— Только это я от тебя всегда и слышала… даже когда нашла с разбитой головой и кровоточащим носом, после того как папочка швырнул тебя на шкаф. Но тебе и тогда было плохо, и сейчас.
Нора недоверчиво взглянула на дочь:
— А не поздновато ли тревожиться обо мне? Последние десять лет я прекрасно справлялась сама.
— Я должна была раньше связаться с тобой, — согласилась Кэрол. — Мне стыдно за все эти годы. Вначале я просто так сильно злилась на тебя, что не могла поднять телефонную трубку, а потом мы все больше общались с родными Блейка, и казалось, что без тебя как-то безопаснее, спокойнее.
— Ну, спасибо за честность. — Нора умолкла, заметив, что лимузин остановился перед ее домом. — И за то, что подвезла, спасибо.
— Я поднимусь с тобой. Раз уж я ждала тебя весь вечер, то не просто, чтобы подвезти домой.
Нора окинула дочь задумчивым взглядом, пожала плечами:
— Как хочешь…
— Сегодня вы больше не понадобитесь, спасибо, — сказала Кэрол водителю и последовала за матерью.
Они поднялись по лестнице в квартиру. Нора зашла в туалет, а Кэрол направилась на кухню, заглянула в холодильник, в шкафчики. Она проголодалась — на приеме почти ничего не ела, и теперь урчало в животе — и не сдержала улыбку, увидев знакомую коробку с печеньем. Кэрол поставила на стол печенье, картонку с молоком, два стакана. Она как раз наливала в стаканы молоко, когда в кухню вошла мать.
— «Орео» с молоком — твое любимое лакомство, — печально улыбнулась Нора.
— Похоже, и твое тоже. До сих пор.
— Да, так и не избавилась от этой привычки.
Они сели за стол. Достав одно печенье, Кэрол наполовину обмакнула его в молоко, откусила. Изу-мительно… вкус шоколада оживил воспоминания обо всех откровенных разговорах с матерью за молоком и «Орео»… До того, как она превратилась в дерзкого, несносного подростка, они с матерью были очень близки.
— Почему мы перестали пить молоко с печеньем? — прошептала Кэрол.
— В последних классах ты села на диету и сказала, что от печенья толстеют, — ответила Нора.
— Ты злилась на меня, когда я была подростком?
— С тобой было нелегко, но я всегда тебя любила. Вы с детьми пьете молоко с печеньем?
Кэрол отрицательно покачала головой, чувствуя, как еще сильнее щемит сердце:
— Может быть, няня давала им, когда они были маленькими.
— Ну, значит, ты чем-то другим с ними занимаешься.
— Я не очень хорошая мать, — призналась Кэрол. — В свое время наделала множество ошибок.
— Все матери совершают ошибки. Видит Бог, сколько раз я все портила.
— Я была слишком несправедлива к тебе. Не должна была так строго тебя судить.
— Знаю, но ведь я очень сильно подвела тебя, Карли. И не в день твоего тридцатилетия я сваляла дурака, а гораздо раньше. Не ты одна сожалеешь о прошлом.
Кэрол взглянула в материнские глаза, так похожие на ее собственные, и словно погрузилась в ласковое тепло.
— Ты когда-то говорила, что мы остались вдвоем, только ты и я — против целого мира.
— Я так и чувствовала. Нелегко было растить тебя, когда твой отец был рядом. Он мог быть милым, а потом словно дьявол в него вселялся. Когда он исчез, стало безопаснее, но труднее с деньгами без его заработков. Я мечтала подарить тебе все, что ты хотела, но не знала, как это сделать. Оказалось, я не такая умная, как ты, не такая смелая, не такая решительная. На самом деле, я горжусь тобой, Карли, — всем, чего ты достигла. Может, ты и добилась всего этого потому, что отвернулась от меня. — Нора вздохнула. — Я так уговариваю себя, чтобы душа меньше болела.
Кэрол, прежде оправдывавшая свое поведение тем, что мать сама виновата, только сейчас до конца осознала, как сильно обидела ее.
— Нет, это я не должна была бросать тебя. Ты это не заслужила. Ты изо всех сил старалась сделать для меня как можно больше. У меня остались счастливые детские воспоминания, просто я не люблю в этом сознаваться. Но сегодня вечером я будто прозрела: обвела взглядом переполненный зал ресторана и поняла, что никто из гостей меня не знает, никому я как человек не интересна. Мои дети удрали еще до того, как их мать задула свечи на торте. Блейк принял участие в празднике только потому, что использовал его для рекламы своей предвыборной кампании. И меня осенило: пора что-то изменить и прежде всего начать с себя.
— И ты приехала домой.
— Я хотела увидеть тебя, вспомнить то, что с таким трудом пыталась забыть.
— И что же?
— Я хочу все исправить. Только не знаю, как.
— И никакого плана из дюжины пунктов? Не похоже на тебя. — Нора улыбнулась, как прежде, будто все понимала и прощала.
— Да, никакого плана… пока, во всяком случае. Но одно я знаю точно: я хочу, чтобы ты была частью моей жизни, — с чувством сказала Кэрол.
— Замечательный план. А что на это скажет Блейк?
— Ему придется с этим смириться.
— Вот теперь я слышу свою Карли, — удовлетворенно кивнула Нора.
— Правда? Правда? — Кэрол и в самом деле почувствовала прилив энергии. — Я это сделаю, мама, вот увидишь. Я справлюсь. Я изменю свою жизнь. Мне сорок. Я начинаю новое десятилетие. И думаю, оно будет хорошим.
— Я тоже так думаю. Ну и что же ты сегодня делала, пока ждала меня?
Кэрол улыбнулась. С кем же поделиться, как не с мамой? Только маме из всех людей на земле она может рассказать правду:
— Целовалась с Алексом.
Мама поперхнулась печеньем. Закашлялась.
— Мам, как ты?
— Я не ослышалась?
— Может, мне должно быть стыдно, или я должна пожалеть о том, что сделала, но ничего подобного я не чувствую. Его поцелуй будто разбудил меня.
В маминых глазах заплескалось беспокойство.
— Карли, будь осторожна. Тебе есть что терять, и очень много.
— Я знаю, но сегодня я поняла одну важную вещь: я так старалась не потерять то, что у меня есть, что не сознавала, как много уже потеряла.
Нора вздохнула:
— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь.
— Еще не знаю. Но знаю, с чего должна начать.
9
Утопая в мягких подушках, Лиз с восторгом смотрела на мерцающие в небе звезды. Для нее эта ночь стала еще и калейдоскопом потрясающих видов: сначала с крыши больницы, затем с Потреро-Хилл и вот сейчас с яхты в Марине.
С трудом оторвав взгляд от звездного неба, Лиз окликнула Джона:
— Ты случайно не заблудился?
— Сейчас приду, — отозвался он.
По брошенным вскользь словам Джона Лиз представляла себе небольшую лодку с парусом, никоим образом даже отдаленно не напоминающую эту роскошную яхту с просторной каютой, забитым деликатесами камбузом и с шикарным диваном на корме. У друга Джона, похоже, водятся немалые деньги.
Джон вышел на корму, поставил на стол перед Лиз поднос с двумя дымящимися чашками кофе и тарелочкой с шоколадными конфетами.
— Опять еда? — простонала Лиз. — От диеты с завтрашнего дня мне точно не отвертеться.
— Эй, это же твой день рождения.
— Уже нет. Мы плавно перетекли из моего дня рождения в твой несколько часов назад. Кстати… — Лиз покопалась в своей сумке и протянула ему поздравительную открытку: — Это тебе.
— Так вот что ты там купила! — Джон открыл конверт, прочитал: «Старение неизбежно; взросление вероятно» — и улыбнулся Лиз: — Намекаешь на то, что я не повзрослел?
— Просто надеюсь, что ты никогда не потеряешь свой задор. Твоя жажда жизни заразительна. Если ты останешься Питером Пэном, я буду Венди. Когда я с тобой, то будто летаю.
Лиз положила ладони ему на плечи, заглянула в его глаза и увидела в них то же самое желание, что испытывала сама… Только Джон со своим желанием явно боролся.
— Что-то не так?
— Я не хочу, чтобы ты потом пожалела.
— Никаких сожалений, — сказала она с уверенностью, удивившей даже ее саму. — Я хочу этого. Я хочу тебя. Ты мое желание. Тебя я загадала на день рождения.
Джон отрицательно покачал головой:
— Не меня.
— Мне лучше знать, — прошептала Лиз. — Ты появился в нужном месте в нужный момент. — Она нахмурилась. — Почему ты сопротивляешься? Ты же говорил, что живешь ради нового опыта, новых впечатлений. Может, в постели я бесподобна?