— Да, дела. Она что, об угрозе не знала? — Саша возмутился, — но ведь ходят до последнего, и чего тянут, спрашивается? Придется ждать, что дочь скажет. А там прикинь, может, муж ее потерял. По моргам ищет.
— Если в скорую позвонит, по адресу найдут. Только я думаю, что дома его не было и нет, иначе бы уже тревогу поднял. Бедная Вера. Вот так живешь, думаешь, что все хорошо, а на самом то деле…
— Как ты сказал? Вера?
— Да, Вера Морозова, тридцать один год.
— Она жива? Где она? — Саша не слушал, выскочил из ординаторской и рванул по коридору в сторону процедурной.
— Саша! — она лежала под капельницей.
Он подошел, взял ее за руку, глянул на простынь всю в крови. Обычно это не трогало его, было в порядке вещей, всегда в таких случаях много крови. Но тут сердце сжалось.
— Саша, прости, я хотела его…
Из ее глаз текли слезы. Он осознавал, что она даже еще не понимает, что он тут рядом, еще действуют лекарства, и наркоз не отошел. Но душу рвали ее слова. А главное, он ощущал полное бессилие. Слава Богу, она еще не понимает всего, хуже будет, когда поймет. Сейчас работает только подсознание. Но подсознание работает туда, в сторону утраты. Но она заговорила о детях, больше о Насте. Она просила не отдавать ее Гале. Взгляд был устремлен в никуда, но она говорила с ним, с Сашей. Нет, не с реальным, который находился рядом, а с воображаемым, но говорила то, что хотела сказать и молчала. А он слушал и еле сдерживал подступившие слезы. Ведь мужчины не плачут, скорее инфаркт зарабатывают, но не плачут.
— Александр Александрович, что ж Вы реагируете так, все бредят. Кому я это говорю. Она Вам кто? И Саша это, конечно, не к Вам, может, мужа ее так зовут. А вообще жалко ее. Она действительно ребенка хотела… Не то что некоторые.
Саше стало почему-то легче. Он сам не понял, но произнес:
— Родит еще. Главное, что все обошлось. Могло быть хуже.
В процедурной появился Юрий Семенович. Он откинул одеяло и надавил на живот Вере. Снова потекла кровь.
— Видишь, Саша, в норме все. Ты тут с ней останься, я поработаю. Только скажи, ты что, не видел, сколько она лекарств пила? — пожал плечами и продолжил: — Откуда? Конечно, не видел, ты же тут, а она дома одна. Вернее с детьми. Антибиотики назначим, колоть будешь. Я отгулы тебе дам. Забирай ее домой утром, если что – вернешь. Да, еще, бери няню, и пусть выходит на работу. Ей полезней на людях и при деле. Сейчас пусть восстановится немного и на работу.
====== Точка опоры ======
— Вера!
— Да, Настюша, — Вера чистила картошку.
— Вера, тебе больно? — Настя пристроилась на табуретке у окна.
— Нет, детка, уже не больно. Физически не больно. Испугалась? Да?
— Да, очень. Я так боялась, что ты умрешь… — девочка заплакала.
— Я не умерла, я буду с вами. Ты рада? — Вера отложила картошку и обняла ребенка.
— Очень рада, ты жива, и я смогу назвать тебя мамой. Я люблю тебя. Ты хочешь, чтобы я называла тебя мамой?
— Честно? Очень хочу, но у тебя есть мама.
— Хочу, чтобы было две. Ты будешь мама Вера.
— Хорошо, я буду мама Вера, только не плачь, пожалуйста.
— А ты не умирай…
— Договорились.
— Можно я не поеду к маме Гале на лето?
— С папой решай и с мамой Галей. Неужели не соскучилась?
— Нет, я уже по Даньке скучаю, а еще и не уезжала. Мне тут лучше.
— Настюш, я только за, чтобы ты осталась. Но этот вопрос решаю не я.
— Ты скажи папе, он тебя послушает. Он тебя любит.
Разговор был прерван приходом Саши. Встречать его кинулись все. Данька тут же устроился у него на руках, а Настя обняла за талию. Вера смотрела, прислонившись к стенке, и улыбалась. Он тоже улыбался глядя на нее.
— И как вы тут без меня жили, — спросил Саша, прижимая к себе дочь.
— Скучали, папа, — ответила она. — Все скучали и я, и Данюсик, и мама Вера.
Саша многозначительно кивнул головой, услышав это«мама Вера»
— И еще, — девочка сразу решила выложить все карты на стол, — я не поеду летом в Томск, а останусь тут.
— Ты знаешь, скорее всего так и будет, мне не дают отпуск летом, только зимой. Я поговорю с Галей.
— Правда? — Настя отпустила отца и встала перед ним. — Поговори, я не хочу ехать.
— Понял, ладно, Насть, я займусь вопросом, только чуть позже.
Они поужинали, потом Настя сделала уроки, сегодня с отцом, потому что он был дома, а Вера читала книжку Даньке, яркую с картинками. Потом вместе посмотрели мультфильмы и положили детей спать.
— Саша, если ты будешь продолжать так работать, то падешь как загнанная лошадь.
— Верочка, я ничего не могу поделать. Отгулы надо отрабатывать. Кстати, Юра просил тебя подойти.
— Зачем?
— Ты его пациентка, а он тебя больше не видел.
— Нет.
— Понял, так и передам. Хорошо, ты можешь подойти, тебя осмотрю я.
— Нет. Не вижу смысла. Мне неприятно даже мимо проходить, а ты предлагаешь… — она расплакалась.
— Надо жить дальше.
— Живи.
— Вера, ты не перегибаешь палку?
— Прости. Саша, я не знаю, что со мной происходит.
— Знаешь, очень хорошо знаешь. Если бы ты была своей пациенткой, что бы ты сказала?
— Надо жить дальше. Да, я бы сказала, что надо жить дальше. Саша, я потеряла точку опоры, понимаешь?
Он протянул ей руку.
— Держи. Вот твоя точка опоры. Вер, я осознаю, что живу на работе, но такая у меня работа. За те годы, что мы вместе, работа не поменялась, она всегда была такой и будет. Ты знаешь, ты все знаешь, почему ты мечешься из угла в угол, что ты ищешь?
— Тебя. Твоих слов, твоего одобрения, я знаю все, да, сама знаю. Для кого-то, но не для себя, а для себя я потерялась, и только ты можешь меня найти. Ты же тоже это все сам знаешь.
— Знаю. Только мне тоже нужна точка опоры.
Они молчали, он обнимал ее за плечи.
— Вера, нам всем пришлось нелегко, тебе больше, несравнимо, но все пережили. Даже Данька. Пусть он не понимает всего до конца, но он тоже переживал, и Настя.
— Она назвала меня мамой.
— Я слышал.
— И просила не умирать. Что дальше? Ты думал?
— Да. Ты пойдешь обследоваться и лечиться. Без халтуры, как следует, от и до. У нас на это уйдет от полугода до года. А потом мы будем беременеть снова. И вынашивать. Ты меня поняла?
— Ты уверен? У меня получится?
— Я уверен. У нас получится.
— Я хочу на работу. Но…
— Может, попросить маму оставаться с Данькой?
— Нет. Только не маму. У нас с Настей все налаживается, а она сломает тот хрупкий мир, который есть. Саша, мама не выход. Ты сам сколько сможешь терпеть ее присутствие?
— Ну да, ты права. А как быть?
— Я говорила с соседкой, тетей Соней из первой квартиры. Она просит сто долларов в месяц и продукты.
— Выход. Я подумаю, хорошо?
— Да.
— Ты договоришься на неделю сейчас. За несколько дней будет видно, как она следит за ним. А пока обследуешься. Если она справится, и мы выработаем план твоего оздоровления, то можешь выходить на работу.
— Я ездила сегодня на работу. Там тоже хорошего мало. Даулета посадили.
— Что?!
— ОБХСС. Его подставили, понимаешь, просто подставили.
— Понимаю. Вот потому и не беру денег у пациентов. Зарабатываю то, что зарабатываю. То, что в кассе дают, и тебя к тому же призывал всегда. А Олег?
— Говорит, пронесло, хотя его тоже таскали. Может, откупился.
— Ага, Олег откупился, а Даулет не смог. Кто заведует?
— Суле Абдрахмановна.
— Пипец!
— И я про то же. Защититься она мне не даст.
— Это жизненно необходимо?
— Я…
— Вера! Это амбиции и больше ничего. Кстати, насчет денег. Сегодня ко мне приходит Настина классная, просила сделать аборт. Я не стал. Больше часа убеждал ее рожать, или хотя бы подумать. Думал уговорил. А потом с операции вышел, она в процедурной лежит. Юра сделал.
— Расстроился?
— Очень. Я надеялся, что одумается. Взрослая тетка, дочери пятнадцать, что не родить второго, и муж есть.
— А я сегодня санитарку встретила с приемного. Беременная, на вид месяцев семь. Я ее поздравила, а она мне в лицо рассмеялась, говорит, что беременность омолаживает организм, а рожать она не собирается, на следующей неделе пойдет прерывать. Искусственные роды будут. Я расстроилась, говорю: «Гуля, он же жизнеспособный, что ж ты делаешь?». А она утверждает, что у нее все рассчитано и схвачено. Никакого ребенка не будет. Представляешь?