Каждый раз, подходя к воде (будь то ручей или река) Смит чувствовал себя маленьким мальчиком, который стоял на краю ледяной глыбы и видел, как их телега неслась к водовороту, а потом ударилась о скалы. Мальчишку выбросило, и он сумел ухватиться за валун, затем отец вытащил сына на берег и вновь бросился в безжалостную реку, пытаясь спасти жену и дочь, оставшихся в телеге.

Он никогда не забудет огромную волну, которая обрушилась на его родных как большая серая гора. Она катилась и гремела. Смит видел: отец мчался на гребне волны и кричал, а потом она с грохотом обрушилась, и он скрылся под водой. Мать и сестра мальчика тоже оказались под толщей мутной бурлящей воды.

В страшной панике, крича от боли и ужаса, Смит пробежал по берегу реки несколько милей, он надеялся, что родители и сестра все еще живы. Мальчик молился, но бог так и не услышал его молитвы. Спустя некоторое время, Смит Боуэн нашел тело своей младшей сестрички, опутанное ветками деревьев. Спотыкаясь и плача, он нес ее вдоль реки до тех пор, пока нашел тело матери и вытаoил его на берег. Стихия бушевала, но вдруг ослабела так же быстро и незаметно, как началась. Поток бурлящей воды уменьшился и снова превратился в реку.

– Па-па! Па-па! – надрывно звал мальчик, пока не потерял голос.

Он шел, шатаясь, как пьяный, по берегу, в надежде увидеть след отца. Наконец, сдался и возвратился к безжизненным телам самых близких на свете людей.

Смит не спал, дежурил около берега ночь, весь следующий день и еще одну ночь, надеясь, что отец спасся. И только утром третьего дня, ослабленный, не спавший несколько суток, вырыл куском березовой коры одну неглубокую могилу и похоронил вместе мать и сестру.

Тупое ошеломление поглотило его. Рыдая без слез, мальчик притащил булыжники и навалил их на могилу.

Когда Смит искал камни, то увидел рыбу, она плавала в луже, образовавшейся на берегу в результате быстрого спада воды. Мальчик убил рыбу, карманным ножом содрал с нее кожу и, даже не пытаясь развести костер, съел сырой, давясь кусками.

Смит не помнил в точности следующие дни. Он направился на север по берегу реки и шел до тех пор, пока не набрел на затемненную тропинку, к которой и нацеливался отец, если бы они пересекли реку. Мальчик смело пошел по ней. Весь интерес сводился к тому, чтобы найти что-нибудь съедобное и приютиться на ночь.

Дни проходили мучительно медленно, желудок сводило судорогой от голода. С помощью карманного ножа Смит сделал лук и стрелу, используя шнурки с ботинок в качестве тетивы. Мальчик часами сидел около того места, где, по его мнению, находилось пастбище кроликов. Стреляя в них из лука, можно было хоть как-то прокормиться. Но в первый раз юный стрелок промахнулся и разрыдался от обиды. Во второй раз ему повезло. Мистер Боумен приписывал этим маленьким животным спасение своей жизни.

Однажды утром мальчишка проснулся от запаха жареного мяса. Какое-то время он неподвижно лежал, размышляя, не сон ли это? Мучительный запах донесся снова. Вскочив на ноги, Смит, шатаясь, побежал через подлесок вперед на манящий аромат. К тому же, он не видел человека в течение нескольких недель. Мальчик бежал и молился, чтобы тот, кто развел костер и приготовил еду, не ушел. Ослабленный приближающейся голодной смертью, он бежал, спотыкался, падал, вставал и снова бежал, не думая о том, что может встретить индейца, который, наверняка, снимет с него скальп. На краю поляны Смит остановился, зашатался от изнеможения, и, чтобы как-то удержать равновесие, ухватился за ветку. Она сломалась с громким треском.

Двое мужчин сидели у костра. Испугавшись, они быстро повернулись в сторону треснувшей ветки и в изумлении пристально посмотрели на парня, впалые глаза которого болезненно горели на худом лице. Одежда на тощем теле висела лохмотьями.

– Боже всемогущий, Билли, это же белый мальчик! Мистер, произнесший эти слова, был большим, выше чем отец Смита. Белокурые волосы, ястребиный нос и пронизывающие голубые глаза выдавали в нем доброго и порядочного человека.

– Вот так так, – издал хриплый тихий звук другой, маленький, кривоногий, с густыми усами, человек.

– Сынок, что ты делаешь здесь, в глуши леса? Откуда пришел? – спросил белокурый мужчина озадаченным тоном.

– Теннисе, – голос Смита звучал приглушенно. Мальчик долгое время ничего не говорил.

– Теннисе? Это красивое место. – Усатый наклонился, чтобы повернуть шипящее на сковороде мясо.

– Где твои родители?

– У-мерли. Ут-тонули.

Доброта и понимание наполнили взор большого человека. Он внимательно посмотрел на мальчишку.

– Ты голоден, сын?

– Да, сэр.

В глазах взрослых появилось сочувствие. Как тебя зовут?

– Боумен. Смит Боумен. – Его голос прозвучал как чужой. Все эти дни Смит слышал только крики ворон и высоко парящих в воздухе ястребов, ожидающих, чтобы наброситься на беззащитного кролика или полевую мышь.

– Иди к огню, Смит Боумен. Меня зовут Оливер Иствуд, а это – Билли Коу. Многие называют его просто Усатый Билли, – Билли, положи в тарелку мясо для нашего гостя.

– Доброе утро, – Смит пожал каждому из мужчин руку, затем присел на корточки около костра рядом с ними.

– Я благодарен, но не хочу… торопиться.

– Мы не торопим. Кофе?

– Да… пожалуйста.

Смит посмотрел на тарелку с картошкой и яйцами. Начал медленно есть. Но каждый кусок вызывал все более сильное желание насытиться. Вилка быстрее и быстрее двигалась от тарелки ко рту.

– Тебе лучше не есть больше, ведь ты голодал последнее время, – по-доброму предложил Оливер. – Как долго ты один?

– Неделю или две, может быть, три.

Смит положил вилку. Но то, что он съел, уже мучило его желудок. Мальчик вдруг почувствовал сильную боль. Он встал и, спотыкаясь, бросился в кусты, оперся на маленькое молодое дерево, наклонился, его стошнило. Смит заплакал и даже не пытался сдерживать слезы, которые наполнили глаза и катились по щекам. Когда ему стало лучше, Оливер Иствуд, находившийся все время рядом, по-отцовски утешил мальчишку. Он обнял худенькие плечики и прижал ребенка к себе. Смит уткнулся лицом в рубашку мужчины и долго еще рыдал от горя.

– Плачь, сын. Ты заслужил это. Потом мы пойдем домой.

И только сейчас, в объятиях большого мужчины, Смит ощутил себя в безопасности. Он не был больше один в пустоте. Малыш не стеснялся слез.

С этого дня мальчик привязался к Оливеру Иствуду, и эта сильная привязанность длилась пятнадцать лет.

Одна мысль потянула за собой другие. Вспомнилось, как в первый раз Смит увидел дом Оливера Иствуда. Этот дом был похож на сказочный замок, примыкающий к зелени горы. Большие белые колонны тянулись к верхнему крыльцу, длинные узкие окна доходили до пола, а стеклянные двери всегда были приветливо открыты. Ничего похожего мальчик не видел с тех пор, как покинул Теннисе. Это был настоящий южный большой особняк с белой остроконечной изгородью, утопающий в тенистых аллеях. За изгородью, где обычно располагались хижины рабов, находилась сетка для загона скота и длинный барак, примыкающий к различным строениям. Смит наслаждался тишиной, он не мог поверить в слова Оливера: «Мы идем домой». Думал ли он, что сможет называть этот великолепный особняк своим домом?

Первый раз он засыпал спокойно в бараке, слушая приглушенные голоса Усатого Билли и других мужчин. Но ночью вновь приснилась бурлящая мутная река. Мальчик вскочил в поту и ознобе. Оливер Иствуд был рядом, а позади него маячила фигура Усатого Билли.

– Все хорошо, Смит, ты в безопасности здесь. Я шел посмотреть, как ты, и услышал крик. Засыпай спокойно. Ты не один, Билли будет рядом…

И еще Смит никогда не забудет, как стоял у кухонной двери и слышал пронзительный крик миссис Иствуд; сердитый спокойный голос Оливера, который пытался убедить свою жену в том, что мальчик должен быть членом семьи.

– Выгони этого ублюдка из моего дома! Я не хочу видеть его здесь!

– Ему некуда идти, Мод.

– Это не значит, что мы должны подбирать всех заблудившихся. Выгони его!

– Его родители утонули…

– Какого черта я должна об этом заботиться? Многие тонут.

– Мод…

Это мой дом или нет?

Конечно, это твой дом.

Я не хочу, чтобы он жил здесь, с нами.

Хорошо, Мод, он может находиться в бараке с Билли.

Почему ты так хочешь оставить его? Разве недостаточно меня и Фанни?

Какую глупость ты говоришь! Ты – моя жена, Фанни – твоя дочь, а теперь и моя. Присутствие мальчика ничего не изменит.