Лиана Уилсон - Судьба или воля обстоятельств?

— Поживем — увидим.

— Спасибо, — прошептала Марти, открывая ему дверь, — за все.

— Не за что. — Он протянул ей листок бумаги. — Это номер телефона, по которому меня можно найти. — Он многозначительно посмотрел на нее, надеясь, что она поняла: это его домашний номер телефона. Пальцы их соприкоснулись, когда она брала у него этот листок. И он добавил то, что не собирался говорить:

— Позвоните, если вам что-то будет нужно.

К двери с невеселым лицом подошел Коди. Шишка у него на лбу слегка уменьшилась, но темно-фиолетовый синяк все еще оставался. Джо легонько потрепал его по загривку.

— Не грусти, ковбой, я вернусь, мм… через несколько дней.

Кода кивнул и уцепился за мамину руку. Безнадежно поникшие плечи мальчишки рассказали Джо больше, чем он хотел знать о нем. Похоже, Флинт часто их бросал и долго не возвращался. Джо тоже поступил так один раз в жизни, и для него этого оказалось достаточно.

Он все-таки не выдержал: встав на колени, раскрыл мальчику объятия.

— Обнимешь меня на дорожку?

— Но ты говорил, что торопишься. — Голос Коди дрогнул.

— Для того чтобы обнять тебя, у меня всегда есть время.

Коди сорвался с места, подбежал и крепко прижался к нему. Обняв Джо руками за шею, он поцеловал его в щеку.

— До свидания, папка. Приезжай скорее. Господи, как ему хотелось бы вернуться сюда, словно это его семья, его дом. Но зачем обманываться? Этот дом никогда не будет его.

Рывком поправив шляпу, Джо кивнул в ответ и повернулся, чтобы уйти.

— А разве ты не поцелуешь маму на прощание?

Он остановился как вкопанный. Ноги не несли дальше. Медленно повернувшись, Джо встретился взглядом с темными, широко открытыми глазами Марти. Горячий румянец заливал ее щеки до самой шеи.

— Кода, — голос ее сорвался, — папа торопится.

— Но он говорил…

— Верно, ковбой.

Джо подошел к Марти, ошеломленный своим поведением не меньше, чем она. Он не мог объяснить его себе, да и не собирался.

Он чувствовал лишь, что хочет на прощанье поцеловать ее. Даже если это ненастоящий поцелуй, даже если он ничего не значит для Марта.

Отводя глаза в сторону, она подставила щеку для поцелуя. Джо обнял ее за плечи, не давая возможности отстраниться. Взяв Марта за подбородок, он поднял вверх ее лицо, наклонился и, закрыв на мгновенье глаза, представил, что она улыбается ему.

Затем перевел взгляд на ее губы, полные, чувственные, словно спелые вишни, и, помедлив секунду, прижался к ним своими губами. На один миг она напряглась, но волна мягкого тепла снова накатила на них, накрыв с головой. Она уступала его настойчивости, а его сердце таяло от ее нежности.

Это не прощание. Он вернется, хочет того или нет. Он не мог сказать ей «прощай». Нет, только не сейчас.

Марта вся пылала. Она провела пальцами по губам, горевшим от его поцелуя. С бьющимся сердцем глядела она вслед исчезавшей в клубах пыли машине.

Этот ковбой ворвался в ее жизнь, надежный и заботливый, словно готовый заслонить ее от всех бед и проблем. А его поцелуй разбудил в ней чувства, которые, как она думала, давно уже умерли. Да и целовал ли ее кто-нибудь так — одновременно страстно и нежно? Бывший муж лишь небрежно чмокал ее. Никогда он не был нежен, соблазнителен. Его губы никогда не ласкали ее, как губы Джо. Запах Джо — запах кожи и крепкого мужского тела — окутывал ее, волновал, будоражил. От мягкого прикосновения Джо ноги стали словно ватные.

Сейчас свежий утренний ветер остужал ее горячее тело, хотя слабость все никак не проходила. Она уже тосковала по его сильным рукам, обнимавшим и крепко прижимавшим ее к широкой груди. Тогда, во время поцелуя, несколько сумасшедших секунд они видели только друг друга, больше ничего вокруг для них не существовало.

У Марта никого не было после Флинта. Она ни разу не посмотрела в сторону другого мужчины. До тех пор, пока не появился Джо Ролинз и не заставил ее вспомнить о том, что люди делятся на мужчин и женщин, что существуют твердость и нежность, жажда и желание.

Оставив ее пылающей, тоскующей, он ушел, даже не обернувшись. Но в ее сердце закралась робкая надежда, что их короткое, но такое чувственное прикосновение значило для него столько же, сколько и для нее. А что, если это просто представление для Коди?

Нет, она не собирается терять голову… или сердце. Только не из-за этого ковбоя! Только не снова!..

— Мама! — Коли дергал ее за рукав.

Она посмотрела на своего маленького сына и только сейчас заметила, как замерзла. Холодный январский ветер продувал насквозь.

— Нам не стоит стоять здесь на ветру. Пойдем в дом. Тебе нужно отдохнуть.

— Но, мама, я не устал. Марта ласково похлопала его по плечу и вошла с ним в дом.

— Мам, ты поняла? — спросил он с надеждой.

Она пригладила его волосы. На лбу его шишка стала совсем маленькой, но жуткий багровый синяк все еще портил его нежную кожу.

— Что, милый?

— Папа нас любит. — Он счастливо улыбнулся. Ее губы скривились в подобии улыбки. — Ты знаешь, когда он вернется?

— Скоро, детка, скоро, — произнесла она слабым голосом. Она сжала в руке бумажку, которую дал ей Джо, смяла ее и выбросила в мусорную корзину.

Она не будет ему звонить.

— Мама, мне нужны деньги на обед, — сказал Кода, перебрасывая ремень своей желтой школьной сумки через плечо. Он выглядел еще меньше, чем обычно, одетый в шерстяную куртку, вязаную шапочку и толстые варежки. На нее накатило острое желание затащить его обратно в машину и отвезти домой.

Но доктор разрешил Коди с понедельника посещать школу. Марта не покидала тревога, и она сознавала, что причина ее — не только здоровье Коди.

— Сейчас, — ответила она и потянулась за сумкой. Ее рука нашарила игрушечную лошадь Коди, его любимую книжку и обертку от конфеты. Где же сумка?

Марта быстро пробежала в уме места, где могла оставить сумку. Взяла ли она ее сегодня утром? Положила ли в машину? Она не могла вспомнить, потому что они спешили. Когда же она ее видела последний раз? Марта потерла лоб ладонью, стараясь хоть что-то вспомнить. На родео сумка была у нее, она помнила, как прижимала ее к груда, когда Коди скакал на той проклятой овце. Она смутно припомнила, что рылась в ней в больнице, когда лихорадочно пыталась найти их карточки медицинского страхования и свое удостоверение личности.

Внезапно сердце ее подпрыгнуло. Она положила сумку на сиденье в машине Джо. Ключи она держала тогда наготове в руке, торопясь побыстрее довезти Кода домой и избавиться, наконец, от Джо. Навсегда. Но он прошел за ней в дом и помог внести туда сына. А сумка ее так и осталась лежать в машине.

— Ну что, мам? — нетерпеливо обратился к ней Коди.

— Извини, сынок, я… забыла свою… Она осеклась, вдруг осознала, что придется снова встретиться с Джо, а перед этим еще найти его.

— Вот, возьми, Коди. — Она открыла бардачок, в котором лежала разная мелочь. — Отдай это учителю. Будь осторожен.

Коди кивнул и улыбнулся на прощание.

— Пока.

— Счастливо, солнышко, удачного тебе дня. Я приеду за тобой после обеда, — сказала она ему вслед, но он уже повернул за угол кирпичного здания и вошел в школу.

Марти наклонилась и прижалась лбом к рулю машины. Ну как можно быть такой тупицей! И что же ей теперь делать? Она изо всех сил стиснула холодный пластик руля. Ей придется позвонить ему, другого выхода нет.

Ничего сложного! Если только она не успела выкинуть листок с его телефоном из корзины. И это не должно его сильно обеспокоить, ведь он, в конце концов, ждет ее звонка. Вот только как она сможет смотреть на него, не вспоминая его поцелуй. О, Господи! Она откинулась на сиденье.

Джо мучил грипп. Или еще какая-то другая хворь. Посреди ночи он просыпался в холодном поту и глядел в темноту, прислушиваясь к тишине, камнем давящей на него, ожидая появления благословенного света. Его преследовали призрачные видения. Одно лицо было таким знакомым, но оно было так далеко и отодвигалось все дальше и дальше с каждым днем. Его воображение вызывало и другие лица. И среди них — крошечное, нежное личико младенца. Затем оно менялось и превращалось в лицо Коди, улыбающегося и зовущего его папой.

Бессонные ночи были знакомы Джо еще с тех давних пор. Он научился жить с пустотой в груди, со звенящей тишиной, с этим грызущим чувством вины. Он привык считать наказанием свою жизнь — жизнь без единого чувства, без единого желания.