Беннет провел ладонью по ее руке и тихо сказал:
— Мы же не знаем, кому можно доверять.
— Думаю, мистер Томосэп едва ли представляет угрозу.
— Он ведь археолог, не так ли?
Мари кивнула:
— Да. Но если вы думаете, что мне грозит опасность и от соперников моего отца, то вы ошибаетесь. У него уже давно нет соперников, так что… — Взглянув на подол своего платья, Мари пробормотала: — О, мне надо подколоть подол, пока я не свалилась на пол или не упала прямо на вас.
Она судорожно сглотнула, представляя, как лежала бы на нем. Ее груди прижимались бы к его груди. А губы были бы всего в нескольких дюймах от его губ. Ох, возможно, ей не следовало подкалывать платье…
Беннет помолчал, потом заявил:
— Да, вы правы. А то еще упадете на какого-нибудь мужчину, с которым будете танцевать… — Он предложил ей руку. — Пойдемте.
Она положила руку на его рукав, однако сказала:
— Меня не надо сопровождать. Сомневаюсь, что негодяи прячутся в дамской комнате.
Ей требовалось немного остыть, пока она не натворила глупостей. Ее горящие щеки, возможно, могли бы свидетельствовать о том, что в зале очень жарко, но соски, вырывавшиеся из корсета, свидетельствовали совсем о другом.
Беннет содрогнулся и проворчал:
— У меня нет никакого желания сдаваться на милость этой стае пираний.
Мари невольно улыбнулась:
— Ну… значит, мы исчезаем вместе. А после того как вы покинете Константинополь, женщины найдут что-то новое, чем будут мучить меня.
— Это вас беспокоит?
Она тряхнула волосами и усмехнулась:
— Нет, никогда.
А если ее что-то и беспокоило, то совсем другое…
«Может быть, в дамской комнате никого не будет», — думала Мари. И если повезет, то она сможет принудить Беннета поцеловать ее.
Или сама его поцелует.
Но что бы она сделала, если бы он отверг ее? Что, если он сдержит свое обещание и не ответит на ее чувства?
Мари вздохнула. Кажется, у нее не было шансов даже выяснить это. Плотная стена атласа, тафты и шелка загораживала вход в дамскую комнату. Несколько женщин вообще отказались от попыток войти и поправляли свои прически и корсажи прямо в холле.
Неправильно истолковав ее вздох, Беннет прошептал:
— Сделайте это миссией по возвращению утраченного. Берите свои булавки и отступайте за угол. Я буду ждать вас там, где меня не заметят.
— А потом?
— Потом мы сможем проскользнуть в кабинет посла — это дальше по коридору. И там вы сможете подколоть ваш подол.
— А не трусость ли это?
Майор пожал плечами:
— Нет, наверное. Просто мы избегаем встречи с превосходящими силами врага.
Мари снова вздохнула. Она уже привыкла к Беннету, и, возможно, она даже нравилась ему. Но ведь он собирался вернуться в Англию…
А она отказалась возвращаться туда.
Мари пробралась сквозь толпу женщин и вскоре собрала около дюжины булавок. А затем скользнула за угол, и никто этого не заметил.
— Успешно? — спросил Беннет.
Она с поклоном показала горсть блестящих металлических вещиц.
— Миссия выполнена, майор.
Он открыл дверь и ввел ее в кабинет посла, где не оставили ни одного светильника, — очевидно, для того, чтобы сюда не заходили гости. Майор подошел к каминной полке и зажег несколько свечей. Приятный успокаивающий свет заполнил комнату. А из зала доносились выразительные аккорды шотландского рила.
Мари посмотрела на Беннета, прислонившегося к каминной полке; свет свечей сейчас смягчал резкие черты его лица, и теперь он очень походил на того человека, которого она недавно узнала по его стихам. Человека, которого его сержант вызвал на состязание по ощипыванию кур. Человека, который отдал собственную лошадь, чтобы тащить телегу с детьми и женщинами, потому что мул этой семьи пал от истощения.
— Да-да, булавки… Мне нужно заколоть булавками, — пробормотала Мари, придавая своим мыслям более безопасное направление.
Беннет усмехнулся, но промолчал.
Мари же положила булавки на стол и, наклонившись, принялась за дело. Но она не заколола и нескольких дюймов, как корсет впился ей в ребра. Она раскашлялась и пробурчала:
— Проклятые корсеты…
Беннет скрестил на груди руки.
— Я всегда именно так думал об этой части женской одежды.
Мари чуть приподняла подол и пробормотала:
— Возможно, я немного поспешила, собираясь на бал.
Беннет улыбнулся и приблизился к ней. Взяв со стола булавку, он опустился на одно колено и принялся ей помогать.
— Вот так… Теперь лучше, да?
Мари посмотрела на него и поняла, что все происходящее очень его забавляет.
— И вот так. Теперь еще лучше, правда?
Ноги Мари дрожали, но она заставила себя улыбнуться:
— А у вас большой опыт в починке женских туалетов?
Майор пристроил еще одну булавку.
— Нет, не очень. Но во время сражений я несколько раз чинил кое-что из одежды. — Он взял очередную булавку. — И еще… Да, как-то раз я починил и платье. Около Арройо мы обнаружили маленькую девочку, у которой была кукла в разорванном платье. Вот я и помог малышке, чтобы…
Майор внезапно умолк.
«Его поэма о полях сломанных игрушек», — вспомнила Мари.
— Неужели вы сами починили кукольное платье? — спросила она.
Беннет вздрогнул и судорожно сглотнул.
— Да, починил.
Поэма была не из веселых. Ей стало страшно.
— Что с ней произошло?
— Она умирала от голода, когда мы ее нашли. А потом… Потом ее сердце не выдержало, — добавил он и снова сглотнул.
На глаза Мари навернулись слезы. Слезы жалости к маленькой девочке и Беннету. Она вспомнила, что эта страница была измазана грязью, и в ее воображении тут же возник отчетливый образ одинокого Беннета, рывшего могилу.
Она провела рукой по его волосам и прошептала:
— Но вы ведь пытались спасти ее…
Он выпрямился и глухо проговорил:
— Попытка спасти кого-то не имеет никакого значения в этом огромном аду.
— Нет, имеет. Имеет для человека, которого вы пытаетесь спасти.
Мари встала на цыпочки и поцеловала его в подбородок.
Его грудь то поднималась, то опускалась. Казалось, дыхание причиняло ему мучительную боль.
— Мари, я дал слово: то, что произошло в гостинице, не повторится.
Но теперь-то она была уверена: он хотел ее так же, как она хотела его. Он был благороден, храбр и бесстрашен. Но к сожалению, ужасно упрям.
— А я не согласилась с этой вашей клятвой. Почему же ваши желания значат больше, чем мои? Нет, майор, на этот раз приказы отдаю я.
Она провела пальцем по морщинкам у него на лбу.
Делая чертежи, она научилась видеть сущность вещей в их деталях. Там, где некоторые художники видели всего лишь бабочку, она видела сложные узоры, сочетание цветов, смелые формы. И видела красоту.
А сейчас перед ней были белокурые волосы, едва заметный шрам на щеке и губы — то поджатые, то кривившиеся в усмешке. О, Беннет был полон деталей, пробуждавших любопытство и желание познать его.
— Мари…
Она прижала ладонь к его губам.
— Я не просила вас говорить, — сказала она ласково.
И провела пальцем по его щеке, медленно обводя овал лица.
Потом рука Мари скользнула к груди майора, и ее пальцы обнаружили на мундире целую выставку медалей. Она задержала на них руку и ощупала каждую. Какой же ценой они ему достались?
Он отстранил ее руку и проворчал:
— Глупые армейские побрякушки. Их придумала шайка генералов, решивших, что это важнее, чем забота о солдатах.
Мари не стала возражать, однако заметила:
— Я уверена, что каждая из них — это какой-то ваш безрассудный и благородный поступок. — Она легонько толкнула его к стене. — А теперь… Если вы снова шевельнетесь без моего разрешения, это будет иметь последствия.
Он криво усмехнулся:
— Последствия?..
Она снова принялась поглаживать его по плечам и по груди, но теперь уже с новым для нее чувством власти над этим мужчиной.
— О, ужасно… Какие твердые мускулы…
— Значит, я должен хорошо вести себя, да?
Она приподнялась на цыпочки и осторожно куснула его ухо.
— Да, именно так.