Анна Соколова - Тайна Царскосельского дворца

А между тем истинная осторожность должна была бы подсказать Анне Леопольдовне, что рознь с Бироном не принесет ей существенной пользы и что только в возможном единении с ним лежит залог ее безопасности от происков Елизаветы Петровны. За цесаревну, помимо ее умения ладить с людьми, было имя ее отца, столь памятное и столь близкое всей мыслящей и отзывчивой России.

Анна Леопольдовна не хотела считаться ни с чем этим, и каждый день увеличивал ее личную непримиримую вражду против Бирона.

Регент тоже не дремал и в свою очередь искал всякие возможности досадить правительнице и отомстить ей за строптивость и «непокорность», как он, в своем непомерном властолюбии, решался назвать возмущение правительницы против его деспотизма.

В одной из бесед с нею, почти всегда оканчивавшихся более или менее сильными столкновениями, Бирон высказал правительнице намерение свести кое-какие счеты.

— С кем? — горделиво подняв голову, спросила она. — Со мной?.. Или, быть может, с самим императором?

— Его величество еще не мог возбудить во мне подобное желание! — ответил герцог. — Он еще ничем не мог оскорбить меня!

— Почем знать? — холодно рассмеялась Анна Леопольдовна. — Вы, ваша светлость, так легко обижаетесь… и вызвать ваш гнев и вашу месть крайне нетрудно!..

— Вы по себе это знать не можете!

— Вы думаете?

— Я убежден в этом, ваше высочество! Я, кажется, всегда старался по возможности быть угодным вам.

— Должна сознаться, что это вам не всегда удавалось!..

У временщика вырвался жест нетерпения и он воскликнул:

— Вы меньше, нежели кто-нибудь, ваше высочество, можете жаловаться на деспотизм моей власти!

— Это… очень понятно!.. Для меня ваша «власть» никогда не могла существовать. Я сама облечена властью и вам никогда не могла подчиняться!

— Осмелюсь возразить вашему высочеству, что тот тон, которым вы со мной говорите, вам лично не свойственен! Он наверно продиктован вам кем-нибудь.

— Я под чужой диктат никогда не жила и, надеюсь, жить не буду. Слишком сильное влияние, чье бы оно ни было, на лицо, облеченное властью, мешает и правильности, и достоинству этой власти!.. Я слишком близко и слишком недавно видела ясные доказательства этому.

Эти слова, прямо и смело брошенные в лицо временщику, были той каплей, которая переполнила чашу. С этой минуты Бирон дал себе слово окончательно погубить принцессу Анну Леопольдовну, не предвидя и не предчувствуя, что сам погибнет от ее властной руки.

Он учредил над ней самый строгий и неусыпный надзор и, не рассчитывая на верность и готовность ему служить со стороны Ушакова и Трубецкого, создал в самом дворце свою собственную тайную полицию, донесения которой выслушивал ежедневно с величайшим вниманием. Этим путем до него дошли слухи о присутствии на половине правительницы молодого гвардейского офицера Гладышева, и за последним был учрежден строжайший надзор.

Гладышев, пользовавшийся среди своих товарищей если не прямым авторитетом, то несомненной любовью и доверием, не скрывал ни от кого своих политических взглядов и, сам того не сознавая, вербовал сторонников как правительнице, так и младенцу-императору, которому хотя еще ничто открыто не угрожало, но судьба которого не могла не возбуждать известных опасений. Ведь слишком заманчива была та власть, которая с колыбели осияла его бессознательное детство, слишком велики были те прерогативы, какие были соединены с этой властью.

Товарищи молодого офицера, выслушивая его восторженные рассказы о приеме, сделанном ему правительницей, шутя высказывали не особо скромное подозрение в том, что молодая правительница нравилась ему как женщина и что его верноподданническая преданность ей и ее царственному сыну не совсем чужда другому, менее святому, но заманчивому чувству.

Такое подозрение вначале обидело молодого поручика, но, ближе и глубже заглянув в свое сердце, Гладышев сознался, что в словах товарищей была своя доля правды и, как с ним всегда случалось, прямо и откровенно сознался перед своими однополчанами в том, что полжизни отдал бы за то, чтобы один день пробыть на месте принца Антона.

— Вот нашел кому позавидовать! — рассмеялся один из присутствующих при этом офицеров. — Ведь она же терпеть его не может!..

— Ну, я сумел бы внушить ей иное чувство! — не без легкого самомнения заметил в ответ Гладышев.

Эти вольнодумные речи, произнесенные без малейшего желания кого-либо оскорбить или оказать кому-либо непочтение, а просто среди увлечения молодецкой беседы, подбодренной солидной выпивкой, были тотчас же переданы Бирону с добавлениями и комментариями, и гордый временщик дал себе слово воспользоваться этим, чтобы нанести солидный удар правительнице. Он отдал немедленный приказ об аресте и строгом допросе молодого офицера и решил сам лично оповестить об этом Анну Леопольдовну. Все это совпало с совершенно побочным и случайно подвернувшимся обстоятельством, которое тем не менее имело большое и роковое влияние на судьбу несчастного Гладышева.

Перед тем, как приступить к личному допросу арестованного офицера, Бирон, пожелавший несколько подкрепиться послеобеденным сном, был разбужен легким стуком, раздавшимся в его дверь.

— Кто там? — недовольным голосом спросил он и, различив голос своего доверенного камердинера-немца, вывезенного им из Курляндии, отворил ему.

— Что тебе нужно?.. И что тебе вздумалось будить меня? — недовольным голосом произнес Бирон.

Камердинер ответил ему несколькими словами, произнесенными на их родном простом наречии, что делалось только в тех случаях, когда он должен был сообщить герцогу что-нибудь, что никто не должен был понять, кроме их двоих.

Выслушав его, герцог смутился.

— Кто именно приехал? — спросил он.

— Брат и отец умершей Регины! — ответил камердинер. — До них каким-то путем недавно дошел слух о гибели Регины, от имени которой им, по повелению вашей светлости, ежемесячно высылали известную сумму.

— Что же им еще надо, если они деньги аккуратно получают? — недовольным тоном осведомился герцог.

— Они хотят знать, где она сама!.. Им до сих пор писали, что она в далекой командировке, путешествует в дальних странах вместе с принцессою.

— Ну?

— А теперь они получили извещение, что Регина убита, они желают, даже требуют, чтобы ваша светлость лично объяснили им, что сталось с их несчастной родственницей.

— Поди и объясни им, что я так же мало знаю о судьбе Регины, как и они, и прибавь, что меня напрасно беспокоить нельзя и что всякий, кто произвольно войдет в мои покои и вообще во дворец, может выйти оттуда прямо на плаху!.. Ступай!..

— Я пробовал урезонить их… говорил им все то, что приказывать изволите…

Этот разговор был прерван необычным шумом, раздавшимся со стороны внутренних покоев герцогской квартиры, и в кабинет Бирона вбежала герцогиня, вся перепуганная и бледная от волнения.

— Что с тобой… Что случилось? — спросил герцог настолько же недовольный, насколько и испуганный ее вторжением.

— Там… в застольной… какие-то приезжие шумят и бунтуют!.. Убить нас всех грозят!.. Ты уже ни над чем не хозяин в России… Нас скоро на улице бить будут! — вне себя бестолково причитала герцогиня.

— Какие приезжие? Откуда?.. — спросил Бирон, отлично понимая, о чем именно говорит супруга, но находя выгодным для себя притвориться непонимающим.

— Почем я знаю откуда! С той стороны, по их словам, откуда ты себе любовниц выписываешь, чтобы потом душить их, когда они надоедят тебе!

Она кричала все громче и громче, и одновременно рос и шум, доносившийся из застольной герцогской половины.

Там действительно кто-то бесстрашно бушевал, выкрикивая что-то на никому не понятном языке. Одна только герцогиня да присутствовавший при этой сцене старший сын Бирона понимали значение произносимых угроз и ругательств.

— Уйди! — проговорил герцог, обращаясь к жене и стараясь быть как можно спокойнее. — Уйди!.. Все обойдется… Я велю увезти их! Это какое-то недоразумение… Я разберу все это.

— Да тут и разбирать нечего! — вмешался в разговор герцог Петр. — Речь идет о той камер-юнгфере принцессы Анны, которая исчезла таким таинственным и непонятным образом… Это ее родные. Они требуют ответа, что сделалось с их родственницей. До них дошли слухи, что здесь она была не в качестве прислужницы, а в качестве любовницы какого-то очень высокопоставленного лица, и что затем она, по приказанию этого самого лица, была убита!..