– Подожди-подожди, – я попытался приподняться, но ни хрена не вышло. – Что еще за перелом, Перри? Когда я смогу выйти на лед? У нас гребаный плей-офф на носу.
Док обменялся с Мерфи тревожными взглядами.
– Давай говори, мать твою! – зарычал я.
– Эш, если диагноз подтвердится, боюсь, что в этом сезоне на лед ты уже не выйдешь.
Глава 42. Эш
– Паршиво выглядишь, – войдя в палату, любезно поздоровался со мной Дэйв. – Уже отозвал свою анкету с конкурса «Мисс Флорида»?
Я продемонстрировал мудаку средний палец и продолжил свой нелегкий путь к унитазу.
Каждый шаг отдавался новой вспышкой боли. К счастью, меня разместили в просторной одноместной палате со всеми удобствами и полным пакетом кабельного, включая HBO, что было не так уж плохо, если всю ближайшую неделю мне придется провести в этой сраной бледно-зеленой коробке упиваясь жалостью к себе.
– Воу, – присвистнул Каллахан, провожая меня веселым взглядом. – Чувак, ты в курсе, что у твоей рубашки нет спины?
– Это чтобы тебе было удобнее целовать мой зад, – проворчал я.
Закрыв за собой дверь в уборную, я развернулся к зеркалу и ужаснулся.
Черт, я смахивал на Фергюсона[34] после кровавого боя с Гейджи[35]. Глаз под рассеченной заштопанной бровью отек, и под ним образовался красно-фиолетовый кровоподтек, на голове был сбрит небольшой участок волос, который украшали свежие швы, а губы выглядели так, будто у меня развился отек Квинке. Шею сковывал гипсовый воротник, а талию – специальный корсетный пояс, который ограничивал мои движения.
Не то чтобы такой внешний вид был для меня в новинку, но… Иисус, да я бы лучше получил еще парочку сотен швов без анестезии, чем один гребаный перелом какой-то там мелкой херни, который отобрал у меня лед!
Вернувшись из уборной, я застал Дэйва у тумбочки, которая была завалена всякими фруктами, сладостями и открытками из «Холлмарка» от хоккейных фанатов. Канадский дьявол уплетал мои «МунПай».
Каллахан находился в своем любимом образе «плохиша» – мрачные шмотки, из-под которых проглядывали не менее мрачные татуировки, трехдневная щетина и нахальная ухмылочка, от которой у девчонок плавятся трусики. Его черные, слегка вьющиеся волосы были небрежно взъерошены, а темные проницательные глаза изучающе смотрели на меня.
К счастью, без сожаления. Иначе я бы ему врезал.
Дэйв напоминал мне старое лоскутное одеяло моей бабули, только этот кретин был соткан не из кусков разной ткани, а из дерьмового характера, мудачества и сарказма. Правда, у этого одеяла имелась и другая сторона, о которой мало кто знал. Именно на ней держалась наша крепкая многолетняя дружба.
– Вегас, а ты уверен, что тебе можно вставать с койки? – его черные брови на мгновение сошлись вместе.
– Предлагаешь мне мочиться под себя? – я вырвал из его пальцев шоколадную печеньку и отправил ее в рот целиком. – Я в порядке, Каллахан. И уже готов к рок-н-роллу.
– Гребаный выпендрежник, – усмехнулся Дэйв, вставляя пластиковую трубочку в маленькую коробку с апельсиновым соком. – Кстати, могу договориться с медсестрой, чтобы тебе выделили уютное местечко в коридоре. Кровати же для слабаков, так ведь?
Я обхватил его руку, в которой он держал сок, и резко сжал ее. Сладкая жидкость выплеснулась ему на куртку.
– Эй, уебок, это же Том Форд! – возмущенно воскликнул Дэйв.
Настала моя очередь усмехаться.
Я бросил ему коробку бумажных салфеток и присел на край койки, морщась от боли. Действие обезболивающих кончалось. И я был этому чертовски рад. Боль нравилась мне гораздо больше, чем сонливая слабость и туман в голове. Боль делала меня живым.
– Кстати, где Микки?
– Едет уже! – рявкнул Дэйв, стирая апельсиновый сок с эко-кожи. – Сегодня фотографировала какую-то крутую британскую рок-звезду, представляешь?
Он поднял на меня глаза. В них читалась гордость.
– Я тоже ею горжусь, дружище.
– Аха, – ответил Каллахан своим любимым канадским словечком, швыряя использованные салфетки в мусорное ведро. – Кстати…
Он вытащил из кармана черных джинсов цепочку, на которой висело два знакомых кольца, и протянул ее мне.
– Вчера ты кое-что забыл у нас на кухне.
Мое сердце пропустило удар.
Как только пальцы прикоснулись к теплой платине, из груди вырвался облегченный вздох.
Проклятье, я уже думал, что потерял их!
Полагаю, вы в курсе, что у многих хоккеистов помимо своих маленьких игровых ритуалов, имеются личные талисманы на удачу. Чехов, например, повсюду таскает с собой шнурки с коньков его покойного деда, в прошлом – знаменитого русского хоккеиста. Вайдман – трусики своих многочисленных подружек, ну, а я – обручальные кольца, которые купил для нас с Мерфи шесть лет назад.
Можете считать меня сентиментальным пидрилой, но эти штуки реально работают. Вот, к примеру, вчера я поехал на игру без колец, и вы в курсе, чем это закончилось.
– Собираешься ими воспользоваться? – поинтересовался Дэйв.
– Да.
– Уверен?
– Больше, чем когда-либо.
– Хорошо.
Наступившую тишину прервал тройной стук в дверь.
В палату вошла Микки. Ее порозовевшее от мороза лицо украшала сияющая улыбка. В отличии от Дэйва, на ней был белый больничный халат, под которым виднелось уютное трикотажное платье длиной до колен. Его коралловый цвет красиво подчеркивал теплый тон ее кожи.
– Привет, – Микки нежно поцеловала Дэйва, и суровое лицо друга тут же смягчилось.
– Здоровяк, – она осторожно обняла меня, стараясь не зацепить долбаный ошейник, и осыпала поцелуями мой лоб и висок. От нее вкусно пахло тропическими фруктами. – Как твои дела?
– Только что записался с Дэйвом на уроки сальсы.
– Мне нравится твое настроение, – подмигнула Микки, отстраняясь.
Дэйв обнял сзади свою жену за талию и собственническим жестом положил руки ей на живот, который еще не успел округлиться. Я не сдерживал улыбку, наблюдая за ними, и поймал себя на мысли, что хочу испытать те же чувства, которые сейчас испытывает Дэйв.
Причем как можно быстрее.
В ближайшее, мать его, время.
Недолго думая, я схватил с тумбочки телефон и набрал сообщение для Мерфи:
«Ты хочешь еще одного ребенка?»
Ответ пришел моментально:
«Тебя перевели с викодина на ЛСД?».
«Да или нет, Мерфи?».
Телефон замолчал.
– Эш, что-то случилось? – тревожный голос Микки отвлек меня от дерьмовых мыслей.
– Я только что спросил у Мерфи, хочет ли она еще одного ребенка, но хренов телефон все еще молчит!
– Ты спросил ее об этом по СМС? – уточнил канадский недоносок.
– Нет, блять, я отправил ей почтовую сову!
– Мне кажется, ты не с того начал, Здоровяк, – покачала головой Микки.
Я напрягся, сжимая в руке треклятый мобильник.
– Что ты имеешь в виду?
– Она имеет в виду кольца, репоголовое ты чудило.
Микки послала мужу грозный взгляд, а затем повернулась ко мне и тяжело вздохнула.
– Я хорошо знаю, что такое выживание, Здоровяк. Поэтому мне не трудно догадаться, на что была похожа жизнь молодой матери-одиночки, у которой не было ни денег, ни поддержки…
Микки поджала губы. Вероятно, ей было больно вспоминать свое прошлое, которое на самом деле больше походило на ад.
Дэйв сел рядом со мной на койку и притянул Микки к себе на колени. В его объятиях она заметно расслабилась и продолжила:
– Так вот, больше всего на свете я боюсь снова вернуться к своей прежней жизни в южном гетто. Этот жуткий, хронический страх больше никогда не позволит мне принимать необдуманные решения. У Мерфи есть похожий страх, Эш. Понимаешь, к чему я веду?
Я стиснул челюсть и кивнул.
Черт, я понимал. Теперь понимал.
Глава 43. Мерфи
– Как тебе это? – я вышла из примерочной и покрутилась. Юбка атласного платья кокетливо взвилась вокруг ног.
– Вишневый – слишком скучно, – заключила Микки.
В ответ я жалобно простонала, а она рассмеялась, протягивая мне очередной наряд – изумрудное платье-комбинацию с перекрестной спиной в стиле Патриции Норрис[36].