Фэй Уэлдон - Сын президента

— Я не могу заплатить. Они ушли и не заплатили. А у меня нет денег.

Изабел зашла с ним в кафе. Пит и Джо исчезли. Она заказала сыну еще один молочный коктейль.

— Это третий, — укоризненно сказала официантка. У нее были черные волосы с зелеными прослойками и бледное лицо. — Я уже хотела позвать полицию. Не могла понять, как этот славный мальчуган оказался вместе с такими людьми. Но тут появились вы.

— Это друзья его отца, — объяснила Изабел, — вот и все.

Официантка подняла к небу глаза, словно хотела сказать: «Хорошенький отец».

— Почему они ушли? — спросила Изабел Джейсона.

— Просто встали и ушли, — сказал Джейсон. — Они как будто рассердились на что-то. Только не на меня.

— Какая ужасная история с Дэнди Айвелом, — сказала официантка, принеся Изабел кофе.

— Что с ним?

— Умер, — сказала официантка. — Удар. Я всегда думала, уж больно у него красное лицо, но, возможно, все дело в моем телевизоре. Все равно, умереть таким молодым! Бедняга. А может, он был наркоман? Все они наркоманы там, за океаном. Вспомните Элвиса Пресли.

— Как вы думаете, эти люди потому и ушли? — спросила Изабел. — Потому что услышали об этом по радио?

— Скорее всего, — сказала официантка. — Я так и подумала. Они посмотрели друг на друга, встали и вышли. Бросили малыша одного, он так расстроился. Мне кажется, вам не следовало бы отпускать его с ними. Разумеется, это не мое дело.

— Я бы выпила еще кофе, — сказала Изабел.

Ее трясло, но она существовала в реальной жизни. На ногтях у нее облез лак. Она скоро этим займется. Она, которая почти что превратилась в ничто, снова была чем-то.

Из здания напротив вышли Хомер и доктор Грегори и пошли по тротуару спокойно, молча. К ним пристроились сзади Джо и Пит. Вот они завернули за угол, скрылись из глаз, ушли из ее жизни. Вряд ли она снова увидит хоть одного из них. Они займутся другими делами, будут создавать новых «царей», спасать старый мир иным путем. Дэнди никогда не придет к власти. Джейсон спасен. Сын без отца, как множество других детей.

Бедный Дэнди! Мертв. Сыграл в ящик. Воспоминания о нем увяли, превратились в труху, потеряли значение. Реальным, и теперь, и раньше, был только Джейсон.

Изабел повела Джейсона в кино посмотреть Бака Роджерса. Джейсон называл кино «большой телик». Изабел вспомнила, что в детстве воспринимала телевизор как маленькое кино. Мир меняется, подумала она. Изабел проспала почти весь фильм: глубоким, целительным, крепким сном.

Когда они вернулись на Уинкастер-роу, Хомер уже ушел, забрав часть — благопристойную часть — одежды и туфли для бега трусцой. Он успел также взять у почтальона небольшую посылку и оставил ее в холле на столе. Посылка была от ее матери из Австралии Джейсону. Мать послала ее курьерской почтой. В ящике лежал маленький медведик-коала с настоящим мехом. Была также записка для Изабел. «Пора мальчику вспомнить, откуда он родом, — писала мать. — Почему бы тебе не привезти его сюда на каникулы? Я помогу с билетами, если ты не едешь из-за денег. Я продала дом за хорошую цену, говорят, он имеет исторический интерес. Живу теперь в Сиднее, в квартире с видом на гавань».

Изабел пошла к Майе.

— Я продаю дом, — сказала она. — Я еду в Австралию повидать мать. Но сперва я хочу рассказать тебе одну историю, чтобы ты передала ее другим.

Изабел и Джейсону больше ничто не грозит. Они остались в живых для новых битв. А умер Дэнди, убитый пилюлями, предназначенными его спасти. Джейсон продолжает его жизнь под слепящим австралийским небом, похожий на отца как две капли воды, внутренне и внешне, размышляя о природе всего, что существует вокруг, и помыкая матерью. Его ноги поднимают горячий желтый песок, а не протирают ковры на Уинкастер-роу. Возможно, он войдет в новое поколение мужчин, которые смогут найти силы внутри себя, и им не нужно будет искать их в эксплуатации и грабеже женщин и всего мира; которые смогут найти свое царство духа во внутреннем, а не во внешнем мире.

Что до остальных… Я поднимаю лицо к небу, к раскаленной добела вершине правды. Но даже это ослепительное сверканье не может проникнуть сквозь окружающий меня мрак. Я улавливаю лишь слабые отблески здесь и там. Пит и Джо занялись тем, что известно теперь под названием организованная преступность, и чувствуют себя куда комфортней в более простых рамках тамошних понятий и представлений о доверии и долге: тот, кто богаче всех, лучше всех, что идет на пользу их делу, идет на пользу Америке и наоборот. Жена Пита в конце концов сбежала от него с Хомером, которого знала целую вечность. Оба за какие-то десять лет сильно переменились. Культурные привычки и доброта заразительны — это одно из немногого, на что мы можем уповать. Новые представления погружаются в нас, как лимонный сок в глазурь, и, глядите-ка! — все изменяется, изменяется к лучшему.

Вера, понятно, мертва. Преждевременно ушла из жизни. Лежит в безымянной могиле в неизвестном месте. Ее младшая сестра Мариэль, напуганная ее внезапным необъяснимым исчезновением, покинула Прокуренного Эла и вернулась домой, где вскоре вышла замуж за бизнесмена из Амстердама и родила от него девочек-близняшек, словно желая как можно быстрей восполнить потерю сестры.

В конце концов, думаю я, глядя на Уинкастер-роу, на зеленые лужайки там, где раньше был булыжник, и где сейчас играют дети, ведь сегодня воскресенье, дождь перестал, день накапливает энергию для предстоящей недели, в конце концов добродетель восторжествует. Это предопределено самой. Солнечные лучи пронизывают ветки фуксий, отбрасывая мягкий, волнующийся, колышущийся узор на скошенные лужайки. Дженифер, Хоуп, Хилари и Оливер вернулись — каждый из них — к своей обычной жизни — если можно считать хоть одну жизнь обычной.

Но затем я думаю: нет, битва извечна и ужасна. Мира не будет никогда. Богу не одержать полной, окончательной победы. Горя, страдания, нужды, ужаса и жестокости, существующих на земле, достаточно, чтобы исказить на веки веков в прошлом, настоящем и будущем спокойный, недвижный Лик Божий. Даже будь все это стерто с нашей памяти, все это некогда было, а раз так, простить этого нельзя. Место, где мы обитаем, называется ад, более того, потеха эта бесконечна. Вечный огонь, вечная мука, как обещала Библия. У меня нет для этого сил, и я не верю, что мне будет дано спокойно умереть, уснуть последним сном. Вряд ли мне так повезет.

Солнечные лучи пронизывают ветки фуксий, гуденье пчел затихает. У меня что-то не в порядке со слухом. И тут я осознаю… нет, это поразительно: я вижу! Слух притупился от того, что вернулось зрение. Я прозрела. Меня охватило — сейчас, только что — такое отчаяние, что я исцелилась. Я потеряла последнюю надежду и обрела зрение. Мне же говорили, что я могу это сделать, если захочу. Но как, они не сказали. Сами не знали. Откуда им было знать?

Я бегаю вверх-вниз по ступеням. Я смеюсь. Я плачу. Краски кажутся странными, фантастическими, изменчивыми. Строчки пляшут перед глазами, в них притаился смысл, но пока еще, пока еще я не… Я зову Лоренса; он поражен, он в восторге, он разочарован — все вместе. Хилари выше и худее, чем я ее помню. Хоуп — красивее, Дженифер — более пухлая и бледная. У меня в голове они слились вместе, стали единой женщиной. Женщиной. Но это не так. Теперь они мгновенно распадаются на три существа. Я звоню Элен из кулинарного магазина, той, что была во всем виновата, что так горевала и приносила мне картофельный салат в круглых коробочках; она молчит, онемев от удивления, так же точно, как я, когда вдруг прозрела. Я говорю с матерью: «мама, я невредима. Я, твоя дочь, которая была повреждена, снова невредима». Я звоню в больницу, врачам, окулистам. Раз за разом гудят гудки, визжат тормоза, Лоренс находит номер телефона водителя, который наехал на меня, звонит ему, освобождает его от чувства вины, которое он вообще не должен был испытывать. Тот рыдает в трубку. Я вижу: все довольны, все рады за меня. Улыбки! Я совсем забыла про улыбки — они почти бесшумны.

Как это вышло? — говорят все. Что послужило причиной? Удар? Шок? Шутка? Как я могу сказать им правду? Бог смеется надо мной, швыряя туда и сюда по всей вселенной. Это доставляет Ему особую радость.