Альберто Альварес - Тайна Дикой Розы

И наконец, донья Аугуста была очень скромна и надежна. Ее приятельницы многое бы дали, чтобы услышать хоть небольшие отрывки из тех повестей, которые могла бы рассказать Аугуста. Но они знали, что ни намеренно, ни по рассеянности Аугуста не проговорится о доверенных ей секретах. Подчас они сердились на нее за эту скрытность, когда дело касалось других, но не могли не одобрять ее, когда вспоминали, что столь же надежно защищены ее молчанием их собственные тайны.

Телефон тоже довольно часто звонил в квартире Аугусты. Первое время Леонардо в гостях у нее напряженно прислушивался, с кем она говорит. Еще не имея никаких прав на Аугусту, он уже боялся потерять ее и, наверно, испытал бы серьезный удар, если бы выяснилось, что у нее есть мужчина. Но, насколько мог понять Леонардо, звонили в основном женщины.

Его уже и это стало сердить, хотя Аугуста умела вежливо и совсем необидно свернуть любой разговор и вернуться к нему. «Что они все к ней липнут? Совершенно не дают покоя!» — возмущался про себя Леонардо. Ему стоило такого труда вырваться к ней, а эти болтливые дамочки бессовестно отнимали драгоценные минуты их встреч.

Он хотел владеть Аугустой единолично. И даже не замечал, что уже давно, не прикладывая никаких усилий, стал главным человеком в ее жизни. Уже в тот первый вечер, когда, сидя в кресле, он с удовольствием оглядывал маленькую гостиную, украшенную вышивками, она, хлопоча на кухне и готовя ему кофе, испытала вдруг необъяснимую радость оттого, что в ее гостиной сидит этот человек и что сейчас она войдет и будет угощать его.

С тех пор каждый визит Леонардо стал для Аугусты величайшим событием ее жизни. Мало-помалу установился такой порядок, что Леонардо приезжал к ней вечером по вторникам и днем по средам и четвергам. Аугуста с присущим ей тактом освободила эти драгоценные часы не только от визитов, но и от телефонных звонков.

Теперь ничто не мешало их беседам. И, надо сказать, довольно долго все ограничивалось беседами, так как ни один, ни тем более другая не хотели торопить события.

Для дона Леонардо стало насущной необходимостью в урочный час мчаться к Аугусте и, сидя напротив дорогой ему женщины, забывать о том, что происходит за стенами этой гостиной. Вначале их разговоры были ничего не значащей болтовней, где каждый в глубине души опасался, как бы собеседнику не стало скучно. Постепенно они стали раскрывать друг перед другом страницы своей жизни, и каждому из них в воспоминаниях другого казалось интересным буквально всё. 

Аугуста была такой превосходной слушательницей, что постепенно Леонардо стал делиться с ней всем, что занимало и тревожило его в этой жизни. Единственной темой, которой они избегали, была его семья.

И вот в один прекрасный день Аугуста оказалась в его объятиях.

До этого Леонардо никогда не изменял жене. Когда он осознал, что дружной, любящей семьи не получилось, он с головой ушел в работу. Он, разумеется, знал, что у многих его знакомых есть любовницы, но не считал нужным следовать общему примеру. «Какой смысл воровать счастье маленькими кусочками, как кошка ворует мясо», — рассуждал он.

И вот вопреки его правилам у него есть любовница. И никак нельзя было сказать, что он таскает счастье украдкой маленькими кусочками, потому что счастье не покидало его и тогда, когда он разлучался с Аугустой. Оно было с ним всегда и всюду.

Но к этому счастью примешивалась изрядная доля горечи. Несомненно, Леонардо чувствовал свою вину перед женой. Пусть Луиса не понимала его и была равнодушна к его жизни, она тем не менее была ему верна. Леонардо сознавал, что верность жены дает ей огромное моральное преимущество перед ним. Другой вопрос, объяснялась ли ее верность тем, что она его любила, или тем, что считала адюльтер чем-то неприличным? Супружеские измены не были такой уж редкостью в их кругу. Он, например, знал, что его приятель Родригес был любовником эффектной Джульетты Мартинес, итальянки по происхождению, которая была замужем за другим приятелем Леонардо. Чаще всего такие романы развивались вполне благопристойно, окружающие лишь строили догадки, но время от времени мог разразиться и скандал. Но за Луису Леонардо был спокоен.

— Пора собираться, дорогой, — перед Леонардо вдруг появилась сама Луиса. Она прекрасно выглядела, фамильные драгоценности, которые она надевала лишь в исключительных случаях, очень украшали ее.

— Разве ты забыл, Леонардо, что мы едем на обед к Мораймо, а затем ты еще хотел заехать к Альваресам? — спокойно сказала Луиса, ни словом, ни интонацией не напоминая, какая буря разразилась утром по поводу этих двух визитов.

— Ах да! — Леонардо почувствовал какую-то неловкость.

— Ты совсем заработался, дорогой, — ласково сказала Луиса.

Леонардо вдруг неожиданно для себя взял жену за руку.

— Луиса, — мягко сказал он, — ты не находишь, что в последнее время мы стали часто ссориться? В чем тут дело?

— Уж, конечно, не во мне,— спокойно улыбнулась жена. — Я такая же, как всегда. А вот ты, видимо, устал, стал нервничать по пустякам.

— Возможно, я бываю не прав. Но мне хотелось бы, чтобы между нами было больше взаимопонимания. Иногда мне кажется...

— Леонардо, милый, — ласково, но твердо перебила его жена, — сейчас не время для чувствительных сцен. Ведь ты еще не одет. Сегодня я меньше всего хотела бы опоздать.

Анфилада комнат и прилегающий к ним зимний сад в особняке Мораймо были действительно великолепны. Леонардо подумал, как выиграли бы эти комнаты, если бы по мановению волшебной палочки убрать отсюда всех гостей и тот ровный, несмолкаемый гул, который они создавали все вместе, беседуя вполголоса, разбившись на небольшие группки.

«Луиса права. Я, видимо, действительно переутомился, раз меня раздражают подобные пустяки», — подумал Леонардо, с застывшей улыбкой оборачиваясь направо и налево, приветствуя знакомых и изображая удовольствие от знакомства с вновь представленными ему людьми.

Они встретили здесь немало знакомых. Луиса была явно польщена, что среди новых знакомых, которых ей посчастливилось приобрести в этот вечер, оказались члены весьма влиятельных семейств. Ей не пришлось изображать через силу безграничное удовольствие, которое умело имитировал ее супруг. Ее глаза блестели, она чувствовала, что не зря выдержала утреннюю битву с мужем.

«А что если бы ее любви стал добиваться этот титулованный хлыщ? - подумал Леонардо. — Несомненно, Луиса не была бы возмущена, но и даже польщена. И неизвестно еще... Перестань! - резко одернул он сам себя, — ты виноват перед женой, вот и стараешься хоть как-то внушить себе, что и она небезупречна».

В это время гостей пригласили в зал для танцев и Леонардо подошел к жене. Она, мило улыбнувшись своему новому знакомому, подошла к мужу.

— Я договорился с Родригесом, и он проводит тебя домой. Так что тебе нет необходимости уходить со мной.

— Благодарю. Жаль, что ты не останешься здесь. Хочется укрепить столь приятные знакомства, и твоя помощь была бы неоценима.

— Это исключено. Я еду к Альваресам.

— Хорошо, не будем больше об этом говорить, — сказала донья Луиса, поджав губы.

Выходя из зала, дон Леонардо успел заметить, как его супруга, блеск глаз которой соперничал с блеском ее бриллиантов, с трепетом внимает любезным комплиментам самого сеньора Мораймо.

Утро готовило Паулетте редкие приятные минуты: на туалетном столике она нашла подарок от родителей — изящное распятие; крест был исполнен из черного дерева, а фигура Христа — из слоновой кости. Терновый венок на голове мученика Христа был сделан из тончайшей золотой проволоки. Вещь была очень изящная, и Паулетта долго с благоговением рассматривала ее. Она уже почти забыла вчерашнюю ссору с родителями и была готова улыбаться и несмотря ни на что веселиться с гостями. Все в этот день должно быть по-особенному.

С утра она оказалась в центре всеобщего внимания: служанки и садовник преподнесли ей свои скромные подарки, кормилица Эдувигес подарила своей любимице изящную фарфоровую статуэтку — голову ангелочка. Затем в церкви падре Лоренсо подошел к девочке, поздравил и благословил. И подруги в школе насовали ей всяких шоколадок и безделушек — из деликатности они даже договорились не делиться при Паулетте впечатлениями о вчерашнем карнавале. Они знали родителей своей подруги и не хотели огорчать ее.