– Н-нет, Кристик, не думаю… Ты сходи, да. Жалко же! Столько парились…
Кристина почти швырнула пакет в ноги Таньке и, резко повернувшись, пошла к флигелю. Ее спина, до половины прикрытая синим атласом, выражала презрение к опасностям и решительность добраться-таки до злосчастной тары с алкоголем. Танька мысленно перекрестила ее вслед. Все-таки они с Кристинкой так давно дружат.
Танька решила немного расслабиться в ожидании подружки, склонила тяжелую, как мраморную, голову на декольте, прикрыла глаза. Изнутри на веки, как летний ливень на оконное стекло, хлынула черная вязкая жидкость… Танька почувствовала, что засыпает, будто умученная в отделку лошадь. Ноги сами, без дополнительной команды, сковырнули ненавистные туфли и взлетели на скамеечку, голова спланировала на деревянные рейки сиденья…
– Тань, Таня! Очнись! – Кто-то тряс ее за плечо и шипел в ухо сдавленным голосом. – Нашла время дрыхнуть, дура!
– Сама дура, – привычно отозвалась Танька, с трудом раздирая как скотчем склеенные веки.
– Сваливаем, пока целы!
– А… ну да… – Танька села, чувствуя, как трудно дается ей удерживать перпендикуляр со скамейкой. – Ага, я сейчас… Ми-нутточку!
Танька вдруг смутно припомнила, что находится в парке, сутки назад здесь все было людно, шумно и весело, а сейчас они с Кристинкой одни и вокруг бродит беспощадный убийца девушек сексуально активного возраста. Да, свалить отсюда поскорее – это как раз то, что нужно!
Кристина, подхватив Таньку под руку, пыталась поднять ее со скамейки.
– Бери пакет и пошли! Сейчас опять такое начнется! Обувайся, ты, головастик безмозглый!
– А пащ-щему? – спросила Танька, все-таки отлепившись от жестких деревяшек и пытаясь засунуть ступни во вдруг ставшие тесными туфли.
На «безмозглого головастика» она не обиделась.
– Потому!.. – Кристина силой поволокла подругу к выходу из старинного парка.
– Нет, ну па-че-му?
– Там еще… один…
– Что?! – Танька остановилась бы, но Кристина неумолимо влекла ее к чугунной калитке.
– То!.. Там, кажется, еще одна… «невеста». Я только ноги видела… Из кустов торчали.
– Кхх, – кашлянула запыхавшаяся от бурного бега Танька и чуть притормозила, поскольку Кристина тоже замедлила бег.
Они отбежали от выхода с музейной территории, остановились и оглянулись, не гонится ли кто за ними. Но нет, весеннее понедельничное утро было тихим и умиротворенным. Пара милицейских уазиков на стоянке у парка была не в счет. Такое могло быть и во всякий другой день.
– Так, – сказала Кристина, с видимым трудом отведя взгляд от калитки. – Давай сейчас ко мне, у меня предки только в вечеру вернутся.
– А поспать у тебя мона? У меня голова реально с шеи свинчивается, – вяло осведомилась Танька.
– Да «мона, мона»!.. Сама как чумовая реально… Пошли!
Потом ни Танька, ни Кристина не смогли бы сказать, как они добрались до квартиры, как рухнули куда попало спать.
– Танюшк, просыпайся уже… Чаю хочешь?
– Лушше коффэ, – отозвалась Танька, приподнимая встрепанную голову с гобеленовой диванной подушки.
На ее щеке и лбу отпечатался фрагмент швейцарского пейзажа с домиком на берегу премиленького прудика.
– Как скажешь, подруга. Только вставай.
– А сколько времени?
– Да уж пятый час. Скоро мамка с папкой с дачи свалятся.
– Че, погонят? – Танька села на диване, упорно ловя равновесие. – Злые они у тебя, что ли?
– Да нет, не злые. Так просто… Для порядка. Давай пожрем, пока одни?
– … И что, думаешь, не померещилась нам вся эта жуть? – задала-таки мучивший обеих вопрос Танька, когда они пили кофе с ужуленным бисквитным рулетом. – Вроде уж так, чтоб совсем в хлам, пьяные не были.
– Конечно, хорошо бы завтра узнать, что это был просто флэш-моб такой… Но реально… Нет, не померещилось. Точняк! Тем более, вот, сладенькое оттуда.
Кристина со свистом допила кофе и принялась собирать со стола.
– И этот, третий трупешник – тоже не померещился? – зябко поеживаясь, поинтересовалась Танька. – Где ты его… того… просекла?
– А за углом, налево от входа, за крылечком… Я когда уходила с пузырьками нашими, ногу подвернула, ну, на перила оперлась, чтобы шуз подправить, – вот тогда и увидела… что-то. Подошла глянуть, а из кустов ноги бабьи, в колготках, в туфлях… Ну я и рванула как ошпаренная – а ну как этот бандит еще там? Жуть!.. Может, завтра на работе чего-нибудь узнаем.
– Да ничего мы не узнаем, – махнула рукой Танька. – Народ воду в ступе толочь будет… Только и всего. Я умоюсь? Косметики мне подгонишь? А то я реально как с трассы свалилась.
Кроме косметики Кристине пришлось гнать подружке и джинсы, и майку с ветровкой: хороша б она была – возвращаться днем, да через весь город, да в мятом вечернем платье без бретелек!
Переодевшись попроще, девчонки чуть оживели.
– Слушай, а ведь, выходит, Виталька во всем этом кошмарике и виноват конкретно? – сказала Танька, завершая раскраску губ призывно чмокающим звуком.
– Не-ет! – помахала Кристина пальцем с облупившимся маникюром. – Этого лично ему совсем не надо! По крайнем мере, пока. Я вообще не вижу, чтобы он в этом участвовал. Тут что-то другое.
– Ты меня не поняла. Кто-то ведь на Ламку бандитов навел?
– Да кто угодно, только не он. Ему еще дивиденды с той женитьбы получать.
– Ну да… Это, видать, девчонка какая-то и наняла, что на него запала по-серьезному. Может, и та, что потом на меня… в туалете… А? И он ее того… сам. Все равно он во всем виноват!
– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачала головой Кристина. – Ерунда какая-то выходит. По-моему, ты зациклилась на не самом лучшем варианте… Ты как – все? Тогда двинули поживей. Темнеет уже.
Даже не сговариваясь, они знали, что сейчас пойдут на место действия и попытаются хоть что-то выяснить. Когда еще такое развлечение прибудет в их скудном подлинными страстями офисном существовании? Да что еще делать в остаток этого неизвестно с чего подвернувшегося выходного? Не планировали же ничего… А так хоть будет что вспомнить.
– Ну ладно, пусть это еще неизвестно, – поджала губки Танька, обуваясь в подружкины кроссовки. – Виталька – не Виталька… Хотя… Слушай! Я спросонья еще не соображаю… Я когда под столом сидела, слышала: та баба возмущалась, что зря шум подняли, ментов всполошили!
Не слыша ответа, Танька обернулась. Кристина смотрела на нее, сузив глаза и сжав губки.
– Это ты прямо сейчас придумала?
– А вот и нет! Скажешь тоже! – рассердилась Танька, даже притопнув ножкой. – Надо мне больно! Я просто вдруг припомнила. Ох, да!.. Вот еще…
Танька даже перестала обижаться на подружку и замерла посреди прихожей, усиленно хлопая ресницами.
– А может, та чувиха, ну, что в кустах, с зелеными ногами, – эта та же, что я в подсобке надыбала? Сообщница Виталькина? И не Виталька ли тогда и ту девку завалил? Как свидетеля… Ты там ничего такого не видела, ну, когда…
– Не-а, – помотала головой Кристина. – Я как уразумела, что нам повторно такая лафа светит – еще и за эту девчонку с ментами разбираться, – ух, как я бежала!.. Жесть!
– Да, свезло по-крупному нам всем, – повела головой Танька. – Ее уж, поди, нашли… Без нашего участия. А? Но Виталька-то каков! Баб мочит почем зря!
Кристина на это только шумно выдохнула, будто в изнеможении покрутила головой и резво двинулась к выходу. День ведь еще не кончился, да? Надо успеть хоть что-то разузнать… Завтра утром в офисе им не будет равных по информационной наполненности.
– Да, а кто сказал, что та девчонка, что с Виталькой спорила, и та, что в кустах, – это одна и та же?! – вдруг остановилась прямо у двери прихожей Танька.
– Не знаю, – пожала плечами Кристина. – Говорю тебе – я даже не думаю, что там, в комнатушке той, вообще Виталька был. Это чисто твое изобретение. А я сама ничего, кроме ног, у той девчонки не видела. Даже какое платье на ней, не стала смотреть. И сообщать об этом никому не собираюсь. А то еще загребут для понта – насидишься, пока разберутся… Давай, двигай задницей!
– Погоди, а то я мысль упущу… И я ведь ее тоже не видела. Тоже – только ноги. Ну и голос – слыхала, в смысле. Но вроде незнакомый. Хорошо, пошли уже!
– А кто тормозит-то, блин?!! Давно б на месте были!
Так и не состряпав рабочей концепции, подружки выдвинулись на позиции.
Теплый апрельский вечер выдавил из душных квартир старушек пенсионерок, густо усевшихся на скамеечки у подъездов. Он понасажал щебетливую ребятню вдоль ручейков, струившихся из-под чумазых, протаявших дырками сугробов. Где-то поодаль, как муэдзин с минарета, на одной тоскливой ноте орал влюбленный кот. Словом, весна!