– Но ты Юрию все-таки позвони, – серьезно предложила Нина.
– Да, конечно. А сейчас поеду к тебе, – Зоя осторожно поцеловала сестру в лоб. – Дети там, наверное, голодные.
– Что ты, Костя прекрасно делает бутерброды!
– Все, все, ни о чем не думай. Завтра приеду, хорошо?
Попрощавшись с сестрой, Зоя отправилась проведать племянников.
Она уже, кажется, пережила все свои неприятности, поскольку не ощущала больше ни злости, ни отчаяния, ни желания доказать что-либо кому-то – именно эти чувства и толкнули ее на край карниза.
…Когда Зоя открыла дверь своим ключом, Костя с Леной стояли сразу за дверью.
– Все в порядке? Есть хотите? – Девушка бодро впорхнула внутрь, потрепала племянникам их светловолосые макушки.
– А мама где? – не поддаваясь на ласку, отстраняясь, с мрачной печалью спросил Костя.
– Да, где мама? Она обещала скоро прийти, а сейчас уже вечер! – вздохнула и Лена.
– Маму на обследование положили. Вы же знаете, всех людей надо обследовать постоянно. Вот вы же – часто к докторам ходите, да?
– Мама не придет? – еще больше помрачнел Костя.
– Придет, конечно. А пока с вами я побуду, ладно? Давайте какой-нибудь ужин приготовим, потом умоемся, и – спать. – Зоя прямиком отправилась на кухню. Племянники затопали за ней.
– Так ты у нас сегодня ночевать останешься, да? – угрюмо спросил Костя.
– Да. И завтра тоже. И послезавтра. До тех самых пор, пока мама не придет. Я всегда буду с вами, – сказала Зоя и тут почувствовала, как ее горло словно сдавило. Скажи она еще слово, то непременно расплакалась бы, а плакать, пугать племянников девушка не собиралась.
Полезла в холодильник, обнаружила там совершенно пустые полки.
– На завтрак мы съели кашу, на обед подогрели себе суп, – отрапортовал Костя. – А на полдник у нас были бутерброды. Может, чай с печеньем? Оно там у мамы, на полке, в верхнем ящике. Она его от нас спрятала, но я знаю, что оно там.
– Можно и чай с печеньем, – согласилась Зоя. – А завтра купим еды. Вместе сходим в магазин, ладно? А потом к маме съездим, проведаем ее. Правда, не знаю, пустят ли вас к ней, вы же знаете, что в поликлиниках все строго… Но в любом случае одни вы теперь не останетесь. Будете все время при мне.
Втроем немного позже они пили чай с печеньем, смотрели мультфильмы по телевизору. Кажется, дети потихоньку оттаяли, перестали тревожиться.
Зоя уложила их спать, подоткнула одеяла, поцеловала каждого. Лена, засыпая, тоже протянула руки, обняла ее и чмокнула куда-то в щеку. Скоро дети уснули. Зоя вышла из детской, осторожно прикрыла за собой дверь. До этого вечера она никогда столь плотно не общалась с племянниками, не проводила с ними вечера.
Нашла номер телефона Юрия, забралась с ногами на диван и наконец позвонила бывшему мужу сестры.
– Алло. Юра… Это Зоя.
– Какая Зоя? – невнятным, далеким голосом отозвался тот.
– Сестра Нины, если помнишь.
– А, Зоя… что случилось?
– Нина в больнице, немного прихворнула. За детьми сейчас я смотрю. Если хочешь, подключайся, твоя помощь очень нужна.
– Зой, ты обалдела, я в Карелии сейчас, на рыбалке с друзьями! Куда я подключусь? Между нами тыща километров.
– Дело твое. Я тебя предупредила.
– Ты же сама сказала, что ты сейчас за детьми смотришь…
– Да. Но я должна была тебя предупредить? Должна. Захочешь их навестить – всегда пожалуйста. Только с одним условием – трезвым.
Зоя нажала кнопку отбоя. Юрий не стал перезванивать.
Впрочем, подобной реакции от него вполне можно было ожидать. Ленивый, безответственный тип. И ведь Нина знала, за кого она замуж выходит, не с завязанными же глазами старшая сестра себе спутника жизни выбирала! Потом Нина родила двух детей, помня о том, что у нее есть определенные проблемы со здоровьем. Вот о чем она тогда опять думала? Мало того что рожала, рискуя своим здоровьем, так еще не хотела замечать того, что, случись что с ней, Юрий бы один детей не поднял бы.
Единственной реальной опорой для Нины всегда оставалась лишь Зоя, младшая сестра. А хотела ли сама Зоя взваливать на себя такую ношу – двоих детей сестры, могла ли она, при ее профессии, уделять племянникам должное внимание? Об этом Нина никогда не спрашивала до сегодняшнего дня. И Зоя тоже об этом не задумывалась, занятая лишь собой, своей профессией.
В сущности, это вопрос – о том, кто будет опекать Костю и Леночку, – дамокловым мечом всегда висел над их семьей. Рано или поздно Нина оказалась бы в больнице, а Зоя неизбежно встала бы перед выбором – ей смотреть за племянниками или сдавать детей в приют.
Скорее всего, в этот раз Нина выздоровеет, поправится – поскольку врачи дали благоприятный прогноз. Но, не исключено, в будущем с Ниной вновь может произойти что-либо, ее хрупкое здоровье способно дать серьезный сбой. И тогда Зое вновь придется решать, что делать с детьми.
Зоя откинулась назад, закрыла глаза. «Двое детей, Костя и Лена. Хоть и не совсем малыши, но… им еще далеко до настоящей самостоятельности. Нет, если с Ниной что произойдет, я не имею права их бросать. Появится ли когда-нибудь Юрий? Неизвестно. Но в любом случае эти двое пока на мне. И, возможно даже, именно мне еще много лет, пока они не встанут на ноги, присматривать за ними. И третий вот еще», – она посмотрела на свой живот.
Житейская логика подсказывала Зое, что, случись чего с Ниной, она и с племянниками с трудом справится – и финансово, и физически, ведь у балерины мало свободного времени, нагрузка тяжелая. Если Юрий не придет на помощь, то придется искать няню для них. Которая бы кормила их, забирала из школы в будущем, проверяла уроки… Или же Зое придется пожертвовать своей карьерой и уйти из профессии. Забыть о балете.
При таком раскладе рожать третьего, своего собственного, ребенка просто безумие. Ведь Зое помощи совсем неоткуда ждать.
Зоя лежала на диване, не в силах заснуть. Пыталась представить будущее. А что, если все сложится не столь ужасно и жизнь начнет развиваться не по самому грустному сценарию? Нина вернется домой, подлечившись, и проживет еще долго. Нина – клуша и наседка, весь смысл жизни у нее в детях… Она умоляла Зою оставить ребенка.
Если Нина, как и обещала когда-то, станет помогать Зое с ее малышом, хотя бы первое время? Конечно, няньку все равно придется нанять, чтобы сестра не перетруждалась, с ее-то слабым здоровьем, но зато Зоя сможет посвятить всю себя балету. Все заработанное ею пойдет в общий семейный фонд. Тяжеловато придется, но разве станет легче жить, если все время помнить о том, что избавилась от собственного дитя?
«И зачем мне это искусство – если оно само по себе? Да, поклонение публики, овации и цветы – это приятно, но разве не приятнее, когда тобой гордится твой родной ребенок? Господи, но времени-то на воспитание у меня совсем не будет…» – осадила саму себя, сморщилась Зоя.
Потом вдруг вспомнила их с Ниной деда, Ивана. У того отца не было – погиб на войне. Лишь портрет на стене. Но эта гордость сына – за отца… Если ребенок знает, что его мать и отец любят его, готовы умереть (или уже умерли) за его счастье, разве это не главное в воспитании? Это, конечно, крайность, но в любом случае, чтобы вырастить хорошего человека, разве обязательно круглые сутки проводить с ребенком? Не эту ли мысль пыталась донести до Зои когда-то Нина?
Зоя размышляла долго, мучительно, перебирая возможные варианты развития событий. Что будет, например, если появится Глеб и захочет участвовать в судьбе их с Зоей малыша? Да пожалуйста! Главное, удержать характер в узде и не разругаться опять с отцом своего ребенка… А если Глеб так и не появится? Ну, Бог ему судья. Главное, не отравлять саму себя злобой и ненавистью и не передавать этот тяжкий груз собственному ребенку. Ни на кого никогда не надо обижаться, надо просто выбирать ношу по себе. «Кстати, можно попытаться восстановиться в своем старом театре. Не струсить, прийти к нашему худруку, Райкову, рассказать как есть… Он же нормальный дядька, тем более что я от работы никогда не отказывалась…»
«А что было бы, если бы я ничего никому не сказала и просто избавилась бы от ребенка? Я бы оказалась на сцене «Российского балета». И танцевала бы… Я стала бы счастливее?»
Зоя вздохнула. «Может, и не стала бы. А что! Я бы, возможно, совсем сошла бы с ума, если бы один балет стал смыслом моей жизни. Наплевала бы на племянников – пусть растут себе в приюте, случись что с Ниной, жила бы без собственного ребенка… И рано или поздно спрыгнула бы с высоты, в этом безумном желании – полететь, как настоящая птица. Кто разберет – где падение, а где полет? Я ведь этим утром уже была в одном шаге от бездны».