – скомандовала фаворитка. Заметив всплеск негодования в глазах наложницы, француженка негромко рассмеялась. – Я должна убедиться, что все в порядке. Так велел Джамиль.

Элизабет засомневалась в правдивости слов Зарифы, но спорить не стала. Снова стянув блузку, она повернулась к фаворитке спиной, мысленно призывая себя к спокойствию. За одиннадцать месяцев, проведенных в плену, она научилась быть сдержанной – это то, чего ей всегда так не хватало.

– Да, действительно, рубцы уже совсем не видны, – фаворитка погладила спину девушки. – Остались лишь тонкие белые полосочки, но и они почти незаметны. Что ж, значит, сегодня ты сможешь предстать перед господином.

Удивленно вскинув брови, Элизабет повернулась к Зарифе. Странно, но сообщение фаворитки вместо ожидаемой радости вызвало у нее огорчение. Когда-то она так мечтала об объятиях Джамиля, но сейчас ее сердце почему-то сжалось от боли. Неужели все изменилось потому, что рядом находился Леон?

– Ты сказала, Зарифа, что наш милостивый повелитель желает призвать меня к себе? – переспросила она.

Француженка капризно поджала губы:

– Обрадовалась, да? Нет, речь не идет пока о ночных утехах. Господин приглашает тебя на пир. Кроме тебя, там буду я и еще четыре наложницы. Джамиль желает оценить твое мастерство в танцах, о котором он столько наслышан.

– От кого?!

– Не знаю, – Зарифа пожала плечами. – В любом случае, такова его воля. По его приказу тебе приготовили дивный изумрудный наряд. Этот цвет не подобает носить неверным, но Джамиль хочет, чтобы ты его надела. Я видела этот наряд. – Фаворитка многозначительно помолчала. – Он прекрасно подходит к твоим глазам и волосам. Ты затмишь всех красавиц нашего гарема.

– Но… но я не смогу порадовать господина танцами, – растерянно проговорила девушка. – Да, мне пришлось научиться этому искусству на кораб… в гареме бея. Однако было бы преувеличением говорить о каком-то мастерстве.

Зарифа язвительно усмехнулась:

– Что же делать, если так велел господин? Придется постараться. В любом случае, Джамиля не будет во дворце до вечера, и мы не сможем его предупредить. А во время пира будет уже поздно.

Пристально взглянув на женщину, Элизабет нахмурилась:

– Это ты подсказала ему эту идею, да, Зарифа? Зачем ты все время пытаешься мне вредить? Ревнуешь к Джамилю, потому что он помог мне бежать из гарема Мехмет-Али? А раньше ты говорила другое!

– Это было тогда, когда я была красивой и полной веселого огня, – обиженно проговорила фаворитка, и, к немалому изумлению Элизабет, краска с ее накрашенных ресниц поплыла от слез. – Но недавно все изменилось. Я больше не смогу доставлять господину столько радости в постели, не смогу проделывать все, что так нравилось ему. И скоро он совсем охладеет ко мне. Тем более что рядом находится еще малознакомая ему красивая женщина! Потому что я… я ношу его ребенка.