Она осеклась, сообразив, что высказалась, как язычница, верящая в многобожие. Однако он только улыбнулся, поняв из ее слов что– то свое.
– С тобой я словно попал в мир древних, моя наяда, когда женщины еще не прятали свою красоту и не боялись любить. Так любить!..
Светорада смотрела на своего негаданного любовника с грустью, оттого что должна была уйти. Она ведь и так задержалась дольше обычного: солнце успело встать над морем, колокола в Пантелеймоновской обители уже отзвонили, а ее Дорофея скоро встревожится и направит раба– охранника Силу разыскивать хозяйку. Да, Светораде пора возвращаться к человеку, с которым она уже пять лет живет как жена, пора возвращаться к сыну.
Она отвернулась, направилась к морю, но когда уже вошла по колено в воду, молодой любовник нагнал ее.
– Приходи сюда завтра в этот же час! Я буду ждать тебя. И пусть море вновь соединит нас.
Светорада была благодарна ему за эти слова и порывисто обняла. Он держал ее крепко, словно не желал отпускать. Но она все же высвободилась из его рук.
– Да, я приду. На рассвете.
Он смотрел на нее, когда она поплыла. Понимая, что было бы нежелательно, чтобы молодой человек догадался, откуда она прибыла, Светорада набрала побольше воздуха и глубоко нырнула. Она долго плыла под водой, дабы ее Тритон (таким именем она его наградила) не проследил, где ее убежище. Потом она припала к камню у своей бухточки и замерла, вслушиваясь, как где– то за скалой раздаются звуки удаляющихся шагов, приглушенных плеском волн.
Только тогда Светорада вышла на берег, взобралась на свой камень и стала торопливо одеваться. Оглянувшись, она увидела, что на воде уже белеют паруса рыбацких суденышек. Что ж, она вернулась в реальный мир и сейчас пойдет к ожидавшим ее слугам. Если они и впрямь еще не кинулись искать ее. На верного Силу она могла положиться – тот смолчит, что бы ни увидел. Другое дело – неспокойная Дорофея. Да, русской княжне надо поторопиться. У Светорады была хорошо налаженная, спокойная и благополучная жизнь, и она не желала в ней ничего менять. Даже ради того смятения чувств, в какое ее ввергла странная встреча с незнакомцем Тритоном.
Глава 2
Ни одно большое имение в византийской провинции Оптиматы[6] не строилось без того, чтобы в нем не было собственной церкви. Была церковь и в богатом имении Оливий, расположенном на высоком берегу над взморьем. В особо торжественные дни сюда на богослужение приходило много окрестных жителей, а в обычные, как этот, дни здесь собиралась семья господина Ипатия Малеила, его домочадцы и слуги.
По окончании утренней литургии, когда иеромонах Пантелеймоновского монастыря Симватий, причастив хозяина и его людей, уже складывал священные сосуды в сумку, патрикий Ипатий вышел из часовни и неспешно двинулся вдоль колоннады усадьбы в сторону сада. На повороте он оглянулся на усыпанную цветным гравием аллею, прямо уходившую между рядов пальм к воротам. Какое– то время патрикий глядел на дорогу, ожидая, когда же появится двуколка его возлюбленной Светорады, но, так и не дождавшись, направился к оливковым зарослям.
Там, под густой блестящей кроной деревьев, в прохладной тени виднелись мраморные колонны выполненной в античном стиле беседки. По окружности беседки на каменной скамье были разложены желтые замшевые подушки, а в центре стоял столик с выложенной мозаикой столешницей, на которую проследовавший за Ипатием слуга предупредительно поставил миску с творогом и высокий стеклянный кубок с сывороткой. Патрикий Ипатий посмотрел на еду едва ли не с отвращением. С некоторых пор его стали мучить боли в боку, и лекарь посоветовал ему по утрам есть творог. Ипатий же его терпеть не мог. Да вот умница Светорада додумалась добавлять в творожную массу немного сушеных абрикосов и меда, так что есть стало более– менее приятно. Она вообще у него золото – Светорада Золотая, Светорада Медовая, Светорада Янтарная, как прозвали ее тут, в Византии. Ипатий мысленно поблагодарил Бога и Его Пречистую Матерь за то, что они дали ему насладиться жизнью подле столь замечательной женщины.
Ипатий проглотил ложку творога, запил сывороткой и глубоко вздохнул. Ему шел уже пятьдесят первый год, он сильно сдал за последнее время и, хотя в свои лета казался достаточно крепким, особенно в сравнении с иными людьми его возраста, тем не менее понимал, что не такой муж должен был достаться столь молодой и полной жизни женщине, как русская княжна. Да и был ли он ей мужем? Ипатий справедливо надеялся, что однажды по закону обвенчается со Светорадой и тогда сможет отправить гонцов на ее родину, чтобы сообщить, что сестра смоленского правителя стала благородной патрикией в богохранимой Византии. Ах, его милой славяночке от этого была бы такая радость – получить весточку с берегов Днепра! Но не вышло. Ибо много лет назад, когда Ипатий был молод, он обвенчался с аристократкой Хионией из города Фессалоники. В то время этот брак для Ипатия считался очень выгодным. Хиония родила ему сына Варду, и он сумел возвыситься благодаря приданому жены. Однако с годами их отношения с Хионией совсем разладились, они все больше отдалялись друг от друга, пока наконец их семейная жизнь не превратилась в обременительную обязанность. Хиония была очень религиозна, супружескую близость едва терпела и, решив, что ее долг выполнен после рождения сына, полностью посвятила себя благотворительности. Пока не заболела проказой…
По византийским законам муж мог расторгнуть брак, если его супруга тяжело заболела и не способна выполнять супружеские обязанности. Тем не менее Ипатию не удалось получить развод. Поэтому русская княжна вот уже пять лет жила с ним на правах обычной сожительницы. Во грехе – так говорили об их союзе святые отцы Церкви.
Ипатий грустно вздохнул, отодвинул почти съеденный творог и утер платочком тонкие губы. Что ж, годы идут, а он по– прежнему остается полувдовцом из– за этой разлагающейся заживо покойницы Хионии и полусупругом, так как брак с любимой княжной все откладывается. Однако многие из его знакомых уже свыклись с тем, что его русская сожительница почти жена ему, уважают ее, особенно после того как Светорада приняла крещение и стала христианкой Ксантией. Ах, чего бы только Ипатий ни сделал для нее! Она ведь так добра к нему. Но не любит… Может, был миг, когда ему казалось, что в ее душе пробуждаются чувства, но потом он понял, что Светорада просто свыклась со своим положением и испытывает к нему лишь уважение и признательность. Он же любит ее всем сердцем. Но все чаще ощущает, как годы берут свое…
Признаться, для своего полувекового возраста Ипатий Малеил выглядел недурно. Он всегда держался с величием и достоинством, старался аккуратно и элегантно одеваться. Сейчас он был в легкой одежде – белой, чистой; одна пола собранного в красивые складки светлого плаща, расшитого темными узорами, закинута на левое плечо, правая рука голая. Худощавый (только в последнее время он стал немного сутулиться), с шапкой кучерявых волос, темных, хотя и обильно присыпанных сединой, с густыми, еще черными бровями, которые выделялись на тонком породистом лице, патрикий выглядел довольно привлекательно. Но под карими глазами стали набрякать мешки, резче обозначились морщины в уголках тонкогубого рта, заметнее проступили жилы на старческой шее, и все чаще ломят суставы и ощущается слабость. Однако Светорада никогда даже не намекала Ипатию, что ее что– то не устраивает, никогда не жаловалась на раздраженность или усталость. Всегда так заботлива, предупредительна, мила, всегда покорно предоставляет ему свое крепкое молодое тело… когда у него возникает желание. Правда, в последнее время это происходит не очень часто, ну да у проживших вместе пять лет супругов чувства не должны проявляться так же бурно, как ранее. Кроме того, в Византии излишние плотские желания считаются греховными. Но Светорада не была рождена христианкой, в ней живет неспокойный языческий дух, силы так и бурлят в ней, придавая его Янтарной госпоже столь пленительное очарование.
Ипатий никогда и ни в чем не ставил Светораде препоны. Хочется ей принимать гостей – на то ее воля. Не пожелала по жаре ехать на молебен в Пантелеймоновскую обитель – он тоже не едет. Не противится патрикий и в том случае, если бойкой Светораде вдруг вздумается устроить в имении Оливий танцы со здешними девушками или поехать кататься верхом на целый день. Ну а если ей желательно ранним утром покупаться в море – Ипатий и тут согласен отпускать ее. Хотя ни одна византийская матрона не решилась бы на подобные игры с волнами, а этой только дай поплавать. Наставница Дорофея всегда ворчит по поводу утренних купаний в одиночестве, боится чего– то. Но подле Светорады постоянно сильный раб-древлянин, на его преданность и смелость можно положиться – он позаботится о ней, если что.