У него сорвался голос, и перехватило дыхание. Тони ожидал увидеть, как от ужаса исказиться прелестное лицо ангела. Она непременно отпрянет от него и с криком убежит так далеко, где он больше никогда не сможет увидеть ее. Но она осталась стоять на месте. И смотрела на него прежним обеспокоенным взглядом. А потом спросила мягким ровным голосом:
- Как это произошло?
Тони отстранился от двери и отошёл от нее, не в силах видеть осуждение в ее глазах, когда она, наконец, осознает, кто стоит перед ней. Он подошёл к камину и положил руку на мраморную полку, чувствуя невыносимый холод в груди.
- Я думал… я думал, что он изнасиловал ее, надругался на ней…
Боже, он даже не представлял, что будет так мучительно трудно рассказать об этом! Он никогда никому не говорил о своем прошлом. Он собирался рассказать всё Алекс. Девушке, в руки которой собирался вверять всего себя и свое будущее. И пока что она никуда не убежала.
- Кто она? - снова раздался нежный голос ангела, который хотел услышать его историю.
И внезапно Тони ощутил непреодолимое желание рассказать ей всё. Абсолютно. Закрыв глаза и пытаясь справиться со сверлящей болью в сердце, он тихо начал:
- Оливия, дочь нашего соседа, лорда Блэкчёрча. Мы выросли вместе. Я знал ее с самого детства. Она была… Она всегда притягивала меня. Я постоянно искал повода встретиться с ней. Когда ж она выросла… Она превратилась в такую красавицу, что я не мог спокойно находиться рядом с ней. И из всех своих ухажеров больше всего она поощряла меня. Я был на седьмом небе от счастья. И решил, что она любит меня. А я любил её… - Тони прижал руку к лицу и едва слышно добавил: - Любил так, как только понимал это чувство…
Он замолчал, чтобы перевести дыхание. У него так сильно колотилось сердце, что могло остановиться раньше, чем он закончит свой рассказ. Еще немного времени, молил он у Бога, еще несколько секунд, чтобы он успел рассказать ей. А потом он попросит у Бога дать ему силы, чтобы вынести любые последствия.
Алекс стояла, не шевелясь, боясь прикоснуться к нему. Она всем сердцем хотела подойти и обнять его, но понимала, как мучительно это будет для него. Ему прежде нужно было высказаться. Это облегчит его страдания. Это освободит его сердце. Как освободило ее сердце собственное признание.
- По мере того, как шло время, моя привязанность к ней крепла и становилась всё сильнее. - Тони старался говорить об этом, не испытывая былого стыда за то, что с непростительной наивностью поддался лживым словам женщины, которая так легко предала его. - Я не представлял жизни без нее. И разлука казалась мне невыносимым испытанием, когда приходилось уезжать на учебу. Затем настала пора отправиться в Европу в Гранд-Турне. В тот день я взял с нее клятву о том, что она дождётся меня. Я боялся, что за время моего отсутствия она позабудет меня и поддастся обаянию других парней. И она поклялась, что дождется. Я поверил ей. Я так хотел ей верить! И ее слова дали мне силы пережить долгую разлуку. - Он покачал головой и с отвращением оторвал руку от лица. - Когда я вернулся и увидел ее… Я не поверил своим глазам. Она стала такой красивой, что дух захватывало. И ее красота не позволила мне разглядеть ее истинную натуру. Я был ослеплён. Я ослеп от ее красоты и позволил ей обвести себя вокруг пальца.
Было весьма противно говорить об этом, ненавидя себя за все те глупые поступки, которые теперь выглядели просто творениями бездарного и умалишенного гения. С каждым словом жизнь все быстрее вытекала из его тела. Тони лишь надеялся, что по истечению отведённого ему времени воскресшие демоны прошлого не решат отомстить, уничтожив его до конца. Когда он продолжил, его голос был похож на шершавый скрип гравия, поверх которого насыпали раскаленный уголь.
- Однажды она пригласила меня к себе в гости. Ее родителей не было дома, а она отпустила слуг. Она повела меня наверх… - Тони передёрнуло от того, что он должен был сказать. Господи, неужели он был так глуп! - Я не смог устоять перед ней, - выдохнул он потерянно и снова закрыл глаза. - Я хотел подождать до свадьбы, но она сказала, что раз мы любим друг друга, в этом не будет ничего греховного.
Алекс с трудом проглотила ком в горле, слушая такие подробности. Ей было ужасно больно знать о том, что он хотел любить другую, хотел касаться другую, и касался другой. Но ведь она не имела права расстраиваться из-за того, что произошло до нее. И всё же…
Он вдруг с гневом сжал руку в кулак.
- Я до самого последнего верил в это, пока однажды не понял, почему она поступила таким образом. Только так она могла избавиться от бремени своей девственности и одновременно привязать меня к себе навечно. Мой отец… он говорил мне, что она мне не пара, но я как упрямый осёл не желал признавать правдивость его слов. Он говорил, что я должен хорошенько подумать над самым важным шагом в своей жизни. Но я не послушался его. Чёрт побери, впервые в жизни я не послушался совета отца, убеждённый, что он не прав!
Алекс хотела подойти и обнять его, но снова не осмелилась. Он выглядел как раненое животное, которое не стерпело бы никакого прикосновения к себе, никакого вторжения в свою память до тех пор, пока весь яд не вытечет наружу. Почти как гнойная рана. Однажды Алекс уже имела дело с такой. И знала, как это опасно. Хранить в себе яд. Яд прошлых обид и боли.
- Я полагал, что все проблемы окончательно решены, когда добился у отца согласия на наш брак, - глухим голосом продолжил Тони, ничего не замечая вокруг. И почти ничего не чувствуя. Внутри словно все онемело, и он мечтал поскорее закончить этот отравляющий монолог. - Но теперь изменилось поведение Ливи. Ее словно подменили. Если раньше она не могла расстаться со мной, то теперь стала сторониться. Не желала видеть, не хотела разговаривать. Я не понимал, что происходит. И в какой-то момент я испугался, что она передумает, но она уверила меня, что выйдет за меня замуж, что бы ни случилось. Я хотел, чтобы это произошло как можно скорее, но она все просила отложить еще немного. Это начало сводить меня с ума, и я стал таким раздражительным, что мог наброситься на любого без повода. Слуги меня дико боялись, мама старалась не разговаривать со мной без повода… - Тони покачал головой. - Каким же я был идиотом! Сколько боли причинил тем, кто был мне по-настоящему дорог! Находясь в жутком раздражении, я велел собрать свои вещи и надумал поехать в Лондон, решив, что там немного отвлекусь и успокоюсь. И приведу в порядок свои мысли. Но по дороге понял, что это не выход и что это еще больше отдалит нас. Я развернул коня и поехал обратно в надежде откровенно поговорить с ней. Я хотел поставить ее перед выбором: или я, или свобода. Она как раз приехала проводить меня. И я надеялся застать ее в доме, но то, что я обнаружил, когда вернулся…
Ему показалось, что он снова стоит перед дверью кабинета отца. Перед чертой, которая разделила его жизнь на “до” и “после”. У него вдруг с мукой сжалось сердце, а легкие обожгло от нехватки воздуха. Голова стала кружиться, и перед глазами все поплыло, поэтому он снова закрыл глаза и сдавленно произнёс:
- Мамы и Эммы не было дома. Я услышал голоса в кабинете отца и помчался туда, решив, что отец вызвал Ливи на разговор, чтобы отговорить ее от желания выйти за меня. Но на самом деле… - Его рука непроизвольно сжалась в кулак так сильно, что побелели костяшки пальцев. - Когда я открыл дверь… Отец был не один. И он был совершенно голый. И она, Ливи… была совершенно… голой. Она лежала под ним на полу, и они сразу же после моего отъезда занялись любовью. - Тони замолчал, чувствуя, как болит горло от давящих спазмов. В тот день он испытал такое сильное потрясение, такое сильно разочарование. Он был предано родным отцом! И не знал, как после этого жить дальше. Он ненавидел весь мир, но больше всего ненавидел себя за то, что ему пришлось сделать. И он был приговорён жить с этим до конца жизни. С величайшим презрением к себе он процедил сквозь сжатые зубы: - Они очнулись, когда я вошёл в комнату. Какое-то время мы все смотрели друг на друга, а затем Ливи стала вырываться и кричать, что ее изнасиловали. У меня внутри словно что-то оборвалось. Она толкнула отца, подбежала ко мне и со слезами на глазах попросила защитить себя. Я был в такой ярости, что тут же бросился на отца, который все это время продолжал в каком-то оцепенении лежать на полу, и стал душить его с такой силой, что чуть не переломал ему горло. Всё закончилось слишком быстро. Он… он даже не сопротивлялся, словно бы позволяя мне наказывать себя за произошедшее. Когда он перестал дышать, я, наконец, отпустил его и только тогда осознал, что натворил, что произошло. Я не мог в это поверить… Я не представлял, что мне делать дальше. Я ведь только что задушил родного отца! Человека, который дал мне жизнь и научил меня жизни… А Ливи… Она подошла ко мне, положила руку мне на плечо и сказала… - Боже, эти слова были выжжены у него в памяти, и он никогда бы не смог забыть их! - Она сказала, что ей удалось, наконец, избавиться от того, кто мешал ее счастью, и сделать меня герцогом в одно и то же время. Она посмела после всего заявить, что я должен быть благодарен ей за это. Она сказала, что это был единственный способ покончить с ним. А потом… потом она наклонилась ко мне и прошептала, что я лучше отца в постели.