Жасмин Майер - Сводные

Раскрываю белый картон.

«Поговорим?»

— Прости, — шепчу. — Я не подумала, что ты…

— Что я умею дарить цветы? Я много чего умею, балеринка. Садись, вот наша машина подъехала.

Мы садимся по разные стороны сиденья. Букет между нами. Каждый смотрит в свое окно. Аромат роз смешивается с ароматом дождя и табака, пока мы едем, не произнося ни слова.

«Поговорим» в записке сработало наоборот. Любое слово теперь неуместно. Есть только то, о чем мы так и не поговорили вчера, но о чем никто не забыл.

У дома Кай берет тяжеленную корзину сам, пропуская меня вперед на лестницы. Я вся горю от его взгляда, которым он прожигает мне спину. Ступень, еще ступень. Я иду как робот, без чувств и эмоций. Неужели точно также я танцую то, о чем понятия не имею?

Хочется заорать, чтобы он наконец-то перестал молчать. Чтобы разрушил густую тишину, в которой я вязну, как в горячей карамели. Вот бы убежать далеко вперед, но какая-то другая сила держит. Заставляет идти только на три шага раньше, не дает оторваться. Только тянет, будто магнитное притяжение, которое приходится преодолевать всем телом.

Поговорим? 

Да ведь не о чем больше говорить. Ни с одним парнем ставки не были так высоки, как прошлой ночью. Больше ни с кем я не вела себя так, как рядом с ним. Никого не дразнила настолько, что теперь сама задыхаюсь от этой игры. О чем говорить, если все было уже сказано?

Шаг, еще шаг. 

В абсолютной тишине, наполненной только шелестом роз. Это за вчерашнее? Или аванс на будущее? Что означают эти цветы от него?

Еще один пролет, еще ступень. Я иду, не оборачиваясь, будто повторяю знакомую партию, пока меня разрывает изнутри от желания остановиться и пойти назад. Прямо к нему. Прервать эти молчание и тишину. Сказать ему все, что терзает мой ум, но не на языке слов. Снова стать такой же смелой, как вчера. Только при этом трезвой. Поговорим? Но где найти слова, чтобы сказать хоть что-то?

Двадцать пролетов кончаются раньше, чем я набираюсь смелости обернуться и посмотреть Каю в глаза. Четыреста восемьдесят ступеней — дорога до купола Исаакия и обратно, но даже этого оказалось недостаточно. 

Мы подходим к нашей квартире, и я первой достаю ключи, а Кай с корзиной так и стоит позади меня. От его близости голова идет кругом. Молчание обволакивает, и ключ дрожит в моих пальцах, как будто весит раза в три больше. Каждая клетка моего тела трепещет от гремучей смеси предвкушения, страха и радости.

Я вставляю ключ в замочную скважину, но не проворачиваю.

Замираю, когда Кай сокращает между нами дистанцию. Думаю, он просто собирался войти в квартиру, но я не хочу его отпускать.

Резко разворачиваюсь и первой касаюсь его губ. 

В голове взрывается фейерверк, а легкие наполняются терпким привкусом табака, дождя, мяты и роз.

Я рассчитывала сбить его с толку, но на мой поцелуй Кай отвечает мгновенно. Слышу грохот и треск, и не успеваю понять, как его руки оказываются на моей талии. Корзина валяется между нами, и Кай отпихивает ее в сторону, чтобы теснее прижаться ко мне. 

— Цветы! — ахаю.

— Плевать.

Тяжелые бордовые бутоны уже рассыпались по ступеням и падают, застревая между пролетами, когда Кай опять целует меня.

Он пробует меня на вкус, нежно, но я целую его с ожесточением и даже злостью за то, что он единственный, весь этот день, все это время, занимает мой ум. Единственный теперь имеет значение. Из-за него я столько вру, как никогда в жизни, и это только начало. А сам он давно привык к этому. 

Каждую секунду я хочу касаться его. Каждую минуту, когда возможно, хочу целовать его. После первого поцелуя я как будто живу вполсилы. Дышу наполовину. Без него мои эмоции приглушили, а чувства притупились, и я удивлена, как вообще жила до этого.

И только, когда его губы на моих, мир снова взрывается ощущениями. Я дышу полной грудью. Мое сердце бьется чаще. Поставленная на паузу жизнь снова берет тот же разгон, что и раньше. 

Его пальцы на моей талии обжигают через одежду. Рядом с ним я как кубик льда, а он — открытое пламя. Едва могу устоять на ногах, потому что моментально плыву и таю. 

Кай отвечает на мои поцелуи с тем же голодным азартном, бездонной потребностью, которой после первого поцелуя только мало. Он оттягивает мою нижнюю губу и прикусывает ее, запрокидывает мою голову, придерживая за затылок, и переплетает наши языки. Это самый отвязный поцелуй в моей жизни, но я готова и хочу узнать, что он может еще.

Я отвечаю ему тем же, запуская руки в его длинные волосы, царапая кожу головы ногтями. Кай глухо стонет мне в рот, и этот звук искрой проносится по венам.

Я взмываю в воздух, окончательно теряя опору, — это он приподнимает меня под бедра. Спиной упираюсь в стену, а ноги скрещиваю у него на талии. В этом противостоянии мы на равных. Мы одинаково сильно хотим одного и того же.

Дышим одним воздухом. Задыхаемся и стонем. Мы начинаем танец, который пугает меня и возбуждает. И больше я не готова останавливаться.

Кай тянет мою водолазку, выдирая ткань из тисков ремня на поясе. Проводит пальцами по животу, вызывая дрожь в моем теле.

Я задыхаюсь от его прикосновений, захлебываясь восторгом от лавины ощущений, которая погребает под собой разум. Ерзаю у него руках, пока он очерчивает круг вокруг пупка большим пальцем, на миг заглядывая в глаза. А потом его пальцы ползут по животу выше, к косточке бюстгальтера.

Сначала Кай сжимает кружево, гладит и ласкает, и очень скоро первое оцепенение спадает. Я расслабляюсь, выгибаюсь, как будто умоляя сильнее, больше и смелее. Мое тело под его руками живет собственной жизнью. Он не отпускает моих губ, когда касается голой кожи, обводит грудь большим пальцем, медленно, чувственно, но перед тем, как приспустив кружево, он отрывается на мгновение. Смотрит мне в глаза и сжимает сосок.

Острая пульсация прошивает меня до кончиков пальцев на ногах. С губ срывается стон, и Кай снова целует, улыбаясь мне в губы.

Он знает, как управлять моим телом. Знает, как в два счета подчинить мои желания себе — сначала жизнь утратила смысл без его поцелуев, а теперь, уверена, что не смогу жить без его рук на моем теле.

Бюстгальтер теперь где-то выше. Он мешает, раздражает, царапает ставшую такой чувствительную кожу. А я, как кошка, выгибаюсь от его прикосновений, впервые ощущая себя такой желанной. Такой горячей. Такой нужной.

Голос отца долетает до меня как сквозь толщу воды. Он становится все громче, и я уже различаю слова, хотя все еще не понимаю их смысл. Замираю, каменяя всем телом.

Осознание опасности обрушивается вместе со звуком открывающихся дверей лифта.

— … Да не смотрел я на нее, Оксана! — слишком громко и нервно говорит мой отец.

Я успеваю заметить недовольные лица, а потом вижу только его начищенные ботинки и ее сапоги. Рухнув на колени, одной рукой сгребаю уроненные цветы, второй — незаметно заправляю обратно в джинсы водолазку.

— О, вы уже дома, — произносит отец. — А что тут случилось?

— Выронили корзину, — хрипло отвечает Кай.

— Не заболел? — Оксана, похоже, касается его лба. — Ты весь горишь.

— Все в порядке. Идите, я Юле помогу.

Шипы колют руки, когда я прижимаю цветы к груди, будто надеясь спрятать ото всех, как часто она вздымается. Боль отрезвляет. Я потеряла голову. Так нельзя. Ведь нас могли увидеть!

— Юль…

Трясу головой и прячусь в квартиру.

Знакомые серые обшарпанные застенки, и я снова за столом. Только теперь напротив меня не Юля, а сам Марк Бестужев. Рядом  Юлин адвокат, ну вернее Дмитриева. Как и на том допросе, адвокат больше молчит.

Я тоже молчу. Бестужев говорит с телефоном. Ему постоянно звонят по работе. Я выяснил, что он открывает сеть отелей в северной столице, поэтому у нас тут и оказался. Дел у него невпроворот.

Морозова нет. Капитан вышел и пропал, будто забыл о нас. Между звонками Бестужев со скучающим видом осматривает помещение, меня и адвоката. Сам он пришел без адвоката, но его ни в чем и не подозревают. Морозов подозревает только меня.

— Да? — отвечает на очередной звонок Бестужев. — Нет, Вера, сухари можно еще не сушить… Да, на ужин я приеду. Или ты уже кого-то другого себе нашла? В Сибирь за мной, значит, не поедешь?... Только на Кипр, говоришь... Да все в порядке, только время даром теряю… Да, позвоню, конечно, как только закончим. Мальчикам привет.