Марина Иванова - Света белого не видно

– Как продать? У меня несовершеннолетние дети, их что, тоже на улицу? – закричала Катя.

– Конечно, а куда же еще? Конечно на улицу. Дом вам и вашим детям не принадлежал. Он был собственностью банка, пока вы ипотеку выплачивали. Вот если бы выплатили, тогда он стал бы вашим.

– Скажите, а почему мне банк не разъяснил, сколько я должна была платить за ипотеку в месяц? Они озвучивали мне ту сумму, которую я оплачивала всегда.

– Откуда нам знать, мы слышали, что они практикуют такой метод, специально говорят, что минимальный платеж такой-то, а когда приходит время погашения основного долга, как правило, у людей таких денег нет. Вот они и забирают себе все. Это же коммерческий банк. Он же вам ипотеку давал?

– Да, – опустив голову, произнесла Катя.

– Ну, правильно, у них там своя мафия. Тетки, дядьки, племянницы. Вот увидите, что сейчас ваш дом за бесценок купит какая-нибудь племянница банкира или его подставное лицо. Так всегда бывает. Екатерина Евгеньевна, подписывайте документы, что вы ознакомлены с постановлением суда и в течение двадцати четырех часов освободите чужую жилплощадь, – сказал безразлично пристав.

Это была поголовная практика в городе Михайловске. Все предприниматели хватались за голову, когда им приносили очередную платежку. В эту кредитную кабалу попали почти все соседи-предприниматели, которые торговали рядом с Катей. Сеть игрушечных магазинов закрывалась полностью, и слышно было то в одном месте, то в другом, что у людей хватали по решению суда все: и машины, и квартиры, и магазины. А их отправляли в тюрьмы и в изоляторы. Все их имущество уходило с молотка по мановению палочки толстой неприятной тетки, которая владела денежными кооперативами города. У нее была развита целая сеть таких бандитских точек с наемными штатными работниками, которые скрипя сердцем, затягивали в денежную кабалу всех предпринимателей юга. А те наивные верили в завтрашний день! Какие глупцы! Предприниматели несли им все, что у них было и отдавали под залог. Кооперативы тут же переоформляли все их имущество на своих работников, маленьких незаметных коммерческих тиранов. Лица у вышибал были все как на подбор: круглые, тупые и злые. Один взгляд их чего стоил! Сразу видно, что прописаны они были в колониях строгого режима. Один вид их пугал настолько, что люди отдавали все нажитое без слов, в надежде поправить свои дела и обратно все выкупить. Они наивно полагали, что это им удастся. Некоторых находили тут же неподалеку убитыми. Некоторых вообще не находили. И поток растерянных предпринимателей не уменьшался. Они продолжали лезть в эту долговую яму все глубже и глубже, надеясь на государство, надеясь, что экономика в стране поднимется, рабочие места увеличатся и малый бизнес возродится. Но с каждым днем становилось все хуже и хуже. Предприниматели продолжали кормить банкиров, денежные кооперативы и ломбарды, которые по своей структуре ничем друг от друга не отличались. Они служили темным силам и даже не подозревали об этом. Они не читали, что в Библии написано, что если ты хоть одного человека с праведного пути собьешь, то лучше тебе было бы не родиться, а сразу жернова на шею и утопиться. Но ломбарды за бесценок принимали золото, не считая драгоценных камней; и только ждали, как акулы на охоте, чтобы заемщик, не дай бог, не выкупил это драгоценное барахло. Директора ломбардов уже подсчитывали свой улов и ждали с превеликим удовольствием тот день, когда отправят эти погремушки на якобы так называемые «Торги». А сами прекрасно знали, что скупят эти фамильные драгоценности еще задолго до них. А потом будут носить в ушах и на шее чужой крест, который они взвалили на себя вместе с проблемами того человека, у которого они все отобрали. И вдруг внезапная смерть, либо неизлечимая болезнь отрезвляет их грешные головы, но уже ничего нельзя сделать. Ты уже умер!

Катя, не до конца понимая, что происходит, даже не видела, как расписывалась у приставов в документе, как закрыла магазин, как шла домой, как села с детьми в поезд и как уехала в Санкт-Петербург.

Питер встретил Катю веселым солнечным днем. Солнце сияло так радостно, будто радовалось приезду Кати вновь. Питер любил Катю по-настоящему, она это чувствовала. Она посмотрела на низкое бирюзово-фиолетовое небо и почувствовала, что оно обнимает ее очень нежно и так стало на душе спокойно, как будто Катя всю жизнь жила в этом городе. Но Катя приехала в этот город в третий раз. «Ничего Бог любит Троицу!», – подумала Катя и подтянула на плечо сумку. Катя знала, что этот город с живой энергетикой и принимает только хороших людей теплой погодой. А пасмурной старается проверить тех, кому ни совсем доверяет. Вот если человек под дождем и в шквальном ветре идет и радуется, что он в Питере, то значит прошел проверку городом. А вот если заскулил, то город его быстро погонит, и никогда не будет и впредь встречать хорошей погодой.

Катя еще раз посмотрела на питерское небо и вздохнула. Такое небо Катя никогда раньше не видела. Оно было разноцветным и чистым, в контрасте с темной грязной землей, которая притягивала человека, придавливая тяжестью проблем до тех пор, пока он с нею навсегда не сливался.

«Из земли мы вышли, в землю уйдем», – думала про себя Катя, глядя себе под ноги. – Но мне туда нельзя пока, у меня дети. Мне нужно только одно. Мне нужно найти работу и жилье».

Дети сидели на мамином чемодане и ели довольные питерское мороженое. Они тоже, как и мама смотрели на небо.

– Ма, а что ты там ищешь? – спросила Даша.

Катя посмотрела на девочек, улыбнулась, подошла к Полине, вытерла платочком запачканный ротик.

– Я смотрю на красивое небо. Видите оно так близко к нам. Значит с нами рядом Бог, и Он нас видит. Так что ведите себя хорошо.

– А я всегда себя хорошо веду, – уверенно произнесла Даша.

– И я тоже, – тут же подхватила Полина.

Настя как старшая прикрикнула на них и подошла к маме, обняла ее.

– Ма, если что, можешь на меня рассчитывать. Я подрабатывать уже смогу. Я же большая. Если что то и вокал смогу преподавать, и танцы. Давай откроем с тобой школу танцев!

Катя прижала к себе старшую дочку, вытерла набежавшую слезу.

– Настя, спасибо большое за поддержку. Я бы без тебя одна никогда бы не справилась. Ты не переживай, у нас все здесь будет хорошо. Видишь, как нас Питер встречает. Конечно, мы откроем с тобой школу танцев.

Но Катя знала, что это несбыточная мечта, потому что нужно арендовать помещение, получить лицензию и, конечно, иметь питерскую прописку. И на все это нужны были деньги.

На первое время деньги у Кати были. Она сняла с книжки все до копеечки и продумала все до мелочей.

«Я снова пойду на рынок. У меня есть опыт продаж, устроюсь и сниму комнату в общежитии», – твердила она себе.

Она договорилась с одной женщиной, которая раздавала буклеты, что снимет комнату в общежитии за сто пятьдесят рублей в месяц. Предложение было очень выгодное. Это всего четыре тысячи пятьсот рублей в месяц. Но когда она пришла в общежитие, то увидела, что эти деньги всего за одну койку, остальные кровати занимали женщины – узбечки, мужчины, которые приехали в Санкт-Петербург на заработки. Все эти люди держали под головой свои вещи, чтобы их никто не украл. Кухня была общая, ванная комната тоже. Кровати стояли железные двухъярусные и ужасно скрипели. Запах был такой зловонный от пота, мочи и другой антисанитарийной грязи. Та женщина, что раздавала буклеты, расписывала совсем другую картинку этого жилья.

В комнату зашла комендант. Она строго посмотрела на Катю, на ее детей. И заорала, что было сил, чтобы Катя с этими детьми убиралась на улицу, потому что она за ними по десять раз полы мыть не будет. Да и горшков для таких маленьких детей у нее нет. А кухня закрывается ровно в одиннадцать часов. В комнате есть нельзя. Мыться только с пяти утра до семи утра.

Катя поняла, что не все так замечательно, как она себе нарисовала. Она смотрела на злого коменданта глазами полными слез. Катя так растерялась, что не могла уже ни о чем думать. Она лишь хотела попросить коменданта оставить ее и девочек только до утра. А утром она обязательно что-нибудь придумает.

– Ладно, у меня тут есть одна комната, – смягчилась комендант, глядя на плачущую Катю, – так сказать комната матери и ребенка, – рассмеялась она вдогонку своей шутке, – бери детей, вещи и шагом марш за мной. Но там ты будешь платить мне триста рублей в сутки, согласна?