Ноги, однако, начинали подводить и уже отказывались держать. Ощущение близости дарило телу странную, граничащую с опустошением легкость.

Издав странный, напоминающий звериное рычание звук, Максимилиан сорвал с себя шейный платок, крепче обнял любимую, и в следующий миг оба оказались на ковре, среди разбросанной одежды.

Он ласкал страстно и жадно, даря наслаждение и в то же время заставляя стонами умолять о продолжении. Сорвал с себя мокрую рубашку, отбросил в сторону и прильнул мускулистым телом к Энн. Постепенно поднимая ее сорочку, он стал покрывать поцелуями каждый дюйм, каждый уголок прекрасного, манящего, но пока еще неведомого тела.

Пытаясь помочь, желая оказаться ближе, Энн приподняла бедра и позволила его ладони скользнуть между ног.

— Максимилиан, — позвала она, и сама удивилась прозвучавшей в голосе мольбе. Да, он делал то, что казалось жизненно необходимым, мучительно важным. Промедление могло довести до безумия.

Тонкий батист сорочки обнажил талию, грудь. Теплые губы согревали, ласкали, дразнили и терзали. Язык щекотал нежные соски, успевая встревожить каждый. Слова потеряли смысл и значение. Дрожащими пальцами Энн вцепилась в густые темные волосы в твердом намерении не отпускать никогда, никогда в жизни.

Не отрывая губ от восхитительной груди, Максимилиан слегка отстранился, чтобы скинуть сапоги и сдернуть брюки, и тут же вернулся к Энн, согревая ее всем телом. Энн явственно ощутила сокровенное напряжение мужественности и невозможную, нестерпимую страсть. Пронзило странное, замешенное на ужасе возбуждение. Остановить события, повернуть время вспять? Нет, об этом не могло быть и речи! Если Максимилиан остановится, она умрет на месте. Стремление слиться с ним воедино, стать частью красивого, сильного и доброго мужчины уничтожило все сомнения, все опасения, все и всяческие рассуждения.

Проведя ладонью по ее груди и животу, Максимилиан добрался до бедер и развел ноги. Прильнул, накрыл собой — требовательно, властно.

— Энн, — едва слышно окликнул он, приподнял голову и заглянул в глаза. А в следующее мгновение бедра прижались откровеннее, и любимый проник в сокровенную глубину медленно, но настойчиво, с неоспоримой уверенностью, которую невозможно было представить заранее.

Внезапная боль заставила вскрикнуть. Максимилиан мгновенно остановился и, балансируя на локте, снова заглянул ей в глаза, свободной рукой лаская грудь.

— Расслабься, — хрипло попросил он, поцеловал в шею и забавно уткнулся носом в ухо. — Боль сейчас уйдет и больше никогда не вернется. Так бывает только в первый раз. Просто почувствуй меня, отдайся мне.

— Уже лучше, — пробормотала Энн. Никогда в жизни тело не значило так много, не казалось таким важным, таким самостоятельным. Еще ни разу предчувствие не сочеталось с… наслаждением и удовлетворением. — Не останавливайся.

Максимилиан улыбнулся и кивнул:

— Вряд ли смог бы остановиться, даже если бы очень захотел. — Осторожно, но в то же время упрямо он погрузился глубже.

Затем последовало мощное ритмичное наступление, и Энн вцепилась в его плечи, чтобы не потерять ни единого, драгоценного мгновения близости и страсти. Она забыла о себе: дыхание, биение сердца — отныне все принадлежало единственному на свете мужчине. Вот, оказывается, к чему она стремилась. Ничто на свете не могло принести счастья ярче, переживаний острее и красочнее.

Движение постепенно ускорялось, и в недрах ее собственного тела стремительно нарастало напряжение. Но куда же больше? Невозможно!

— Максимилиан!.. — выдохнула она.

— Лучшее впереди, — коротко успокоил он, не столько услышав, сколько почувствовав вопрос.

— Но как?

— Не думай, Энн. Расслабься.

О чем можно думать, когда мускулистое тело прижимает к ковру? Когда ласковые руки нежно и горячо обнимают? Когда тело наполнено до предела и безумно жаждет освобождения?

— О Господи… — только и смогла прошептать она. Новые, неизведанные ощущения наполняли, переполняли, искали выхода.

И вот настал счастливый миг освобождения. Энн затрепетала и словно растворилась в пространстве. А спустя мгновение почувствовала, как вздрогнул в глубине ее тела возлюбленный. Да, они поднялись на вершину блаженства вместе, в неразрывном объятии.

Несколько секунд длилось первозданное, недоступное пониманию и описанию единство. Словно почувствовав, что любимой трудно дышать, Максимилиан завел ладонь под ее спину, чтобы придержать, и ловко перекатился — теперь Энн оказалась сверху.

— Как себя чувствуешь? — шепотом поинтересовался он, убирая с лица прядь длинных темных волос. Он очень старался действовать бережно, но желание оказалось настолько острым, что обуздать пыл и нетерпение не удалось.

— Как я себя чувствую? Растрепанной, — так же тихо ответила Энн и нежно провела ладонью по широкой, надежной груди. — А еще очень…

— Расслабленной? — подсказал Максимилиан с едва заметной улыбкой.

— Да, точно.

— А я наконец-то согрелся. — Он вздохнул и подумал: надо будет постараться, чтобы в Хэлферсте встречи на ковре перед камином случались как можно чаще. К реальности вернул все тот же резкий запах пива и устриц: на сей раз, неповторимый аромат ощутил сам Максимилиан. Хуже всего, что теперь навязчивое последствие приключения передалось и Энн. Будет не слишком красиво, если их застанут обнаженными, да вдобавок насквозь пропитанными духом дешевого и грязного постоялого двора.

— Пахнешь пивом, — сонно пробормотала Энн. Она уютно устроилась, положив голову ему на плечо и обняв за талию.

— Да и ты тоже, — успокоил Максимилиан. — Воды здесь, конечно, нет? Хорошо бы при встрече с твоим отцом не предстать горьким пьяницей.

Энн мгновенно проснулась и села. От резкого движения смятая сорочка опустилась и прикрыла наготу.

— Что?

— Не волнуйся, я уже буду в его одежде, — успокоил Максимилиан, сел рядом и прижал невесту к груди. Удивительно, но вожделение снова давало себя знать. — Обсуждая условия, лучше выглядеть человеком трезвым и приличным. — Впрочем, условия подойдут любые; он мечтал лишь о том, чтобы Энн стала его женой, а все остальные соображения отошли на второй план.

Энн нахмурилась.

— Какие еще условия?

— Условия нашего брака. Она сердито вырвалась из объятий и встала.

— Ты меня обманул!

— Ничуть. Никакого обмана, — невозмутимо возразил Максимилиан. — Ты хотела близости не меньше, чем я.

— Да, хотела вот этого… — Она опустила взгляд: возлюбленный все еще сидел обнаженным. — Но больше ни на что не соглашалась.

Максимилиан тоже встал, сражаясь одновременно и с гневом, и с желанием.

— Ты моя! — решительно заявил он. — Не исключено даже, что уже ждешь ребенка. Моего ребенка. Кроме того, я много раз предупреждал, что не настроен, играть и флиртовать, а в Лондон приехал только за тобой. Так что теперь…

Снизу донеслись какие-то звуки, открылась и вновь захлопнулась дверь, а потом послышался взволнованный голос:

— Леди Энн! Господи Боже! Вы здесь, миледи? Энн побледнела.

— Это Дейзи. — Она повернулась к стулу, схватила одежду отца и бросила соучастнику преступления. — Быстрее одевайтесь!

— Нет.

На мгновение Энн растерялась, но тут же пришла в себя и быстро собрала с пола свои вещи.

— Что ж, торчите здесь голым, если считаете, что так лучше. А я, пожалуй, пойду.

Максимилиан попытался удержать беглянку возле двери, но она проскользнула мимо и выскочила в коридор. Черт возьми! Он вовсе не планировал на сегодня подвиги подобного рода, да и своей ее сделал не слишком красиво и изысканно. Болван!

Лорд Хэлферст сердито бросил на стул рубашку и сюртук и взялся за брюки. Что и говорить, сложившуюся ситуацию вполне можно было повернуть в свою пользу: точнее говоря, теперь уже ничего не стоило заставить упрямицу выйти за него замуж. Никто не посмел бы осудить его за рискованную тактику — если не считать самой леди Бишоп. Но ему хотелось построить брак на тех отношениях, которые начали зарождаться сегодня — а сегодня не только вспыхнуло страстное желание, но и пробился росток теплой и искренней дружбы. Проявить настойчивость и увезти любимую в Йоркшир именно сейчас означало бы вызвать в душе разочарование и горькое сожаление.