Скромно потупив глаза, Анник нащупала салфетку, развернула ее и положила на колени. Грей уловил момент, когда Эйдриан посмотрел в ее красивые пустые глаза. Потрясение. Мгновенное понимание.
– Она не видит.
– Не привлекай к ней внимание, – приказал Грей.
– Вот это да! Люблю сюрпризы, особенно по утрам. – Парень страдал от боли, но был настороже. Какое-то время он продержится.
– Ты на виду, – предупредил ее Грей. – Двадцать минут, и я увожу тебя отсюда. Ешьте. – Это он сказал уже обоим.
Во дворе гостиницы Уилл Дойл играл роль кучера. Он водил по кругу большую пегую кобылу и смотрел ее аллюр. Сейчас первоклассный кучер, он также мог быть превосходным немецким графом, банкиром, лондонским сводником и викарием англиканской церкви. Сделав последний круг, он остановил лошадь:
– Никто пока не разыскивает.
– Они думают, мы скрываемся в Париже. Это дает нам кое-какое преимущество, – ответил Грей. Но кавалерийский отряд всегда может их обогнать.
– Поедем легким шагом, медленно, степенно, и проскочим.
Если повезет. Если очень повезет.
– Я хочу как можно скорее вытащить из Эйдриана пулю. Найди подходящее место после Сент-Ришье. У нас есть все необходимое?
– Целая хирургическая сумка. Я украл ее у морского хирурга в Нейи. Эта лошадь тоже его. – Дойл похлопал кобылу по боку. – Хотел бы похитить и самого хирурга.
– Я тоже. Не думаю, что среди твоих разнообразных талантов есть удаление пули. – Грей повернулся спиной к гостинице, потому что Эйдриан умел читать по губам. – Я запросто могу убить его, поскольку понятия не имею, как вытаскивают из людей пули. Не желаешь попробовать?
– Для него же лучше, если копаться в нем будешь ты. Он тебе верит, а это помогает. – Дойл присел на корточки, ощупывая ногу лошади, как настоящий кучер. – Он не умрет от одной или двух пуль. Он рожден, чтобы быть повешенным, наш Ястреб. Как насчет девушки?
Грей невольно обернулся, чтобы взглянуть на нее. Хокер и Анник, сидящие рядом за уютным столиком под деревом, составляли хорошую пару. Одного возраста, одинакового телосложения, оба с черными волосами, блестевшими на солнце. Очень похожие, не чертами лица, тут не было настоящего сходства, а выражением озорного веселья, как у чертенят, временно сбежавших из ада. Они ели, наклонившись друг к другу, занятые разговором.
– Она ему нравится. – Дойл тоже смотрел в их сторону. – Надеюсь, она не попытается сбежать из-под его опеки. В таком состоянии он не будет церемониться, и она пострадает.
– Днем можно не беспокоиться, Уилл. Она слепая.
Лицо у Дойла не изменилось. Он бы и глазом не моргнул, если б даже ему сказали, что Анник – китайская императрица. Но кое-какие признаки удивления просочились, кобыла нервно фыркнула. Дойл по-особому свистнул, и животное успокоилось.
– Боже мой! Слепая?
– Ее ударили саблей по голове пять месяцев назад. Шрам скрыт под волосами.
– Понятно. Жандармы. – Достав из жилетного кармана зубочистку слоновой кости, Дойл начал задумчиво исследовать зуб. – Почему я этого не знал? Я слышал, она была в Марселе с матерью, и ни звука о том, что Лисенок в отставке. Ни от одного из моих источников. Ни слова.
– Она хорошо это скрывает. Должно быть, все месяцы тренировалась. Интересно, за какое время она научилась драться в темноте?
– Потому-то мы так легко и захватили ее. Слепую, бегущую от Леблана.
– Голодную, избитую, уставшую. И только втроем затащили ее, – прибавил Грей.
Она подняла кофейную чашку, глаза скромно потуплены, улыбается. Насчет голубого платья он не прав. Оно не делает ее похожей на шлюху, она выглядела юной, нарядной и беззаботной.
– Тебе когда-нибудь, приходилось бить женщину? – Дойл пристально взглянул на него.
– Как-то не пришлось. Скажешь, забавно?
– Не слишком. Потом чувствуешь себя ничтожеством.
– Случайность, полагаю.
– Я был глуп. А это не делает поступок случайным. – Он старший офицер, она его пленница, и он ее ударил. Это непростительно. – Я так сильно ударил кулаком в солнечное сплетение, что она какое-то время не могла дышать. Вряд ли я что-нибудь повредил ей, но следи за ней.
– Я слежу за всем. – Дойл присел на корточки, чтобы осмотреть копыта, в сущности, как любой кузнец. Потом достал из кармана тупой зонд и, разговаривая с кобылой, тщательно очистил ей копыто. Уильям Дойл, любитель совершенства во всем. Несколько раз это спасало им шкуру. – Хочешь поговорить об этом? – спросил он.
– Я позволил ей накинуть мне веревку на шею. – Грей отодвинул пальцем галстук, чтобы показать красный след. – До сих пор еще больно глотать.
– Черт побери, как же она…
– Проклятая ночная сорочка. Шнурок от нее.
– Шнурок? Мне следовало увидеть его. Умная девчонка сделала гарроту.
– Можно сказать, я добился цели. Она перестала бороться. Знаешь, сколько мне пришлось делать больно этой женщине, пока она сдалась?
Дойл отпустил копыто.
– Я знаю тебя, Роберт… сколько уже?
– Лет десять.
– Вот именно. – Дойл взялся за следующее копыто. – Ты пришел из армии, а не поднимался по служебной лестнице в разведке. Проработай ты хотя бы год действующим агентом, ты бы знал, насколько опасна наша красивая маленькая Анник. Ты бы забыл про ее грудь и делал то, что обязан делать. Тогда бы на следующее утро ты ел обильный завтрак.
– Я позавтракал, – раздраженно ответил Грей.
– Но тебя это беспокоит. Ты ведешь себя как джентльмен и потому едва не погиб. Ты перестал быть джентльменом в тот день, когда пришел в разведку.
– Отлично! В следующий раз ты ударишь ее, а я дам тебе совет.
Анник засмеялась какой-то шутке Эйдриана. Раздался мелодичный, журчащий звук, словно вода, льющаяся из фарфорового кувшина. Обычный звук, хорошо знакомый, расслабляющий.
– Люди Леблана могут нагрянуть сюда в любую минуту, а она сидит и хихикает.
Дойл проследил за его взглядом.
– Это, друг мой, полнейшая выдержка. Она спасает свою жизнь. В Европе нет места, где эта девушка могла бы спрятаться.
– Леблан хочет убить ее. Это не имеет отношения к планам Альбиона, он скрывает какие-то личные секреты. Тебе что-нибудь известно?
Дойл покачал головой:
– У Леблана это может быть что угодно. Он тот еще ублюдок.
– Что делает Фуше?
– Как раз сейчас удивляется, почему один из его агентов не представил ему отчет. – Никто лучше Дойла не разбирался в работе французской разведки. Он знал, что, например, Фуше не позволит Леблану убить Анник, пока не выяснится, где планы Альбиона. Но слепая она для него бесполезна. Тайная полиция держит бордель в Фобур-Сен-Жермен. Он пошлет ее туда работать вместе с другими девицами.
Грей почувствовал во рту неприятный привкус.
– Гиблое место. Она знает?
– Обязана. Фуше пытался сделать из нее шлюху с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. Мать умерла. Ее старый учитель Вобан тоже умер. Сулье бы помог ей, он достаточно влиятельный, и она была его любимицей, еще когда пешком под стол ходила. Но Сулье обосновался у нас в Лондоне. Все, кто мог защитить Лисенка, мертвы или бежали за границу. Фуше отправит ее в бордель.
– Жестоко даже для французов.
– Фуше не злобствует. Он старомоден и не любит агентов женского пола, считая, что они годятся только для работы в борделе. – Дойл подтянул подпругу. – Есть мужчины, которые не прочь переспать со слепой девушкой.
– Черт!..
– Мы все знаем опасность нашего участия, – бесстрастно сказал Дойл, вытирая руки. – Но для женщин это еще хуже.
Да, для женщин это могло быть намного хуже. Грей не любил посылать на задания своих агентов женского пола.
Ворота были раскрыты. Ленты перистых облаков и серая дымка на западном горизонте предсказывали погоду на завтра и послезавтра. До побережья они доберутся под дождем, и там их будут ждать люди Леблана.
– Я уверен, что из Марселя она направлялась в Англию, – сказал Грей. – Единственное место, где Леблан ее не достанет.
– Имеет смысл. Леблан с одной стороны, Фуше – с другой. Убежища во Франции нет. Она направлялась за помощью к Сулье.
– А вместо этого попала к нам. Она наша. – И подумал – она его.
Дойл улыбнулся:
– Мы сами добыли маленького французского агента. Держу пари, она просто набита секретами. Теперь она будет иметь дело с нами. Выбора у нее вообще нет.
– Скоро она это поймет, – ответил Грей. Он заберет ее в свою штаб-квартиру на Микс-стрит. Там она в безопасности, там у него будет время покопаться в ее сложной памяти. Она скажет ему все, что он хочет узнать. – Она уже привыкает к этой мысли.