Проклятие!
— Думаю, не получится.
Роуз протянул левую руку к правому запястью и выдернул кинжал.
Этот прием обычно производил впечатление на его противников — Роуз держал кинжал в хитроумно придуманных ножнах для того, чтобы его появление казалось волшебным. Он был левшой, но достаточно хорошо владел обеими руками, и, пока все на мгновение отвлеклись, достал из правого кармана маленький пистолет, который был специально сделан таким, чтобы его можно было легко перезаряжать одной рукой. Пистолет был слишком мал для дальнего боя, но на коротком расстоянии мог остановить любого.
Низкорослый мужчина, прищурившись, с подозрением смотрел на оружие, оценивая свои шансы, а «бык» размышлял, явно желая кого-нибудь растерзать.
Неужели они снова остановят его? Роуз попробовал шагнуть в сторону, и оба противника передвинулись, чтобы блокировать его.
— Ну же, друзья, — обратился к троим оставшимся негодяй с ножом, — здесь один защитник, и тот никудышный, если судить по его оружию. Называть это кинжалом! Схватим его!
Компания зашевелилась, но нерешительно.
— Ты умрешь первым.
Подняв пистолет, Роуз прицелился прямо в левый глаз негодяя с ножом.
В застывшей тишине из глубины комнаты послышался голос, старческий, но вполне крепкий:
— Это капитан Роуз, ребята. Я бы не стал с ним ссориться.
Большинство присутствующих повернулись к говорившему, но не два угрожавших Роузу противника, с которых капитан не сводил глаз.
— Розочка[1]? — презрительно фыркнул негодяй с ножом. — Я оборву ему его прелестные лепестки.
Его приятели приглушенно хихикали, но двигались неуверенно, как мокрый песок.
— Капитан Роуз с «Черного лебедя», — продолжал тот же спасительный голос. — Ломает руку каждому, кто замахивается на него ножом.
Три других негодяя слегка попятились. Роуз не имел понятия, кто был говоривший, но молча поблагодарил его, надеясь, что все же не придется действовать согласно почетному представлению.
Капитан Роуз и его шхуна «Черный лебедь» были хорошо известны на этом участке южного побережья. Большую часть времени «Лебедь» занимался обычной торговлей, но иногда плавал по незаконным делам через Ла-Манш. Роуз был уверен: люди на побережье знают, что «Черный лебедь» работал не в пользу французов, тем более во время последней войны. Даже самая жалкая кентская морская крыса не отнеслась бы благосклонно к тому, кто помогал их извечному врагу.
Все местное население знало, что Роуз, капитан «Черного лебедя», был законопослушным англичанином и хорошим моряком, но славился и другим: тем, что получал удовольствие от кулачного боя, и да, тем, что не позволял никому поднять на него оружие.
Но тем капитаном Роузом был другой.
Он же — герцог Айторн, для своих друзей — Торн.
А тем капитаном Роузом был Калеб, его незаконнорожденный единокровный брат.
Торн был таким же хорошим моряком, как Калеб, а быть может, даже лучше, но не находил удовольствия в бессмысленных потасовках и мало преуспевал в драках. В этом состояло различие между ними, а внешне они с Калебом были похожи как две горошины в одном стручке. Небольшое отличие в чертах скрывалось черной щетиной, которая иногда превращалась в бороду, а чтобы создать полную иллюзию, капитан Роуз и его брат носили, необычную одежду — старомодный черный сюртук, алый шейный платок и серьгу в виде черепа с рубиновыми глазами.
Как правило, люди видят то, что ожидают увидеть, поэтому внешние атрибуты означали, что мужчина в таверне был капитаном «Черного лебедя», Роузом.
Большую часть времени командиром «Лебедя» был Калеб, и это его репутация продолжала усердно работать на имя капитана Роуза, и благодаря ей он был известен главным образом как неутомимый волокита за женщинами и бесстрашный драчун. Калеб с ликованием бросался в драку, особенно когда был пьян, а затем после потасовки охотно пил со своими противниками, пока они не направляли против него оружие. Он расценивал кинжалы как личное оскорбление и был готов изрубить обидчика в куски. Быть может, теперь репутация Калеба перевесит чашу весов.
— Совершенно верно, я Роуз, поэтому послушайтесь доброго человека и освободите дорогу.
— Но вы совсем один.
«Бык» сердито нахмурил брови.
— Один такой может быть лучше, чем один другой.
«Бык», сбитый с толку, вытаращил глаза.
— Я слыхал о капитане Роузе, но не слыхал, чтобы он был женат, — заметил стоявший поблизости матрос.
— Без церковного благословения, — признался Роуз.
— Ради такого дела я бы выбрал кого-нибудь поласковее, — сквозь смех фыркнул один из настороженных грубиянов.
— А мне нравятся девушки с характером, — парировал Роуз.
— И в постели она так же горяча?
— Чрезвычайно.
Он бросил это просто, чтобы покончить с разговором, но тут же понял свою ошибку.
У всей комнаты пробудился новый интерес: мимо пролетела кружка с элем и угодила в висок негодяю с ножом; тот, вскрикнув, схватился рукой за голову, зашатался и рухнул на пол.
— Эй, красавица, это была моя кружка, — возмутился кто-то, но довольно беззлобно.
Торн молча обругал себя. Этот разговор был отвлекающим маневром, но он сам попался на удочку, а девушка знала, что делать. Он тут же оказался рядом с ней.
— Хороший бросок, мадам.
— Благодарю, сэр, — сдержанно отозвалась она, — но у меня под рукой не было другого оружия.
— Он заряжен, так что будьте осторожны, — протягивая ей пистолет, предупредил Торн.
Она взяла его, но так, словно никогда прежде не держала в руках оружия.
— Направьте его вверх, — поспешно сказал он. — Нам с вами ни к чему убивать. Во всяком случае, непреднамеренно, — добавил он, немного подумав.
Противники в конце концов отступили. Очевидно, оружие в женских руках было гораздо страшнее, чем то же оружие в руках мужчины, особенно если женщина не представляла себе, как с ним обращаться.
Сдерживая смех, Торн молился, чтобы девушка случайно не выстрелила в кого-нибудь, тем более в него самого. Однако события развивались в его пользу. Негодяй с ножом все еще не пришел в себя — она хорошо его ударила, а «бык» без него превратился в настоящую корову.
Засунув руку в карман брюк, Торн нащупывал монеты. Сколько правильно дать в данной ситуации?
Он хотел предложить достаточно, чтобы ему с девушкой позволили уйти из таверны. Вытащив серебряный шестипенсовик, он бросил его матросу, который лишился своей выпивки.
— Благодарю, сэр! — беззубым ртом улыбнулся тот.
— Выкуп.
Вытащив крону, Торн протянул ее одному из громил.
Парень несколько мгновений колебался, а потом схватил монету в пять шиллингов.
— Вы правы, капитан! Полагаю, стоит потратиться ради того, чтобы увидеть такой отличный бросок. Правда, я забрал бы у нее пистолет, и побыстрее.
— Великолепный совет.
Торн взял пистолет из дрожащих рук девушки и поставил на предохранитель, но не убрал. Комната все еще была полна народу, и настроение людей нельзя было понять.
Быть может, он слишком долго раздумывает, перебирает слишком много вариантов? Но как можно не думать в подобной ситуации? Однако размышлениями не проложишь дорогу отсюда, а негодяй с ножом уже пытался встать на ноги. Ближайшие к Торну лица были непроницаемыми и вполне могли скрывать кровожадный интерес к содержимому его карманов.
Внезапно раздался звон церковного колокола.
Всеобщий интерес изменился, и стало слишком поздно что-либо предпринимать.
— Французы? — предположил кто-то, и остальные согласились с ним.
Все вставали, с грохотом отодвигая стулья и скамьи. С древних времен церковные колокола призывали жителей побережья Кента отразить вторжение, и, несмотря на недавний мирный договор, никто здесь, всего в двадцати милях от Кале, не доверял французам.
Торну звон показался больше похожим на похоронный, чем на тревожный, оповещавший о вторжении, но почему заупокойный звон звучит так поздно?
А затем кто-то ворвался в таверну с криком:
— Король умер! Георг Второй умер! Этим утром у него случился удар. Он мертв и холоден как лед!
Боже милостивый…
— Тогда, Боже, храни нового короля! — прокричал Торн, чувствуя, что теперь следует воспользоваться моментом. — Эль за мой счет. Пейте, ребята, пейте за здоровье молодого Георга Третьего и славьте его! — Все заспешили к бочке, и Торн снова схватил девушку за руку, а когда она стала сопротивляться, прикрикнул на нее: — Не будьте глупой!