– Твой муж… – начала было Аннабел.
– Жив, – сказала Тесс, поняв, куда она клонит. – Но неужели это означает, что я должна, не сказав ни слова, позволить своей сестре погубить себя?
Но Аннабел ощутила прилив сочувствия к Имоджин, увидев, как Лусиус поднес к губам руку Тесс, прежде чем покинуть их, чтобы принести ей бокал шампанского.
– Ты полагаешь, Ардмор осведомлен, что Имоджин только что овдовела? – спросила Тесс. – Возможно, ты смогла бы воззвать к его лучшим чувствам. Разве ты только что не разговаривала с ним?
– Он понятия не имеет, что Имоджин – моя сестра, – с сомнением сказала Аннабел. – Я…
– Это не имеет никакого значения, – вставила свое слово Гризелда. – Ранее этим вечером Имоджин довольно ясно дала понять, что она твердо намерена устроить скандал. И, честно говоря, если это и есть та манера, в какой она намерена действовать, то я признательна, что она выбрала шотландца, а не моего брата. Я все еще в некоторой степени питаю несбыточную надежду на появление племянника. Может, Мейн и спал с большей частью доступных женщин в свете, но он никогда не устраивал публичных представлений.
Глаза Тесс сузились.
– Она хотела выбрать Мейна?
– Да, Мейна, – подтвердила Аннабел. – Полагаю, она забрала себе в голову некую донкихотскую мысль о том, чтобы наказать его за то, что он бросил тебя у алтаря.
– Глупости! – сказала Тесс. – Мейн сам себя достаточно наказывает. – Она повернулась к Гризелде; – Он приехал сегодня?
– Конечно, – удивленно ответила Гризелда. – Он как раз был в игорной комнате, когда я в последний раз туда заглядывала. Но…
Тесс быстро направилась в ту комнату, где мужчины сидели вокруг карточного стола, надеясь, что жены не утащат их на паркет в бальном зале.
– Я собиралась сказать, – продолжила Гризелда, – что, полагаю, он собирался отбыть в свой клуб. Я почти не имею возможности видеться со своим собственным братом теперь, когда он перестал повесничать. Он не пробудет на балу и получаса.
Аннабел вновь посмотрела на Имоджин. Неужели этот вальс никогда не кончится?
Но в эту минуту Рейф протолкнулся сквозь толпу в круг танцующих. Не успела Аннабел перевести дух, как рыжеволосый шотландец уже кланялся, а Рейф тащил Имоджин прочь.
Имоджин была изумлена не менее сестры. Минуту назад она скользила по бальному залу с Ардмором, от души наслаждаясь каждым возмущенным взглядом, устремленным на нее, и вдруг была вырвана из его объятий своим бывшим опекуном.
– Что это вы себе позволяете? – вопросила она, стараясь держаться от Рейфа как можно дальше.
– Спасаю твой несчастный маленький зад, – огрызнулся он в ответ. – Ты хоть представляешь, как позоришь себя своим поведением? – Волосы Рейфа стояли дыбом, а его карие глаза почернели от гнева.
Имоджин выгнула бровь.
– Напомните-ка мне еще раз, на каком основании вы указываете мне, что делать?
– Что ты хочешь этим сказать? – Он круто развернул ее и зашагал обратно в конец бального зала.
– Какое право вы имеете интересоваться хоть малейшей особенностью моего поведения? Вы перестали быть моим опекуном, когда я вышла замуж за Дрейвена.
– Как бы я хотел, чтобы это было так! Как я уже сказал тебе, когда ты завела тот нелепый разговор о том, чтобы арендовать дом, что я по-прежнему считаю себя твоим опекуном и что ты будешь жить под моей опекой до тех пор, пока снова не выйдешь замуж. Или не станешь достаточно взрослой, чтобы держать себя в узде – не важно, что произойдет раньше.
Она улыбнулась ему – движение ее губ противоречило ее гневному взору.
– Быть может, вас это удивит, но я не согласна с вашей оценкой моего положения. Я намерена в самом скором будущем обзавестись своим собственным домом.
– Только через мой труп! – рявкнул Рейф. Имоджин свирепо воззрилась на него.
– Я не знаю, в какие игры ты играешь с Ардмором, – сказал Рейф, – но ты губишь свою репутацию ни за что ни про что. Парень ищет невесту, а не мимолетную интрижку с вдовой, не имеющей видов на замужество.
Внезапно у него сделался такой вид, словно он почувствовал к ней жалость, как если бы гнев его постепенно испарился. Меньше всего Имоджин нуждалась в сочувствии своего подвыпившего опекуна.
– Ни за что ни про что? – переспросила она, поддразнивая его. – Вы, должно быть, слепы. А как же плечи Ардмора, его глаза, губы…
По ее телу прокатилась дрожь воображаемого удовольствия.
Которая превратилась в нечто совершенно иное, хотя ей понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать это. Он тряс ее! Рейф выпустил ее руку и грубо встряхнул ее, словно она была ребенком в самом разгаре истерики.
– Как вы смеете! – задохнулась она, чувствуя, как шпильки выскальзывают у нее из волос.
– Твое счастье, что я не выволок тебя отсюда и не запер в комнате! – рявкнул он. – Ты того заслуживаешь.
– Потому что я нахожу мужчину привлекательным?
– Нет! Потому что ты лгунья. Ты говорила, что любила Мейтленда.
Она вздрогнула.
– Не смейте говорить, что это не так!
– Хорошенький же ты выбрала способ почтить его память, – сухо молвил Рейф. Его руки соскользнули с ее плеч.
Волна стыда захлестнула Имоджин.
– Вы не имеете никакого понятия…
– Да, никакого, – согласился он. – И не желаю ничего знать. Когда моя жена станет вдовой, я надеюсь, она не будет так вести себя после моей смерти.
Имоджин сглотнула. Слава Богу, они были в конце комнаты, потому что она почувствовала, как слезы комом встали у нее в горле. Круто развернувшись, она молча вышла в дверь. Рейф следовал за ней по пятам, но она, не обращая на него внимания и ничего не видя перед собой, шла к парадной двери.
В своей половине комнаты Аннабел тяжело вздохнула. Ее сестренка всегда была вспыльчива до крайности и, к несчастью, Рейф, покладистый Рейф, который любил всех и вся, воспылал острой неприязнью к Имоджин почти с первого взгляда. Как только оба они покинули комнату, бушевавший вокруг них шквал сплетничавших голосов достиг наивысшей отметки, превратившись в визгливое кудахтанье, словно в курятнике ожидалось появление обитающей по соседству лисы.
– Если Рейф хотел, чтобы она вышла замуж за этого шотландца, – заметила Гризелда, – он не мог бы более поспособствовать этому браку.
– Она не выйдет за Ардмора, – сказала Аннабел.
– Может статься, у нее не будет выбора, – мрачно молвила Гризелда. – После того как Рейф устроил подобную демонстрацию родительских чувств, Ардмор скорее всего смекнет, что в случае самого незначительного скандала Рейф будет настаивать на браке, и он сможет добраться до ее состояния, если верить слухам.
– Она не выйдет за него, – повторила Аннабел. – Вы не видели сегодня Россетера?
Взгляд Гризелды просветлел.
– Ах! Все эти земельные владения в Кенте и никакой свекрови. Я одобряю, моя дорогая. – Гризелда всегда зрила в корень.
– Он приятный человек, – напомнила ей Аннабел. Ее дуэнья махнула рукой.
– Если считать, что молчание – золото.
Аннабел поправила на плечах свою накидку из золотистого шелка.
– Не вижу ничего худого в том, что ему недостает словоохотливости. Я вполне могу говорить за нас обоих, коли в том возникнет надобность.
– Он танцует с прыщеватой дочерью миссис Фулдженс, – сказала Гризелда. – Но не бойтесь. Россетер не из тех, кто смотрит на несовершенства сквозь пальцы, не так ли?
Бросив взгляд в направлении кивка Гризелды, Аннабел увидела, что Россетер покидает бальную площадку. Он не принадлежал к числу тех мужчин, чья наружность сразу поражает красотой: он определенно не был большим, дюжим мужчиной, который швыряет женщин по бальному залу, точно мешки с зерном. Нет, в его объятиях женщина парила над паркетом. У него было узкое лицо с высоким лбом и серые глаза. Вид он обыкновенно имел бесстрастный и довольно отстраненный – она находила это милым отличием, особенно по сравнению с теми желторотыми юнцами, которые умоляли ее подарить им танец и присылали букеты роз с вложенными в них рифмованными стишками.
Россетер прислал ей один-единственный букет – из незабудок. При нем не было стихотворения – только записка: «Полагаю, они подходят к цвету ваших глаз». Была в этой записке некая восхитительная небрежность. Она тотчас приняла решение выйти за него замуж.
Теперь он, как и предсказывала Гризелда, распрощался с Дейзи и направился в их сторону. Мгновение спустя он уже склонился перед леди Гризелдой, целуя ей руку и говоря в своей бесстрастной манере, что она выглядит особенно прелестно.