Я выпрямляюсь так резко, что перед глазами темнеет.

— Не волнуйся так, — отец воспринимает мою реакцию по-своему. — Полиция ничего на него не нашла, а ты его не узнала, так что, парень, похоже, и невиноват. Я видел его сегодня. На бандита он совсем непохож, а с остальным разберемся вместе.

— Видел? — повторяю эхом.

— Я был у них перед тем, как приехал к тебе в театр.

Значит, Кай был дома. И в театре был не он.

— Я хочу, чтобы Оксана переехала к нам, Юль. Вместе с сыном.

Жмурусь до ярких точек. Этого быть не может. Кай под одной со мной крышей. Кай, с которым я попрощалась навечно, ближе, чем раньше.

— Знаю, тебе тяжело это принять. Все-таки сводный брат, да еще в таком возрасте… Просто ради меня, Юль. Сможешь? У нас огромная квартира, можете даже не пересекаться, а? Все равно ты постоянно в своем театре пропадаешь.

— Ты ее так любишь?

Папа вдруг кривится, как от зубной боли. Бросает взгляд в окно. Понимаю, что сейчас он бы с большим удовольствием сел за руль, чтобы избежать этого разговора и не смотреть мне в глаза. Но я жду, и он все-таки отвечает:

— Мне с ней хорошо. Спокойно. И она совсем непохожа на тех женщин, что раньше вились вокруг меня. Да и теперь никуда не делись. Но любовь… Лучше пусть будет такая, чем та, которая когда-то была у нас с твоей мамой, после той я учился жить заново, когда ее не стало.

— Пап…

— Все нормально. Это было давно. И я почти забыл… Юль, это в твоем возрасте миром правит любовь, в моем уже все иначе.

— Как это иначе? Если люди хотят быть вместе, значит, они любят друг друга, нет?

— Наверное, так оно в сказках, Юль. Я любил твою маму, а потом… Больше ни с кем я такого не чувствовал, но тогда я был молод, а сейчас… Сейчас все иначе, и с Оксаной все по-другому. Просто я понимаю, что если сейчас отпущу ее, то потеряю. А терять я ее не хочу. Похоже, это на твою любовь, что скажешь?

— Похоже.

— Ох, и спец тут по любви завелся! — он притягивает снова меня к себе. — Сама-то в какого-то влюблена? Или все Розенберга динамишь?

— Не твое дело, папа!

— А чье еще? Конечно, мое. Если это будет не Розенберг, то сразу ко мне этого кадра приводи. Ясно? Хочу видеть того, кому принцессу свою отдам. Хотя лучше выбирай сразу Якова своего.

— Никуда я не уйду.

— Еще как уйдешь, Юль. Придет время и ничего другого не останется. Всем нужна семья. Карьера. Не хочу, чтобы из-за меня оставалась здесь, если предложат в другой стране выступать, слышишь? Поступай, как велит сердце. Раз выбрала свой балет, иди дальше. Пусть я не понимаю твои танцы, но мешать тебе не буду. Когда твое прослушивание? Назначили уже новую дату?

— Да. Дали время подготовиться и отойти от стресса.

— Ну и хорошо. Может, мы все вместе придем.

Теряюсь от мысли, что на прослушивании может быть Кай. Тот самый Кай, который наступил на горло принципам и привез меня к ступеням театра. А если это ощущение, как сегодня в театре, повторится, что делать тогда?

— Когда ты меня с ними познакомишь?

— Скоро. Спасибо, Юль. Люблю тебя.

— И я тебя люблю, а говорил, что никого не любишь?

— Это другая любовь. Вот будут у тебя когда-нибудь свои дети, тогда поймешь.

Глава 12

— Мы решили посидеть по-семейному, Кость. Платон очень любит домашнюю еду,— говорит мама, не прекращая носиться по кухне. — Господи, когда же это все закончится и рестораны, наконец, нормально откроют…

По-семейному, значит.

У плиты мама стоит едва ли не с утра, тогда как раньше она не делала даже яичницу ради нас двоих. Но балеринка и Дмитриев, видимо, достойны самопожертвования, а еще это куда лучшая семья для нее, чем я.

Интересно, насколько хватит маминого желания пускать пыль в глаза?

— Костя, не стой истуканом.

— Я могу нарезать салат. Ничего сложного.

— Знаю я, как ты режешь. Кромсаешь огромными кусками, лучше не трогай, я сама. Все должно быть идеально.

Ну да, такой неидеальный сын, как я, только все испортит. Продолжаю стоять на пороге кухни, хотя с большим желанием отправился бы сейчас проверить, как там машина, данные о которой мне скинул Маяк. Тачка неплохая, я ждал вариант хуже. Но вместо этого я буду выступать в роли гостеприимного сводного брата балеринки. С ума сойти.

— Ну что ты стоишь, Костя? Иди хотя бы на стол накрой!

Мама нервничает, а мне остается только стиснуть зубы. Лучше не напоминать ей, что она сначала сама просит помощи, а потом говорит, что я ни с чем не справлюсь. На кону ее счастливое будущее, которое всегда была под угрозой из-за меня.

Возвращаюсь в гостиную и расставляю на столе четыре огромных тарелки из бабушкиного сервиза, который в последний раз я видел на новый год, когда к нам еще приходил мой отец. Я бы сказал, что это несчастливые тарелки, но, по-видимому, для мамы все иначе.

— Сверху ставь те, что меньше! А потом бокалы и рюмки. Понял? — кричит из кухни.

В моей памяти именно так и был накрыт стол в тот Новый Год, когда я больше радовался приходу Деда Мороза, чем отца. Все следующие новые года я ждал именно его, но приходили только незнакомые мужики в красно-белых пальто и с перегаром.

С этими тарелками мое последнее счастливое воспоминание о полноценной семье оживает наяву. Можно ли шагнуть в ту же воду дважды через тринадцать лет? Я сомневаюсь, но мама очень старается.

Через какой-то час во главе этого стола будет сидеть совсем другой мужчина, а с ним его дочь. Уверен, мама все уши прожужжала Дмитриеву о том, как мне не хватает мужского воспитания, и, уверен, ради нее он даже будет стараться, но пусть он только попробует начать меня воспитывать. Сам будет не рад.

В дверь звонят раньше назначенного времени, а мама летит к двери не с матами, потому что еще ничего не готова, а почему-то подхватив кошелек. Она благодарит кого-то и заносит в гостиную пластиковые контейнеры с логотипом ресторана.

— Это тоже разложи по тарелкам, а соус перелей в пиалы. Упаковки спрячь!

Без пиетета и ложкой выгребаю ресторанный салат в пиалу, и так он выглядит вполне домашним, пять баллов за находчивость. Чуть позже домой доставляют фруктовый, еще горячий пирог, и мама отправляет меня вынести все упаковки, старательно заметая все улики.

Когда я возвращаюсь, она, переодевшись в обтягивающее платье, оглядывает накрытый стол.

— Идеально.

В эту же секунду снова звенит дверной звонок.

— Точно по расписанию. Не груби и будь вежливым, пожалуйста.

Остаюсь стоять возле стола, бессильно сжимая кулаки. Слышу, как мама радостно здоровается с Дмитриевым, который хвалит невероятные ароматы, и оба радуются, что еще чувствуют запахи.

Слышу, как мама впервые знакомится с Юлей, которая отвечает тихо и односложно. А я вдруг тянусь к солонке и быстро переворачиваю ее над салатом, а после ставлю на место.

А так я буду вежливым.

***

Следом за папой захожу в лифт. Дорогу он показывает без заминки, и от этого ощущаю куда более сильный укол ревности, чем предполагала. У моего отца будто есть вторая семья, с которой теперь он собирается меня познакомить, и хотя я знаю, что их отношения с Оксаной длятся недолго, ревность не утихает.

Еще я впервые думаю, что отец у меня еще молодой. И при желании может иметь других детей. От этой мысли маленькой девочке внутри меня еще сильнее хочется разрыдаться, а лучше утащить отца прочь от этой парадной, этих дверей и лифта, но я быстро беру себя в руки. Это неправильно.

Я сама желала отцу счастья. Хотела, чтобы он все-таки нашел другую женщину, которая полюбит его, а он — ее, но теперь понимаю, что никогда не примеривала эти мечты на себя. Всегда думала, что я в это время буду слишком занята в театрах, и что случится это когда-нибудь не скоро.

Но теперь я вдруг тоже должна стать частью этой новой семьи. А я к этому не готова. Еще и потому что никогда не думала о том, что у меня могут быть сводные братья.

И ладно бы, кто угодно. Но не Кай точно.

Я всегда знала, что папа ни за что не свяжет жизнь с бесхребетной и безмозглой охотницей за богатыми холостяками. Или с юной пустышкой сильно моложе себя. И пусть видела эту женщину лишь однажды, ее способность ставить на место капитана полиции уже говорит о многом. У нее явно есть мозги и характер, а еще она ровесница моего отца.