Напечатает ли Энди приглашение, или разместит сюжет с датой, или же подождет того момента, когда сможет сделать полноценный сюжет? Попытается ли он заполучить эксклюзивные снимки с церемонии, которая должна пройти в частном владении?

Мы получили первую подсказку чуть позже вечером, когда родители Иден позвонили с вопросом, почему какой-то репортер интересуется тайным бракосочетанием. Смутившись, они сказали репортеру, что не понимают, о чем речь. Иден именно так и велела бы им поступить, если бы хотела вовлечь в наш план. Она сказала, что они непременно все испортят, если у них будет четкая инструкция.

Следующие две недели Иден вела бурную тайную деятельность, чтобы все организовать, а я просто ждала. Она позвонила сообщить, что ходила в Ботанический сад Бруклина, где в открытую пообщалась с директорами, расспрашивая о стеклянной оранжерее Палм-хаус. Она уже забронировала зал, обзвонив кучу заведений и обнаружив то, которое соответствовало всем ее требованиям, однако ей хотелось удостовериться, что ищейкам Энди будет с чем поработать.

Адам и Адрианна были заняты сочинением музыки и видеозаписью на съемочной площадке. Мика разъезжал с концертами. Репортеры осаждали его, надеясь получить комментарий о расставании с девушкой, с которой он недавно встречался (со мной), но он элегантно уворачивался от вопросов. Его фотографии периодически мелькали в желтой прессе, но главным образом в категории «его где-то видели».

Меня убивало то, что я постоянно находилась вдали от него. Он звонил каждый день и периодически отправлял сообщения типа: «Куда ты больше хочешь поехать – на Бали или в Шотландию? Я серьезно». Но мне очень не хватало встреч с ним. Я вспоминала, чего мне стоило участие в этом розыгрыше всякий раз, когда мне приходилось бороться с желанием постучать в его дверь.

Пока же я по утрам провожала Зайона на работу, слонялась по квартире и отправлялась на пробежку. Днем я бродила по улицам, наблюдая за людьми, а вечером фотографировала Бруклинский мост. И каждый день я смотрела, как тают деньги на моем банковском счету.

Когда в массах укоренилось мнение, что моя связь с Микой позади, телефон перестал звонить, а репортеры убрались с улицы перед моим домом. Даже когда я где-нибудь видела знакомых папарацци, они смотрели мимо меня. Без Мики моя ценность для них стремилась к нулю. Я была лишь приложением к славе другого человека. Так часто бывает. Как оказалось, именно этот момент беспокоит меня меньше всего.

Когда миновала неделя заточения и всеобщего забвения, раздался телефонный звонок с неизвестного номера. Я едва не проигнорировала его, но любопытство одержало верх.

Нажав кнопку, я с сомнением произнесла:

– Алло?

– Джозефин? Привет. Это Ларс Кембридж из «Рок пейпер».

Я выпрямилась.

– Ларс?

– Да. Привет. Рад, что поймал тебя. Слушай, Мика скинул мне ссылку на статью о тебе, которую разместили в твоей газете.

Главный редактор известного журнала звонил, чтобы поговорить со мной, но его интересовал лишь всем надоевший скандал. Я вздохнула:

– Я не комментирую эту историю, Ларс.

– Конечно, нет. Меня не история интересует. Мне понравились фотографии, которые ты сделала. Одна из них – та, где ты поймала Мику. Ей место прямо в Лувре, а не в желтой прессе.

– Спасибо, – произнесла я. Это доказывало, что я была права, и я быстро добавила: – Именно так я думала, когда снимала. Невозможно сделать плохую фотографию, когда модель сам по себе – произведение искусства.

Он рассмеялся:

– Да. Еще я отметил твой потрясающий снимок Виктории Седжвик. Я много раз ее видел, но никогда не обращал внимания, насколько она выразительна. Ты слишком талантлива для второсортной газетенки.

– Твое мнение много для меня значит, Ларс. Я не думала, что хоть одна из этих фотографий появится в газете. Это произошло из-за рокового стечения обстоятельств.

– А я рад, что случилось именно так, иначе не увидел бы твоих работ. Слушай, я не могу ничего обещать, но хотел бы взглянуть на другие твои снимки. У меня есть одна мысль на твой счет, но сначала пришли мне все, что у тебя есть.

Я растерялась.

– Большинство моих работ принадлежат «Дейли фид». – Я задумалась, пытаясь понять, чем располагаю. – Но я начала создавать портфолио. Могу прислать все. Но, возможно, там не так много материала.

– Отлично. Жду с нетерпением.

Он продиктовал мне адрес электронной почты, и я пообещала отправить ему все как можно скорее.

Прежде чем повесить трубку, Ларс сказал:

– Надеюсь, у вас с Микой все хорошо.

– Ты же знаешь, газеты исказили все происходящее. – Даже произнося эти слова, я ощутила всю романтическую несправедливость ситуации.

Ларс милостиво не стал поднимать тему о том, что нам преподали урок, который нужно усвоить.

– Мика так и сказал мне.

– А что он сказал обо мне? – Я едва ли не слышала слова Мики: «Что за наглое выуживание информации, Уайлдер?» Но мне так хотелось узнать о Мике хоть что-то – я безумно скучала.

– Он сказал, что ты талантливый фотограф и чересчур честна, чтобы работать на Энди Диксона. А еще он сказал, что ты слишком хороша для него.

– Думаю, мы оба знаем, что это неправда. Мика – настоящее сокровище.

– Словом, надеюсь, что для вас обоих все сложится удачно.

Я погрузилась в работу, занявшись отбором фотографий, которые показали бы Ларсу все мои таланты: маленькая девочка с раскрашенным лицом, монахи на Таймс-сквер, любители шахмат, девочка, бегущая за собакой, папарацци, атакующие Мику, Мика и Иден, поющие на сцене вместе, Мика, парящий над толпой, как божество. Прекрасное-прекрасное лицо Мики в лучах софитов, освещающих его сверху, и руки фанатов, которые тянутся к нему снизу.

Я не могла больше это терпеть. Я потянулась к телефону и написала:

«Где ты? Я к тебе приеду».

Он ответил:

«Не будем торопиться, Микаголик. Я отправлю тебе кое-что, и это тебя займет».

На следующий день пришло письмо без почтовых штемпелей, в конверте лежал один-единственный билет на одну из худших небродвейских постановок, которая шла утром. Продажи были настолько плохие, что шоу собирались закрыть к концу недели, однако это помогло бы мне убить время. Так что я с парой пересадок доехала на метро до Таймс-сквер и растворилась в недрах темного пустого театра. Несмотря на дефицит зрителей, контролер провел меня на мое место на самом последнем ряду балкона. Впрочем, какая разница? Дерьмовый спектакль – дерьмовые места.

Но когда шоу началось, кто-то, сев рядом, обнял меня. Я повернулась так быстро, что чуть не упала с кресла. Сбоку сидел Мика, очень довольный собой. Я стерла напыщенную ухмылку с его лица поцелуем. Мы не видели большую часть представления, но я никогда его не забуду.

С того дня, когда бы у Мики ни появилось свободное время, я находила либо конверт, либо текстовое сообщение с загадочной инструкцией, следуя которой, я неизбежно оказывалась рядом с ним. А еще он устроил мне персональную экскурсию по городу – во всяком случае по Бруклину. Мы часами рассказывали друг другу истории из детства и юности, сидя в отдельной переговорной комнате при Бруклинской публичной библиотеке. Мы строили планы на будущее в подвесной галерее в церкви Плимута. И не раз мы пользовались всеми удобствами местных отелей, где почти не разговаривали. Необходимость скрываться повышала накал страстей и добавляла волнения и без того захватывающему роману. С каждым днем я влюблялась в Мику все сильнее. Так пролетели еще две недели.

В пятницу перед торжеством Адам с Иден тихо проникли в кабинет окружного регистратора и получили лицензию на заключение брака.

В субботу утром я, сидя в пижаме, наблюдала, как Зайон готовится к выходу. Я больше не имела ничего общего с миром Энди, и мне не надо было стремиться попасть на свадьбу Адама с Иден. На этот раз я могла спокойно отсидеться дома. Зайон пообещал, что пришлет видео.

Если все пойдет по плану, таких видео будет много.

Я попыталась отвлечься, играя в онлайн-игры. Потом отправилась на пробежку, изо всех сил стараясь не завернуть в Проспект-парк. Зайон периодически мне писал.

«Орел приземлился».

Я ответила:

«Не смей шифроваться. Что происходит?»