Гейл Уилсон
Тайна покинутой часовни
Пролог
Апрель 1815 года
Горячий гнедой жеребец время от времени встряхивал головой, демонстрируя явное недовольство всадником, который натягивал поводья, подчиняя себе коня и заставляя его двигаться размеренным шагом. Постороннему наблюдателю могло показаться, что наездник и великолепное животное, которым он повелевал, связаны крепкими невидимыми узами.
Борьба продолжалась до тех пор, пока подполковник лорд Николас Стэнтон не заметил хрупкую фигурку под древними дубами, бросающими на землю пятнистую тень, и не пришпорил коня. Нагнав неспешно бредущую девушку, наездник вновь заставил жеребца перейти на спокойный шаг. Услышав топот копыт, девушка оглянулась.
Тень широкополой соломенной шляпы, совсем не модной, отметил младший сын герцога Вейла, падала на ее лицо. Она спокойно окинула всадника взглядом огромных синих глаз, а затем невозмутимо продолжила путь по обочине проселочной дороги.
Изящно очерченные губы всадника удивленно дрогнули: Николас Стэнтон не привык к пренебрежению, тем более со стороны дам. Николас щеголял не только благородным происхождением и внушительным состоянием: он пользовался заслуженной славой воина-героя, про его подвиги на Пиренейском полуострове упоминал в депешах сам Веллингтон[1].
Успеху Николаса у особ прекрасного пола ничуть не вредило и то, что его профиль не раз сравнивали с профилем Адониса, а его портному не приходилось придавать мундирам молодого подполковника совершенство при помощи подплечников. Мундир идеально сидел на нем, подчеркивая широкие плечи и стройную талию Ника, панталоны плотно облегали его мускулистые длинные ноги.
Равнодушие в глазах деревенской девчонки в старомодной соломенной шляпке нисколько не походило на прием, недавно оказанный лорду Стэнтону лондонским светом. Уязвленный непривычным пренебрежением, Ник тронул шпорами бока гнедого жеребца и поравнялся с незнакомкой. Она вновь повернула голову, но ее взгляд был слишком открытым и прямым и ни в коей мере не походил на приглашение к флирту.
– Добрый день, – произнес Стэнтон, удерживая коня рядом с девушкой. Луч солнца, проникший сквозь шатер листвы, коснулся его волос и позолотил их. Светлые волосы Ника, потемневшие от пота, слегка вились. Сама природа одарила лорда Стэнтона тем, что другие создавали при помощи раскаленных щипцов.
Услышав приветствие, девушка медленно обвела взглядом и коня, и всадника. Ее лицо формой напоминало сердечко, отметил Николас, рот, правда, несколько великоват, носик ничего – прямой, аккуратный. В манерах не чувствовалось ни малейшего жеманства – она спокойно смотрела на мужчину, не моргая и не отводя глаза.
Свое муслиновое платье с неприхотливым узором она носила по меньшей мере уже года два. Оно было подоткнуто по-деревенски, чтобы уберечь тонкий материал от острых сучков, под ним виднелась полотняная белая нижняя юбка. На согнутой руке девушка несла корзину, почти до половины наполненную красной смородиной.
– Милорд, – коротко откликнулась она на приветствие и вновь перевела взгляд на тропу.
Всадник недоуменно скривил губы и также устремил взор на тенистую тропу, уходящую вдаль. Несколько минут они молчали.
– Собираешь ягоды? – наконец спросил Николас. Вопрос был нелеп: сверху он отлично видел, что лежит в корзине.
Губы девушки, созданные скорее для смеха, нежели для чопорных гримас, чуть дрогнули, но выражение лица осталось прежним – невозмутимым и слегка отрешенным.
– Да, – подтвердила она.
Последовала еще одна пауза. Тишину нарушало только глухое постукивание копыт по дороге. Жеребец наконец подчинился воле наездника и не пытался больше перейти на рысь.
– Хочешь прокатиться? – предложил лорд Стэнтон, протягивая руку. Его длинные пальцы покрывал густой южный загар, несмотря на то, что он уже несколько месяцев находился в Англии, вдали от своего полка. Николасу пришлось примириться с вынужденным бездельем: ранение, полученное им в Тулузе, оказалось более серьезным, чем можно было предположить. Поговаривали даже, что он лишится ноги, но, к счастью, все обошлось. Несмотря на то что его правое колено сгибалось плоховато, Ник считал себя абсолютно здоровым и съездил в Лондон, чтобы убедить в этом и командование конногвардейского полка.
– Нет, благодарю вас, милорд. Вам вовсе незачем ради меня отрываться от своих дел.
– Уверяю, я буду рад оказать помощь леди.
Взгляд девушки на миг задержался на его красивом лице.
– Вы же видите, – возразила она, – что я не...
– Не леди? – подсказал Ник, удерживая на лице маску любезности.
– ... не нуждаюсь в помощи, – договорила девушка, пропустив оскорбление мимо ушей. Она перевесила тяжелую корзину на другую руку, вынула из рукава кружевной платочек и вытерла пот, выступивший над верхней губой.
– Это ягоды для варенья? – вежливо осведомился Стэнтон, завороженно следя за прикосновениями ткани к нежной коже над изящно изогнутой верхней губой спутницы.
Темные ресницы девушки дрогнули, пряча огоньки, пляшущие в глубине глаз.
– Для пирогов, – ответила она.
– Пирогов для твоего любимого?
– У меня нет любимого, милорд.
– У такой красавицы нет милого дружка? Трудно поверить! Неужели все здешние парни – слепцы?
– Может быть. По крайней мере мои чары их не трогают. Их всегда отвлекают... другие удовольствия.
– Значит, они безнадежно глупы, – подытожил Ник и бессознательным движением высвободил из стремени правую ногу, распрямляя ноющее колено.
– Я и сама иной раз так думаю, – согласилась девушка, наблюдая за ним. Спустя некоторое время она опять устремила взгляд на тропу.
– У тебя есть имя? – поинтересовался Стэнтон.
– Конечно, милорд.
На этот раз Ник не выдержал, и на его лице возникла улыбка, уже успевшая очаровать всю прекрасную половину столичного света. Как ни странно, она не произвела на девушку ни малейшего впечатления.
– Я могу узнать его?
– Может, да, – спокойно отозвалась та, выбрасывая из корзины веточки и листики, – а может, и нет. Не мне судить о ваших способностях, милорд.
– Неужели до сих пор тебе никто не объяснил, что дерзить господам нельзя? – со смехом спросил Ник.
– Никто, кроме вас, милорд. Но я уверена, что это всего-навсего досадное упущение.
– Ты – Гертруда, – предположил Ник.
– Что, простите? – переспросила девушка.
– Поскольку ты отказалась открыть мне эту тайну, я попытался угадать твое имя.
– Меня зовут Мэри Уинтерс, милорд.
– Ты живешь здесь, в деревне, Мэри?
– Да, милорд, вместе с моим отцом, викарием.
– Стало быть, ты и есть та самая дочь викария?
– Да, милорд.
– Ты уже закончила собирать ягоды, Мэри Уинтерс?
– Нет, милорд. Видите ли, лучшие ягодные места находятся вон там.
С этими словами она сошла с обочины дороги, отвела в сторону ветку, перегораживавшую едва различимую в траве тропу, и исчезла в зарослях словно по мановению волшебной палочки. Отведенная ее рукой ветка тут же вернулась на место.
Стэнтон остался один на безлюдной проселочной дороге. Еще до того, как вдали затих шорох листьев, он спешился и, отодвинув ту же ветку, повел жеребца через поляну, за которой в кустах скрылась девушка. Убедившись, что деревья заслоняют его от дороги, Ник обмотал поводья коня вокруг ветки и ласково провел ладонью по лоснящейся шее животного.
Обернувшись, он поискал взглядом девушку. Она стояла на искривленном стволе раздвоившегося дуба. Что-то помешало тянуться вверх одной половине ствола, и она образовала естественную скамью на высоте около фута от земли. Корзину девушка поставила в траву у второго ствола, прямого и крепкого, а сама держалась рукой за ветку. Сбросив соломенную шляпу, она освободила волну темно-каштановых локонов, которые, казалось, вобрали в себя весь блеск солнечных лучей, освещавших поляну. Девушка наблюдала, как Ник Стэнтон пересекает поляну.
– Похоже, вы хромаете, милорд, – заметила она.
– Три предыдущих дня мне успешно удавалось скрывать хромоту, – с улыбкой отозвался он, – поэтому я не заслуживаю столь суровой критики.
– Полагаю, причина хромоты – рана, полученная в бою?
– Разумеется! Уверяю, меня ранили во время сражения.
Губы девушки растянулись в полуулыбке.