А когда он узнал, что она собралась ехать в Москву за товаром, он вообще озверел. Сергей ей устроил такую дикую сцену. Он хватал ее вещи, смотрел, что она с собой берет, в чем поедет и вообще просто издевался над нею. Он грозился, что вылетит следом за Катей на самолете и будет контролировать каждый ее шаг. Он хвастался, что у него в Москве есть свои кореша, которые сообщат ему, чем она там занимается. Катя с таким трудом уговорила его, что нужно расширять бизнес, что она не часто будет ездить в Москву. Но его ничего не могло успокоить. Успокоился он только после того, как она пообещала выделить ему некую сумму от полученного кредита, и только тогда он ее отпустил.
Во сне в автобусе Катя то и дело ворочалась и стонала. Ей снился сон, что она рабыня где – то на Востоке и везет неподъемную тачку. Катя, запряженная в нее вместо лошади, тянет эту повозку, а на ней сидит Сергей в костюме и галстуке и трое ее маленьких детей: Настя, Даша и Полина.
«Ради детей я должна выдержать эту жизнь, – говорила Катя во сне, – ради детей. Я хочу, чтобы у них все было хорошо».
– Просыпайся, красавица, – толкнула ее соседка по автобусу. – Я все смотрю на тебя и вижу, что ты первый раз за товаром едешь? Но ты же, по – моему, с нашего рынка? Я тебя там видела, – сказала Валентина Матвеевна.
– Да, с вашего, только я впервые за товаром еду.
– А в аренду ты, по – моему, у жены нашего бывшего мэра магазин взяла, да?
– Да, – ответила Катя и заулыбалась.
– Вот эта мэрша, Машка Тулина, такая барыня говорят. Он ее сделал редакторшей какой – то газеты, а она такая белоручка. А противная какая, ужас, – продолжала знакомство Валентина Матвеевна. – Вот с наше бы поработала?! Тогда бы поняла, что такое торговля!
Валентина Матвеевна имела вид большого начальника из районной администрации. Но как выяснилось позже, она начальником раньше и была. И работала у бывшего мэра, жену которого она ругала в администрации. Отсюда такая «любовь» к его семье.
Катя улыбнулась, услышав «глас народа» и подумала, – вот истину папа сказал: «Все любят разгадывать других, но никто не любит быть разгаданным». Так хочется тоже побыть белоручкой и ничего не делать. И как хорошо, что меня обсуждать некому. Я человек маленький подневольный. Может быть, эта мэрша вовсе и не плохой человек, но зависть людская заставляет ненавидеть друг друга, злится на удачи близких и радоваться поражениям знакомых. И почему люди в Михайловске такие озлобленные на жизнь? Мне кажется, я нигде больше злей людей не видела. Ну ничего я буду другой, я буду доброй, я всем буду улыбаться. Ведь грубость такая заразная штука. Попробую ею не заразиться. Почему люди такие двуличные: в глаза улыбаются, а за глаза кроют друг друга почем свет стоит. Неужели им от этого легче? Отчего это происходит? Кажется, все люди вокруг сыты, одеты, не очень сильно болеют. Но сами себя этой злостью разрушают. Для чего? Неужели их всех так часто обманывали, что они никому не верят. Неужели их часто бросали, что они становятся ревнивыми. Неужели их часто обижали, почему люди становятся злыми. Ведь не рождается ребенок сразу злым? Он такой милый, беззащитный, такой ласковый. А потом когда проходит вот та самая грань, – между добром и злом? Ну ничего я попробую изменить мир вокруг себя. У меня будет самый красивый магазин, и я буду самым добрым продавцом. Начну с себя. Попробую разгадать себя сама!
Магазин и впрямь выглядел прилично. Катя всю ночь развешивала сумки в аккуратные ряды. Торгового оборудования не было, поэтому натянув железную сетку и прикрутив ее саморезами к стене, она сидела и делала крючки из проволоки. Сумки были развешаны по цветам до самого потолка. Магазин казался профессиональным по европейским стандартам. Только одна боковая стена занимала сумки. А перед нею Катя поставила столы-витрины, на которых разложила кошельки, ремни и украшения. И сделала себе ресепшен.
Основное торговое оборудование в магазине осталось от бывших хозяев, Катя его выкупила и развешивала на нем платья по размерам, начиная от тридцать восьмого до шестидесятого. Красотки ведь тоже разными бывают: и толстенькие, и худенькие, и высокие, и маленькие. В углу была дверь в подсобку. Там тоже было уютно, – стояли диванчик и столик для обеденного перерыва.
– Завтра должны привезти рекламную вывеску, – сказала Лера, забегая в магазин. – И можно уже начинать работать. Классная у тебя получилась «Красотка»! Я даже не ожидала.
– Лера, а вдруг у меня не получится? – испуганно спросила Катя. – Смотри, какой объем продаж.
– У тебя да и не получится?! Ты это брось! Языком болтать и убалтывать, да расхваливать ты всегда умела. Справилась же с этими, – «трусиками, маечками». А здесь теток нарядить, да сумку подобрать в тон платья, проще простого. Только не забывай деньги собирать за товар. А то я тебя знаю, начнешь дарить всем направо и налево красивые платья, как в институте нам все отдавала.
– Да, я люблю дарить подарки! – сказала Катя весело. – Ты знаешь, даже больше люблю дарить, чем самой их принимать.
Катя поежилась, переступила с ноги на ногу и заметила: «А здесь между прочим холоднее, чем на улице, нужно завтра валенки купить».
– Да пол же бетонный. Ну и магазин? Из одного железа сделан! Посмотри, каркас у него железо-бетонный. Вот тебе и мэр, не мог подороже магазин построить жене? – возмущалась Лера.
– Ничего, я потом заработаю денег, куплю потолочные обогреватели. Я уже такие себе присмотрела на опторге.
– Вот еще работать не начала, а уже одни затраты на уме. Ты еще не знаешь, когда кредит этот погасишь и будет ли вообще толк с этой торговли, – запротестовала Лера.
– Ты же сама мне сказала, чтобы я кредит брала и расширялась.
– Правильно, что сказала. Все ж живая копеечка. А то нам зарплату в школе не платят, мы еле концы с концами сводим. Может чуть легче станет, место в школе освободится, и пойдешь учительницей за гроши работать, ты это хочешь от меня услышать?
– Нет. Я справлюсь. Просто страшновато новый товар ведь. С ассортиментом таким я еще не работала. Да и посоветовать взрослым женщинам смогу ли?
– Сможешь, конечно. Дамы они, конечно, в Михайловске капризные. Но ничего хвали их побольше, восхищайся их фигурами. Вот и все, что нужно им для счастья. И все-таки хорошо, что ты перешла работать на Центральный рынок. Здесь проходимость лучше, да и от ветра закрыта, так что не ной! Я чувствую, что ты сможешь заработать здесь хорошие деньги!
На следующий утро, в свой первый рабочий день Катя счастливая приехала на рынок. В этот день выпало столько снега, что за всю историю юга столько никогда не выпадало. Дверь в магазин замело почти наполовину. Катя в ужасе смотрела на этот кошмар и думала: «А как я теперь попаду в помещение и буду работать?
У всех людей были совковые лопаты и каждый расчищал снег возле своего магазина. Все прокапывали свою личную дорожку.
– Извините, пожалуйста, – обратилась Катя к хозяину соседнего магазина. – Вы не одолжите мне лопату?
– Нет, они дают лопату под личную роспись, – ответил с усмешкой сосед напротив.
– А где выдают?
– Ты что первый раз на рынке? – спросил высокий мужчина, проходивший мимо. – Первый раз и в такую погоду выперлась? – громко захохотал он. – Иди в контору, вон туда к директору рынка, – Ирине Васильевне, она и выдаст.
– Сисяс плинису, опата уна, да? – спросил подошедший мужчина лет сорока, подозрительного вида и не умеющий совсем говорить.
– Васек, отведи гражданку к начальнику, – сказал высокий мужчина, обращаясь к странному человеку.
Этот странный человек вообще очень плохо говорил. Глаза были умные, а говорил что – то несвязное, словно ребенок. Сначала Катя посмотрела на странного мужчину и увидела, что на рынке он здесь самый добрый. Он подбегал и всем помогал. Кому сумку поднести, кому лопату, кому воду.
– Да ты его не бойся! – толкая Катю в плечо, сказала та самая попутчица из автобуса, что жену мэра ругала. – Катюха, он дурачок местный, но незлобливый и очень услужливый. Все сделает, что его попросишь, а за это ему кто рубль, кто десять дает и он все деньги собирает, а потом покупает что– нибудь на них вкусненькое и несет маме своей. Он не пьет и не курит. Только в развитии остановился. Вот спроси у него, сколько ему лет? – предложила Валентина Матвеевна.
– Вася, а сколько тебе лет? – спросила начальница у странного Васька.
– Осемь, – сказал мужчина сорока лет.
– Вот видишь, восемь лет говорит. Ему уже лет пятьдесят, как восемь лет, – смеясь, сказала Валентина Матвеевна. А это, говорят, у него от того развитие умственное прекратилось, что у него на глазах поезд отца переехал. Вот он на этой почве и свихнулся. И ходит теперь дурачком по рынку.