— Очень. Но в данном случае я вполне серьезен.
— Не вижу разницы. Просто переменили позу.
— Почему бы и Вам не переменить? — он сделал шаг ко мне. — А то Вы так далеко сидите, что Вам не слышен стук моего сердца, и Вы не ощущаете, как кипит кровь в моих венах.
— Это не моя заслуга. Просто Вы — живой человек, у Вас должно биться сердце и бежать по венам кровь.
Он покачал головой.
— Раньше я тоже двигался и дышал, и делал все остальное, что делают живые люди, но я не жил.
Он хотел взять мою руку, но я быстро отдернула ее.
— Вы хотели дать мне книгу, не так ли? Он вздохнул и опустил руку.
— Да, конечно. Сейчас достану.
Он подошел к книжному шкафу и достал толстый том.
— Вот, смотрите. Возможно, название Вам знакомо. Я прочла вслух:
— «О происхождении видов», Чарльз Дарвин. Да, я слышала об этой работе. В прошлом году, когда она была опубликована, все в Лондоне только о ней и говорили.
Я перевернула обложку и увидела, что это было первое издание.
— Как вам удалось ее приобрести? Она была распродана за один день.
— Один из моих лондонских друзей, зная, что меня эти вопросы интересуют, приобрел ее для меня. Очень ему обязан. Так Вы читали ее?
— Нет. Леди Вульфберн не потерпела бы в доме то, что она называла «Такое богохульное произведение».
— Вы разделяете ее мнение?
— Не берусь судить о том, чего не читала. Хотя я слышала о его идеях, но это были мнения других людей, я же предпочитаю иметь свое.
— Вполне согласен. Может быть, Вы найдете возможность прочитать ее ради меня. Мне интересно знать Ваше мнение.
Я ожидала увидеть обычную насмешку в его глазах, но взгляд был серьезен. Значит, он имел в виду то, что сказал, хотя просьба прозвучала несколько странно.
Я пожала плечами.
— Если хотите. Но этой книгой уже занимались более умные люди. Боюсь, что не смогу добавить что-либо новое к их оценке.
— Тем не менее мне будет интересно услышать, что Вы о ней думаете. Если даже я не узнаю ничего нового об эволюции, то обязательно открою для себя что-то о Вас лично.
Эта перспектива меня не очень привлекала. Как и он сам, я не любила вторжения в свои сокровенные мысли.
Прошло несколько дней, прежде чем представилась возможность снова поговорить. Время прошло спокойно, ночи тоже были тихими. Погода стояла ясная. Полная луна, не затемненная тучами или туманом, приветливо освещала болота. Трудно было представить лучшую возможность совершить разведку и выяснить, что заставляло собак неистово выть по ночам, хотя теперь они были спокойны. Однажды я подглядела, как они растянулись на лужайке и мирно спали.
«Вот тебе и сторожевые псы», — подумала я с иронией.
Но, возможно, их просто ничто не беспокоило.
Спокойный ночной сон благотворно сказался на Клариссе. Щечки ее порозовели, глаза сияли. Она охотно и часто смеялась и не жаловалась, когда я уводила ее подальше от развалин во время дневных прогулок.
Новые платья были готовы и доставлены. Кларисса спокойно отнеслась к своим нарядам для прогулок и проявила гораздо больше интереса к моим. Они поражали многоцветной веселой гаммой и модными фасонами. Я тоже радовалась, как ребенок, глядя на них. Но я постаралась подавить свой восторг, вспомнив, что они были заказаны не для моего личного удовольствия, а для улучшения настроения Клариссы. Я боялась пережить разочарование, если позволю себе считать их символом новой и лучшей жизни.
— Что Вы сделаете со старыми платьями? — нагнув голову набок и неодобрительно разглядывал мой траурный тафтовый наряд, спросила Кларисса.
Я улыбнулась. В сравнении с яркими нарядами, разложенными на моей кровати, черная тафта действительно выглядела не лучшим образом.
— Одно оставлю, остальные уберу в чемодан. В шкафу все не поместятся, — ответила я.
Она предложила помочь мне, но я посоветовала ей надеть одно из ее новых платьев и пойти погулять. Она радостно побежала выбирать, что лучше надеть: темно-зеленое или темно-синее платье, которые Мэри отнесла уже в ее комнату.
Сняв с плечиков свои траурные одеяния, я повесила на их место новые наряды и, подвинув к шкафу стул, забралась на него, чтобы достать чемодан. Он легко соскользнул вниз и со стуком упал на пол. Я спустилась со стула и вдруг обратила внимание на крышку чемодана. По всей ее поверхности шел глубокий разрез, вернее, несколько разрезов, словно кто-то исполосовал его ножом в четырех местах.
Разрезы шли друг за другом в одном направлении, два средних были несколько длиннее наружных.
Кто мог это сделать?
И зачем?
Кто-то сделал это нарочно, чтобы досадить мне, но было непонятно, кому я причинила зло, чтобы так мстить.
В Холле у меня не было врагов, так мне, по крайней мере, казалось. Вряд ли это была попытка Его Светлости задержать меня в доме подобным образом, он сам предложил мне свободу выбора. Он скорее боялся, что я останусь вопреки своему желанию, чем уеду из протеста против его обращения со мной.
Осторожно я потянула кусочек надреза. Чемодан был приведен в полную негодность. Конечно, платья можно было положить, но лишь при условии, что их не понадобится перевозить.
Не могла ли миссис Пендавс испортить его, чтобы отрезать мне пути к отступлению? Я отогнала эту мысль. Представить такую добропорядочную женщину с ножом в руках, кромсающую мою вещь, было абсурдно. Даже ради Клариссы она бы на это не пошла.
Кто же тогда?
— Мэри?
Никогда. Сама она этого бы не сделала. Разве что по приказу. Но кто мог отдать такой приказ?
Я терялась в догадках. Можно было заподозрить Уилкинса, но он никогда не поднимался наверх, хотя его я могла представить за этим некрасивым занятием. Я знала, что меня он недолюбливает. Но зачем тогда мешать моему отъезду? Просто из зловредности? Трудно было поверить. Он мог сильно повредить себе, если бы хозяин узнал о том, что он сделал. А Уилкинс дорожил местом, здесь он получал намного больше, чем мог заработать в другом месте. Нет, это не мог сделать Уилкинс, как мне ни хотелось обвинить именно его.
Кто же? Оставалась Кларисса. Она, конечно, могла войти в мою комнату. Но реально ли было предположить, что ее желание удержать меня в Холле было настолько сильно, что она осмелилась на преступление?
Я не допускала этой мысли.
Должен был быть другой ответ.
Я попробовала припомнить, когда в последний раз я видела чемодан невредимым. Это было в день приезда, когда я оставила его в канаве у дороги. Постаралась припомнить, не было ли место завалено камнями, об острые края которых крышка могла распороться при падении. Нет, камней не было, только грязь и болотная трава. Может, Дейви порвал крышку, когда вез чемодан в телеге? Или на чердаке он попал на острый предмет?
Я прошла по коридору, ища Мэри, надеясь получить ответ. Она была на галерее, мыла окна, раскрасневшись от работы.
— Что случилось, мисс? — спросила она, поняв по моему лицу, что что-то не так.
— Ничего особенного. Просто я обнаружила, что мой чемодан весь порезан, и я хотела узнать, как это случилось.
— Да, я видела большие разрезы. Они уже были, когда я вынимала Ваши вещи. Думала, что носильщик неосторожно повредил крышку.
Я покачала головой.
— Может быть, Дейви знает? Это ведь он забирал мои вещи с дороги, где я их оставила вечером?
— Да, мисс. Он сейчас, наверное, в кухне. Если Вы спуститесь, то застанете его там.
Дейви восседал в кухне на табуретке, начищая ботинки Его Светлости. Это был тот самый молодой человек, которого я видела в саду. Наш короткий разговор мало что прояснил. Он заявил, что когда поднимал чемодан, он уже был разрезан, и он, как и Мэри, решил, что это случилось в поезде.
— Это не могли быть камни, мисс. Изрезана была верхняя крышка, а не нижняя.
Загадка казалась неразрешимой. Но, по крайней мере, хорошо, что некого было винить. Может, какой-нибудь зверь, тот, который убивал овец, или даже собаки, хотя Его Светлость уверял, что Кастор и Поллукс не выходят за ворота.
Дальнейшее расследование пришлось отложить. Кларисса увидела меня, когда я поднималась по лестнице, подбежала в новом платье и покрутилась в ожидании одобрения. Получив его, она настояла, чтобы мы тут же отправились на прогулку.
— Вот, смотрите, я принесла Матильду, — она покачала куклой перед моим носом. — Она никогда не гуляла по болотам и просто ни за что не согласится остаться дома.