— Неудивительно. Она уже одну веселую прогулку пропустила на этой неделе. Мы, конечно же, не сможем лишить ее еще одной.

Погода уже несколько дней стояла ясная и теплая, можно было не бояться тумана или дождя. Главное — сосредоточить внимание на том, чтобы не сходить с протоптанных тропинок. Одни были пошире — вероятно, проложены людьми или овцами, другие — совсем узкие — оставлены кроликами. Если держаться тропинок, то опасность попасть в трясину оставалась небольшой. Я старалась не терять Холла из виду, это было не трудно, так как башня была видна на километры.

— Ну как, нравится Матильде на болотах? — спросила я Клариссу, когда мы пробирались сквозь густые заросли высокой травы.

Она счастливо закивала.

— Но она говорит, что ей хотелось бы собрать красных цветов, чтобы приколоть в волосы.

— Васильков или лихнисов? У лихнисов более пурпурный оттенок.

— Все равно, только не репейник. Она не любит репейник.

— Очень мудро с ее стороны.

Я посмотрела на куклу и встретила, как и ожидала, всепонимающий взгляд ее синих глаз. Мне тоже захотелось, чтобы она поверяла мне сокровенные желания.

— У меня тоже когда-то была кукла, — начала я рассказ, полагая, что Клариссе будет интересно услышать про Мег. — Хотя она была не такая красивая, как Матильда.

Так мы гуляли по болотам, и я рассказывала историю своего детства. Сороки трещали у нас над головами, жужжали пчелы, но мне казалось, что я ощущаю звуки и запахи Лондона.

— И Вы не вернулись за ней? — спросила Кларисса, глядя на меня расширенными от ужаса глазами.

Я отрицательно покачала головой.

— Леди Вульфберн не понимала меня. Она подарила мне других кукол, красивых, как Матильда. Ей казалось, что так и нужно. Она хотела мне добра, — добавила я скорее, чтобы успокоить саму себя. Это было до рождения Анабел. — Но она не понимала меня.

Кларисса наклонилась к Матильде и горячо зашептала:

— Я тебя никогда-никогда не оставлю. Что бы ни случилось. Клянусь! — добавила она, словно это решало дело. — Матильда мой самый лучший друг, — заявила она. — После папы. Теперь и Вас, конечно. Но Матильде я могу все сказать. Даже то, что никому другому не говорю.

— Надеюсь, скоро ты поймешь, что со мной тоже можешь говорить обо всем, как с Матильдой.

Она благодарно сжала мою руку.

— Знаю, что Вы мне друг, Джессами. Но мне не нужно думать, правильно ли я поступаю, когда говорю с Матильдой. Она никогда не обманывает и не придумывает, даже если это в моих интересах, потому что я единственный человек, который ее понимает. Она, видите ли, немая, как Уилкинс.

Я остановилась от неожиданности. Идеальный поверенный. Как Уилкинс.

— Да, — пробормотала я невнятно. — Да, понимаю. Как это я раньше не подумала?

Разговор с Клариссой окончательно убедил меня в том, что в Холле есть секреты, которые лорд Вульфберн не желает предавать огласке. Уилкинс как раз был тем человеком, на которого можно было полностью положиться. Он не мог выдать ни случайно, ни намеренно. Он также не умел ни читать, ни писать. Любопытные качества для человека, выполняющего роль управляющего!

Что это была за тайна, надежно скрываемая Уилкинсом? Что-то связанное с развалинами? Я готова была забыть о данном обещании и отправиться туда, куда мне было запрещено ходить. Но не ночью, тайно, тем более, что собаки охраняли территорию. А если это сделать днем, то лорд Вульфберн наверняка узнает. Он пригрозил, что если ослушаюсь, то тут же отправит меня из Холла. Неужели он говорил серьезно? Да, можно было не сомневаться — он так и сделает.

И что тогда будет с Клариссой?

Рисковать было немыслимо.

Дни протекли опять по заведенному плану. Какие бы вопросы меня ни тревожили, им пока суждено было оставаться без ответа.

Каждое утро, поднявшись с постели, и каждую ночь, перед тем, как лечь спать, я подходила к окну и долго рассматривала башню, ища ответа. Возможно, если бы я не была целый день занята, то не смогла бы устоять перед искушением, но было много другого, что требовало моего внимания.

Прежде всего представлялось необходимым выяснить все подробности детства Клариссы — так я надеялась лучше понять ее. Она была сложным ребенком, многое скрывала, я хотела найти ключ к ее сердцу. Кое-что мне уже было известно. Мэри охотно рассказывала о моих предшественницах — гувернантках, но новой информации ее рассказы не давали. Все они были достойные, хорошо воспитанные молодые леди, которых приводили в состояние полного замешательства обстановка Холла и хозяин дома. Только мисс Осборн обладала достаточной силой характера и не боялась лорда Вульфберна. Но даже она не рисковала ослушаться его приказаний, по крайней мере явно. Однако собак она подкармливала неспроста. Мэри, казалось, была убеждена, что самоуверенность мисс Осборн объяснялась лишь позой. Правда, она недолюбливала эту надменную даму, которая часто превышала свои полномочия. Все эти сведения не помогали лучше понять ребенка.

Придя к выводу, что необходимо изучить прошлое девочки, я решила попросить лорда Вульфберна рассказать больше о его покойной жене. Такой неуместный вопрос мог спровоцировать его на новые выходки, но он и так искал повода, чтобы дать выход своим эмоциям, и находил его, если он не представлялся сам.

Тем не менее я заранее подготовилась к разговору и только ждала удобного случая. И он вскоре представился. В тот вечер лорд Вульфберн обедал один, но, видно, от одиночества послал миссис Пендавс, чтобы она попросила меня спуститься в гостиную.

— Пожалуйста, скажите Его Светлости, что я скоро приду, — передала я, так как нужно было привести себя в порядок.

Я надела самое нарядное из новых платьев — шелковое, цвета неяркого сапфира с пышными рукавами, красиво вышитыми манжетами и плиссированной юбкой. Проблему представляла прическа — плотный узел на затылке не шел к этом наряду. После нескольких неудачных попыток придать волосам более свободную форму, я отказалась от этой мысли и поспешила вниз.

Гостиная в Холле не обладала той роскошью убранства, которую я видела в доме Пенгли, возможно потому, что лорд Вульфберн чаще проводил время в кабинете и уделял этой комнате мало внимания. Позолота кое-где стерлась, обивка на подлокотниках кресел и дивана обтрепалась. Но гостиная все еще носила следы былой красоты. Камин был выложен из белого мрамора и отделан резьбой, хрустальная люстра поражала необычностью и роскошью формы.

Лорд Вульфберн сидел в кресле перед горящим камином, вытянув ноги, держа стакан бренди. Он задумчиво смотрел на огонь, когда я вошла, и, заметив меня, подался мне навстречу.

— Вы хотите постоянно заставлять меня ждать? — недовольно спросил он.

— Простите, милорд. Мне нужно было переодеться.

— В самом деле?

Он оглядел меня с головы до пят, заметив, как завязан каждый бант, на месте ли он расположен. Я вся сжалась под этим пристальным взглядом. Затем он отвел глаза и улыбнулся.

— На этот раз считайте, что получили прощение. Вы не зря потратили время.

Он грациозно поклонился и поднес мою руку к губам. Пальцы легко держали мою ладонь, губами он лишь слегка коснулся руки, но по мне словно пробежал огонь.

Он понимающе улыбнулся, догадываясь о моем смущении.

— Любой мужчина, увидев Вас в этом платье, влюбится сразу и до безумия, — его голос и слова дразнили, но взгляд был серьезен.

Я чувствовала, что нужно сменить тему, и сказала твердо:

— Я не заслужила столь высокой похвалы, милорд. Можно мне сесть?

Он еще несколько мгновений разглядывал меня, потом пожал плечами.

— Как хотите. Пожалуй, Вы правы. Ваша прическа оставляет желать лучшего.

— Я старалась, — ответила я, менее смущенная его критикой, чем похвалой, — и пришла к тому же выводу, который сделала для себя давно: я такая, какая есть. Изменить себя я не могу, да мне уже поздно меняться.

— Ну, ну, полно. Отступать из-за одной неудачи не следует.

— Я всегда гордилась своей способностью понимать ситуацию.

— И Вы, наверное, не меньше гордились умением не замечать очевидных вещей?

— Милорд?

— Вы цепляетесь за прошлое, мисс Лейн. Вам никогда не приходило на ум спросить себя, почему?

Я подумала и сразу же отвергла обвинение.

— В моем прошлом нет ничего, за что бы стоило цепляться. — Он слабо улыбнулся, но не продолжил эту тему. В этот вечер он был в сравнительно хорошем настроении, и, если не считать нескольких колкостей и смущавших меня взглядов, я неплохо провела время в его обществе. Около часа прошло в мирной беседе, он ни в чем не упрекал меня, как было раньше, даже стерпел несколько весьма смелых замечаний, что дало мне возможность перейти к интересовавшему меня вопросу.