— Бедная моя сеньорита... Да благословит вас Господь, да защитит Дева Гвадалупе! — Обливаясь слезами, Томаса тяжело опустилась на стул.

— Беги же, Томаса. Вот сюда, через эту дверь. Пройдешь садом, минуешь парк, а там тебя уже никто не настигнет.

— Клянусь вам, дорогая госпожа, я сберегу нашу дорогую девочку. Я сберегу ее, обещаю...

Паулетта спустилась вместе с Томасой по черной лестнице и выпустила ее в дождь. Прачка укрыла корзину с драгоценной ношей своим платком и быстро зашагала по садовой дорожке в сторону парка. Еще минута — и она исчезла из виду. Паулетта долго стояла и пристально смотрела вслед.

Она не чувствовала, что промокла до нитки. Слезы текли по ее красивому лицу, перемешиваясь с дождевыми каплями. Так не хотелось верить в то, что она больше никогда не увидит свою Розу! Вспыхнула молния, пронзительно ударил раскат грома, и Паулетту вдруг со всей очевидностью пронзила мысль, что теперь она обречена на долгие и долгие годы страданий, тоски и одиночества.

Она снова вернулась к действительности. «Завтра уже мой двадцать второй день рождения, — думала Паулетта. — Как я, бывало, ждала его, как готовилась, когда была маленькой девочкой! Во сне мне снились сказочные подарки, которые принесут друзья и гости папы и мамы, море цветов, сладостей... Мне так нравилось, когда незнакомые взрослые сеньоры и их жены называли меня «маленькой принцессой». Я всегда загадывала, что в этот день будет хорошая погода и обязательно будет светить солнце, чтобы утром меня разбудил первый солнечный луч. Я вскакивала и находила рядом с кроваткой волшебные подарки от папы с мамой. Они ведь знали, как я люблю их сюрпризы»

Подбородок Паулетты дрогнул. Она вспомнила, какими далекими теперь стали для нее родители. Она просидела еще несколько минут, стараясь не расплакаться, а затем с силой захлопнула дневник. Она не могла больше писать.

За окном все так же лил дождь.

Паулетта поразилась странной мысли, что сегодня ей уже все равно, светит ли на улице солнце или идет дождь. Ей безразлично, какая погода будет в ее двадцать второй день рождения.

Неожиданно в дверь постучали. Паулетта вздрогнула и обернулась — на пороге стояла ее мать, донья Росаура, строгая, элегантно одетая женщина средних лет со следами былой красоты на худощавом, еще не старом лице.

— Ты снова за свое? Опять плачешь? — мать казалась раздраженной. — Ничего не понимаю. Паулетта опустила голову.

— Время, кажется, не пошло тебе на пользу, — донья Росаура подошла к дочери ближе. — Не забудь, завтра званый вечер, — сказала она уже мягче. — А ты, именинница, будешь в центре внимания. Ты же так любила этот день, когда была маленькой!

Паулетта вспомнила, что когда-то уже слышала эти слова.

— Не забудь, завтра званый вечер, — сказала мама. — А ты, именинница, будешь в центре внимания. Ты же так любила этот день, когда была маленькой!

— Но, мамочка, многие девочки из нашего класса собираются сегодня на народное гулянье в парк Чапультепек. Там будут продавать цветные калавары из папье-маше. Будут выступать самые лучшие гитаристы.

— Это еще что?! — возмутилась донья Росаура.

— Только я одна сижу дома, — Паулетта вытерла заплаканные глаза.— А ведь завтра мне уже пятнадцать лет!

— Паулетта, — лицо матери стало строгим, а в голосе зазвучали повелительные нотки.— Ты прекрасно знаешь, что это так называемое народное гулянье не что иное, как презренное собрание простолюдинов, черни. Все эти перья, маски, кривлянье... — донья Росаура поморщилась. — А эти полуодетые женщины! Ни одна порядочная дама никогда не позволит своей дочери оказаться на подобной вакханалии.

— Но, мама, — продолжала упрашивать Паулетта, — все девочки из нашего класса туда пойдут. Даже Амалия. Ее отпустили под присмотром их шофера Роберто.

— Вот как? — донья Росаура недоуменно подняла брови. — Это она сама тебе сказала?

— Конечно!

— Странно. Как сеньора Клаудиа могла такое допустить? Я удивляюсь ее беспечности. Значит, ты воображаешь, что я могу отпустить тебя с шофером?

— Но, мамочка, Сильвия говорит, что там раздают бумажные цветы, по канатам ходят клоуны. А какие песни поют ансамбли гитаристов!

— Какая чушь! Тебе что, нужны бумажные цветы?

— Но я не буду смотреть на танцовщиц. А Сильвия говорит, что они вовсе не раздетые...

— Что ты ее слушаешь! — возмутилась донья Росаура и добавила: — Да кто она такая, эта твоя Сильвия?

— Сильвия Фернандес, — ответила Паулетта. — Дочь адвоката Фернандеса.

— Все просто с ума посходили, — покачала головой мать. — В наше время не то что на карнавале, в День всех святых молодой девушке было непозволительно одной появляться на людях!

— Мамочка, но я же пойду не одна! — продолжала упрашивать мать Паулетта. — Я могу пойти с няней Эдувигес или с Педро Луисом.

— Не понимаю, — донья Росаура продолжала говорить так, будто не слышала слов дочери.— Какое удовольствие можно получить, толкаясь в толпе с оборванцами из Вилья-Руин? Там же может быть кто угодно — пьяные индейцы, попрошайки, воры, даже бесстыдные женщины. В конце концов это и небезопасно.

— Но, мамочка, если я пойду с Педро Луисом, меня никто не обидит.

— С Педро Луисом? — не поверила своим ушам донья Росаура. — Да ты с ума сошла! Какая глупость! С кем угодно, но уж только не с ним. До сих пор не могу понять, почему твой отец взял его на работу. Возможно, он и неплохой водитель, но лично я просто выносить не могу этого мужлана,— донья Росаура поморщилась.— Слишком уж он задирает нос. И было бы с чего! Все, что он имеет, дал ему дон Карлос — и работу, и крышу над головой.

— А по-моему, он очень добрый.

— Ты так считаешь? — донья Росаура окинула дочь презрительным взглядом. — Мне это не нравится. Впрочем, все равно — сегодня ты никуда не пойдешь.

— Но, мамочка, у меня же завтра день рождения, неужели хотя бы ради... — уже ни на что не надеясь, Паулетта залилась слезами. — Ты же обещала!

— Замолчи! — донья Росаура сама удивилась силе и резкости своего приказа.

Паулетта, не ожидавшая такого окрика, затихла. Мать тяжело вздохнула, стараясь успокоиться. Присев на кровать рядом с дочерью, она поправила ее сбившуюся прическу.

— Доченька, девочка моя, - сказала мать уже намного ласковее. — Ты же должна понять, что мы с твоим отцом желаем тебе только добра. Дон Карлос много работает, ему тяжело, и я не хотела бы огорчать его. Что за капризы, что за выходки! Будь благоразумной, послушной девочкой, вспомни, что вчера говорил тебе падре Лоренсо после мессы. Он очень уважает твоего отца, как его уважают и все, кто его знает. Падре призывал тебя слушаться родителей, почитать их, а ведь он дурного не скажет, ты же знаешь.

Паулетта немного успокоилась, но слезы все еще невольно текли из глаз. Девочка вытерла их кружевным платочком, тяжело вздохнула и положила голову на плечо матери.

— А ты позволишь мне завтра надеть то платье, что подарила мне крестная, сеньора Клаудиа?

— Ну конечно, моя девочка, — улыбнулась мать, — завтра же твой день рождения.

Паулетта все еще обиженно молчала.

— Ну ладно, — решила закончить неприятный разговор с дочерью донья Росаура. — Иди умойся и приготовься к ужину. Скоро вернется твой отец, а я не хотела бы говорить ему о твоих капризах. Ну иди же!

Сеньор Монтеро де ла Рива сидел в своем кабинете и внимательно изучал деловые бумаги. Дела в его фирме шли хорошо, и дон Карлос был доволен. Однако все его радужное настроение тут же испарилось, когда секретарша доложила, что его хочет видеть сеньор Вильярреаль. Это был брат Росауры, неудачник и мот, который в последнее время едва держался на плаву, да и то исключительно благодаря доброте шурина.

Дон Карлос вздохнул, он был уверен, что Мигель явился исключительно для того, чтобы снова просить у него денег. Но делать было нечего— родственник есть родственник. Он помолчал и сухо сказал секретарше:

— Проси.

Как он и ожидал, Мигель умолял дать ему еще один кредит.

— Послушай, Карлос, я тебя не узнаю, — говорил он, смотря шурину прямо в глаза. — Ты же обещал дать мне еще один кредит, ну, самый последний...

Но на этот раз дон Карлос решил держаться до конца.

— Мигель, я слишком хорошо знаю тебя и твои дела, чтобы выбрасывать на ветер такую сумму.