Мэдлин Бейкер - Свет во тьме

— Завтра ночью ты снова придешь?

— Если пожелаешь.

— Я хочу этого.

— Тогда до завтра.

— До завтра, — повторила она глядя, как он идет к двери, — И райских снов тебе!

«Райских снов!» — горестно усмехаясь, думал Габриель, перепрыгивая перила веранды.

Приземлившись на сырую землю, он растворился в черноте ночи, молчаливый, как луна в небе.

Саре казалось, что дневные часы тянутся слишком медленно. Прикованной к креслу, ей не на что было их тратить. В приюте не было девочек ее возраста. Хотя она любила читать, прекрасно вышивала и охотно рисовала, эти занятия были для нее лишь приятным досугом, они не могли заполнить ее жизнь и ускорить монотонный ход времени.

Иногда посидеть с Сарой приходила сестра Мария-Жозефа, теша ее рассказами о своем детстве на далекой Сицилии. Она была старшей в семье, где подрастали еще десять дочерей и два сына. Мария-Жозефа рассказывала о том, сколько у них было коров и коз, сколько кур-несушек, и еще о том, как она однажды поколотила младшего братишку за то, что он бросил в колодец ее любимую куклу.

Но сегодня Мария-Жозефа была занята с малышами, а другие сестры готовились к субботе. Никогда еще Сара не торопила так прекрасные солнечные дневные часы. Ради Габриеля она готова была смириться с потемками.

Она была слишком возбуждена и почти не могла есть.

— Что-нибудь не так, Сара-Джейн? — спросила сестра Мария-Луиза.

Сара виновато глянула на нее.

— Нет, сестра.

— Ты едва притронулась к ужину.

— Я не голодна. Меня можно простить за это?

Сестры Мария-Луиза и Мария-Жозефа переглянулись, затем Мария-Луиза кивнула.

— Чуть позже я зайду и помогу тебе приготовиться ко сну.

Добравшись до своей комнаты, Сара прикрыла дверь. Она одна из всех девочек в приюте имела собственную комнату и никогда еще не ценила это преимущество больше, чем теперь. Ей сказали, что так за ней легче ухаживать, и раз здесь нет ступенек, то очень просто вывозить ее в кресле из комнаты и доставлять обратно. Но Сара понимала, что так поступили, зная, что она проведет в приюте всю свою жизнь. Она ощущала это со всей очевидностью, когда видела детей, покидавших казенные стены, видела пары, приходившие выбрать себе ребенка, замечала, как тяжелел и скользил в сторону их взгляд, когда, подходя к ней, они понимали, что она калека. Нет, она не сердилась на них за то, что они хотели иметь здорового ребенка, но не могла не страдать.

Тряхнув головой, Сара постаралась отогнать от себя тяжкие мысли. Что ей теперь до всего этого, когда у нее есть Габриель.

Она расчесывала волосы, пока они не заблестели как новенькая золотая монета. При этом она не переставала поглядывать на двери веранды, хотя и понимала, что для его появления еще рановато. Было слишком светло, но ее волнение и нетерпение возрастали с каждой минутой.

Сестра Мария-Луиза пришла, чтобы помочь ей перед сном управиться с горшком, надеть ночную рубашку и улечься в постель.

— Не забудь помолиться, дитя, — сказала она, уходя.

— Не забуду, сестра. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Сара-Джейн. Господь да благословит тебя.

Минуты шли, а его все не было. Она слышала, как часы на башне пробили восемь, слышала голоса сестер, отводивших детей в спальни.

Постепенно дом затихал. Она услыхала, как часы пробили девять, десять.

Он забыл о ней? Или просто передумал? Возможно, он не считал свое обещание обязательным.

Свеча почти догорела, когда Сара ощутила на своей щеке дыхание ночи и услышала шорох. Обернувшись через плечо, она увидела его силуэт напротив двери.

— Габриель! Ты пришел!

— Я должен был прийти, раз обещал. Сара кивнула, чувствуя как ее охватывает ликование,

— Я пришел слишком поздно?

— Нет.

Она протянула руку, и он шагнул в комнату. Каково же было ее удивление, когда, подойдя к ней, Габриель вдруг упал на одно колено и поцеловал ее руку.

Словно дикий огонь вспыхнул в ней от прикосновения его губ.

Она почувствовала шелк упавших ей на руку черных волос, сухое тепло его губ. Заметила широкие плечи под складками черного плаща.

А потом он поднял голову, и она заглянула ему в глаза. Бездонные серые глаза, вместившие, казалось, всю ее целиком, глаза, наполненные безграничным страданием и печалью.

Он вдруг резко поднялся, как будто испугавшись, что она может узнать о нем больше, чем нужно, затем вынул из-под складок плаща книгу и протянул ей.

— Это тебе, — сказал он.

Томик стихов в изящном переплете, страницы с золотым обрезом.

Новая книга была так красива! Вместе с музыкальной шкатулкой это были две самые прекрасные и удивительные вещи, которые Сара когда-либо видела.

— Благодарю тебя! — Она застенчиво посмотрела на него, прижимая подарок к груди. — Ты почитаешь ее мне?

— Если пожелаешь.

Она протянула ему книгу, испытывая трепет, охвативший ее от прикосновения к его руке.

Сняв плащ, Габриель опустился на пол, прислонясь спиной к ее кровати. Открыв книгу, он начал читать. Это была поэма о неразделенной любви, полная жалоб и горьких упреков.

Голос его был глубоким, сладкозвучным, завораживающим. Он говорил о запретных желаниях, прекрасных дамах и влюбленных рыцарях, о любви потерянной и любви обретенной. В свете лампы профиль его казался чеканным, а над черными волосами возникло серебристое сияние.

Он перевернул страницу, и его голос наполнил комнату, обволакивая сознание Сары. Она была уже не беспомощным инвалидом, а королевой, живущей со своим двором в золотом замке; наядой, плывущей на спине заколдованного дельфина; эльфом, танцующим на лепестках благоухающих цветов.

Магия ощущалась в его голосе и в произносимых им стихах, в самом воздухе, наэлектризованном вокруг них.

Глядя на его профиль, Сара легко представляла отважного воина, скачущего в атаку, борца за справедливость, рыцаря в запыленных доспехах.

Она забылась и не помнила, как долго смотрит на него, но вдруг поняла, чю он перестал читать.

Краска бросилась ей в лицо, когда их взгляды встретились. Она чувствовала себя так, словно только что пробудилась ото сна, где все казалось таким реальным… Глядя в глаза Габриеля, она вдруг ясно поняла, что именно он и был воином и рыцарем или отверженным, ищущим справедливости.

Габриель смотрел на нее так, будто впервые видел. Ее глаза голубели, как небо, которого он не знал последние триста лет. Но глаза эти уже не были глазами того ребенка, к которому он так привык. На него устремился взгляд прелестной девушки, почти женщины. Ничего детского не осталось ни в ее лице, ни в формах тела. Губы были полными, естественного розового оттенка. Шея — высокой и изящной. Руки — такими мягкими и нежными, что его охватывал жар при мысли, как они могли бы обвиваться вокруг него и ласкать.

Она глубоко вздохнула, и он заметил, какой приятно круглой сделалась ее грудь.

Но больше всего его изумило то, что она смотрит на него как на мужчину.

Повинуясь импульсу, Габриель поднялся и бросил книгу ей на колени. Еще какой-то момент он неотрывно смотрел на нее, а потом, накинув плащ, ринулся к двери. Черная ткань окутала его, словно ночная мгла.

— Габриель?! — Она моргнула несколько раз, гадая, не приснилось ли ей все это, а затем взяла книгу, еще хранившую тепло его пальцев, и прижалась к ней щекой.

Нет, не приснилось. Он на самом деле был здесь.

Закрыв глаза, она молилась, чтобы он пришел к ней снова.

Габриель растворился в тумане ночи, радуясь ее холоду, отдаваясь порывам ветра, дувшего с реки.

Он читал Саре романтические баллады из старинной книги, и ей удалось проникнуть в его сердце, заглянуть в душу. Она должна была найти там бездонные пропасти и мрак чернее, чем в преисподней.

Почему она не испугалась?

Другие, встречаясь с ним взглядом, в страхе убегали, а если им не удавалось убежать достаточно быстро или далеко, умирали.

Почему же она не испугалась? И как он теперь сможет встретиться с ней?

Он чувствовал, как его охватывает гнев и вместе с ним жажда крови, настойчивое желание убить.

Он попытался заглушить в себе это… , но зов крови был слишком силен, и он не мог противиться ему.

Черным призраком рыскал он по окрестным пустынным улочкам, пока не нашел то, что искал — бездомного пьяницу, валявшегося в темном переулке среди отбросов.