Патриция Гэфни - Тайный любовник

– Что-нибудь еще?

– Кое-что из сказанного Кродди обо мне – правда. – Софи замотала головой, не соглашаясь с ним. – И есть кое-что еще, что он не сказал только потому, что не знает об этом, но чем я не особенно горжусь. Возможно, я не совсем тот кандидат в члены парламента, какого вы, предполагаю, ищете. Я не смею просить вас поддержать меня и, откровенно, гсворя, не знаю, зачем вам это делать.

Софи не могла долее сдерживаться.

– Я знаю… – начала она, но Коннор сжал ее талию, чтобы она замолчала.

– Несмотря на все сказанное, я тем не менее признаюсь, что по-прежнему хочу служить в палате общин. А если совсем откровенно, то очень хочу. Но скажу вам вот что. Если вы решите, что не сможете поддержать мою кандидатуру, мистер Ноултон, этот день и этот час останутся в моей памяти как самые счастливые в жизни, что бы ни случилось в дальнейшем, потому что сегодня я вновь обрел жену. – Он улыбнулся Софи, которая не сводила с него сияющих глаз. – Можете предложить мне пост премьер-министра, сэр, и, честно вам скажу, он ничто по сравнению с этим событием.

Сквозь слезы, застилавшие глаза, Софи показалось, что на спокойном задумчивом лице Ноултона мелькнула тень печали. Наверное, Коннор тоже заметил это. Голосом негромким и мягким он сказал:

– Не смеем далее отнимать у вас время, сэр. Хочу сказать, что я благодарен вам за терпимость по отношению к нам. И за доброту, – добавил он, вспомнив обещание держать язык за зубами, которое Ноултон вынудил дать Кродди.

Софи пролепетала что-то маловразумительное о переполнявших ее чувствах, поглядывая на дядю, сидевшего с чрезвычайно растроганным видом, что было на него не похоже.

Ноултон встал.

– Я против того, чтобы покровительствовать кому бы то ни было, – грубовато сказал он. – И не желаю брать на себя ответственность за выбор собственного преемника. Это должно быть делом избирателей, и если я предпочту вас, мистер Пендарвис, надеюсь, вы приложите все силы к тому, чтобы подобный порядок был утвержден законом.

– Я приложу все силы, сэр, – ответил удивленный Коннор.

– Я не говорю, что останавливаю свой выбор на вас, – продолжал Ноултон, раздраженно пыхнув сигарой. – Кродди вам больше не соперник, но его дружки, без сомнения, выставят кого-нибудь другого. И если этот кандидат окажется гением или святым, я поддержу его.

– И правильно сделаете, сэр.

– Приходите ко мне на будущей неделе, – неожиданно предложил Ноултон. – Не приводите с собой тех, кто вас выдвигает, приходите один. Приглашаю вас к обеду. Мы с вами поговорим.

– Благодарю за приглашение, сэр, – ответил Коннор, совершенно сбитый с толку.

– Думаю, Кродди кое в чем прав: вы настроены слишком радикально. Но я предпочитаю сам составлять мнение о людях. Так или иначе, в одном я могу согласиться с вами сразу. Не власть, которой человек добился, не состояние, которое он сколотил, не заслуженная слава дают ему удовлетворение, когда в конце жизни он удаляется на покой. Но те, кого он любил. Кто любил его. Ничто и отдаленно не сравнится с этим. В вашем возрасте я не догадывался об этом. То, что вы это поняли, говорит в вашу пользу. – Он улыбнулся, и лицо его словно помолодело. – Смотрите не забывайте этой истины.

– Никогда не забуду, – искренне пообещал Коннор без тени улыбки.

Они отправились в контору на Теймар-стрит, где Коннор провел эту ночь, за дорожным чемоданом, который он оставил там, когда Вэнстоун заехал за ним, чтобы отвезти к Ноултону. «Так вот куда ты уезжал каждый день». Софи с интересом осматривала скромную обстановку, стоя посредине маленькой комнаты, в которой царил хаос. Это была ничем не примечательная комната, деловым своим видом свидетельствовавшая, что здесь хозяйничает мужчина, но Софи разглядывала ее как зачарованная. Всю дорогу от дома Ноултона она во все глаза смотрела на мелькавшие мимо дома и людей, словно давным-давно не видела ничего подобного. Она так долго пребывала в спячке и теперь наконец проснулась. Коннор нежно обнимал ее, благодаря бога за то чудо, каким была его жена.

– О, хлеб! – восторженно воскликнула она, увидев полуприкрытые исписанными бумагами остатки вчерашнего ужина. – Как чудесно. Умираю с голода.

– Сделай одолжение, съешь.

– На этом ты спал? – удивилась Софи с полным ртом, показывая на заваленную узкую кушетку у дальней стены.

– Да. Иен подарил, когда узнал, что я остаюсь здесь на ночь.

– Ужасная кушетка, правда?

– Поэтому, наверно, его жена и позволила забрать ее.

Софи убрала с кушетки стопки книг и бумаг, одеяло, которым он укрывался прошлой ночью. Коннор озадаченно смотрел, как она уселась на освободившееся место и жестом пригласила сесть рядом.

– Что ты задумала?

Она ослепительно улыбнулась.

– Жду, когда ты меня как следует поцелуешь.

Рубашка, которую он складывал в этот момент, выпала у него из рук, а выражение лица было таким забавным, что Софи засмеялась. Кон засмеялся тоже – от радости, что обнимает ее, свою Софи, и поклялся, прежде чем поцеловать, что больше никогда не отпустит ее.

– И я тебя, Кон, – пообещала она, крепко прижимая его к себе. – Никогда. Ничто нас не разлучит.

– Отныне…

– …и навсегда. Что бы ни случилось.

Прежде они много раз давали друг другу необдуманные обещания: никогда не ссориться, например, но сегодняшнее обещание они сдержат, он это чувствовал.

– Софи, слава богу, что ты вернулась ко мне. У меня все из рук валилось, как подумаю, что потерял тебя. – Он обвел рукой комнату с разбросанными повсюду книгами и бумагами. – Все это осточертело, ни выборы были не нужны, ни поддержка Ноултона. Я продолжал по инерции работать, из-за Иена и других, но потерял всякий интерес. Даже если бы победил на выборах…

– Ты победишь.

– …с кем бы я разделил радость победы? Не было бы никакого удовлетворения. Просто началась бы долгая трудная работа.

– Прости меня за все. Я была ужасной женой. Нет, позволь мне сказать. Потеря ребенка – самое страшное испытание, которое выпало мне в жизни, Кон. Я словно провалилась в бездну и никак не могла оттуда выбраться. Я даже рада, что ты оставил меня. Слава богу, что ты решился на такой шаг, потому что это пробудило меня! Иначе я никогда не перестала бы скорбеть о ребенке, которого мы потеряли, но теперь я жива и снова могу все чувствовать, и ты так нужен мне. Думаю, я тогда еще не совсем распрощалась с детством – не знала, чем мужья и жены должны быть друг для друга, или забыла об этом. Ты мой любимый, Кон, мой лучший друг, и всегда останешься им. Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня за то, что я отвернулась от тебя. Но я просто… не могла…

– Софи, Софи! – Он целовал ее и не мог остановиться, хотя каждое ее слово было как бальзам на его истерзанную душу. – Я так счастлив, дорогая. Боже, не могу дождаться, когда мы окажемся дома. – Ее лицо все еще хранило следы вчерашних бурных слез, но она казалась ему прекраснее, чем всегда.

– Знаю, – с некоторым смущением прошептала она. – Потому что тоже не могу дождаться. – Неожиданно она широко распахнула глаза. – Но, Кон… зачем ждать?

Та же мысль одновременно пришла в голову и ему.

– Зачем ждать? – эхом откликнулся он, и столько чувства оба вложили в эти слова, словно только что изобрели паровой двигатель или открыли путь в Индию.

– И считать эту кушетку ужасной? – недоуменно продолжала Софи, обвив руками его шею и притягивая к себе. – Ах, как я соскучилась, соскучилась, соскучилась по тебе, – ворковала она, прерывая слова нежными поцелуями. – Быстрее, быстрее. – На ней был короткий черный жакет поверх кремовой блузки, и он просунул руку между их телами, чтобы помочь расстегнуть черепаховые пуговицы, не спеша, с наслаждением касаясь губами ее растянутых в улыбке губ. – Подумать только, это так порочно, – выдохнула она, откидываясь на спину и ероша ему волосы, – заниматься любовью здесь, а не дома в постели! Ты не считаешь, что это ужасно?

– M-м… кошмарно, – пробормотал он, продолжая раздевать ее. Он восхищенно смотрел на ее полную белую грудь, такую прекрасную и такую манящую. – О, Софи, взгляни, как ты красива! – Он подложил ей подушку под голову, чтобы ей было удобнее, когда станет ласкать ее.

– Хочу сразу, – прошептала она.

– Не говори ничего, закрой глаза.

– Нет, я хочу видеть тебя.

– Сегодня все будет по-другому. Я заставлю тебя закрыть глаза. – Он наклонился и прильнул губами к ее возбужденно вздымающейся груди. Ее прерывистое, беспомощное дыхание еще больше возбудило его. Он поднял голову, любуясь ею: губы полураскрыты, густые ресницы сомкнуты, щеки порозовели от жара желания. – Я люблю, когда ты такая, Софи.